Читать книгу "Спираль - Андрей Лазарчук"

Вошёл Серёга, гоня перед собой прозрачный столик на колёсиках. На столике стояли два чайника, графин с чернильно-чёрной жидкостью, два стакана и две чашки.

— Раз тебе алкогольного нельзя, то у нас и других вкусных приятных напитков хватает, — сказал Серёга. — Себе-то я налью, с твоего разрешения… — Он ногтем вскрыл тубус и вытряхнул бутылку. — Хорошее пойло! Никому не дам, сам выпью. Ну, давай… это вот зелёный китайский, а это тибетский, начинать лучше с китайского… а это морс, который я поминал, его у нас даже финны по локоть отрывают, хотя своей ягоды им девать некуда… Ну, за встречу.

— Ага. Рад видеть. В добром. Ну и вообще.

— Как твой паззл?

— Я его забросил. Спасибо за совет, кстати. Один раз показалось даже, что я его решил… — и Юра рассказал про сон и про звонок. — Но с того момента — как рукой сняло. Вернее, как чирий прорвался… Да, этот морс — всем морсам морс. Не дураки твои финны.

— И почти всё — местный продукт, что характерно… Так не расскажешь, чем я тебе так угодил?

— Не-а.

— Ну и ладно. Чай сам нальёшь, а то неудобно тянуться…

— Какие церемонии…

Чай тоже был хорош; уж на что Юра не признавал в чаях никаких свойств, кроме крепости, а должен был признать — вкусно.

— Слушай, Серёга, а такой маленькой просьбы ты не исполнишь: мне надо бы такой же коньяк вручить другому человеку, которого я не знаю, а ты, может быть, и знаешь. А?

— Как зовут человека?

— Ильхам Нафиков.

Серёга поставил стакан с коньяком на стол, наклонил голову:

— Ты серьёзно?

— Ну… в общем-то хотелось бы.

— И так же ничего не расскажешь?

— Да и нечего рассказывать… Ну, вы оба нечаянно сделали мне доброе дело. Я просто хочу отдариться.

— Нечаянно?

— Абсолютно. Не подозревая о моём наличии.

— Интересно девки пляшут… Так, начнём с малого: Ильхам не пьёт. То есть ни капли. Можешь его боттл сам выпить или мне отдать. Более существенно: если ты попытаешься как-то с ним связаться, то только растревожишь. Мужик он хороший, но пуганый — год назад у него дочку похитили, выкуп хотели, с тех пор он дёргается по малейшему поводу. Да и без повода тоже… Ну и вдобавок: человек восточный, тут же начнёт метаться, как бы отдарить тебя вдвойне, а у него и без того тяжёлый сейчас период. В общем, помочь могу одним: я ему позвоню, подготовлю, а ты скажешь пару тёплых слов. Идёт?

— Ну… Раз ты так говоришь… Ну а какой-нибудь там… часы… нет, кинжал. Кинжал старинный. Есть у меня. Могу через тебя передать, если напрямую напряг.

— Не. Я думаю, как раз тот случай, когда слова будет достаточно. Я его неплохо знаю… и это мой тебе совет. Звонить?

— Давай чуть погодя, я хоть подумаю… Ты меня слегка ошарашил.

— Такие вот они, ёжики, загадочные зверьки…

— Когда мы с тобой ехали — это ты его дочку выручал?

— Не впрямую, конечно… так, обеспечивал тылы. А ты догадлив, старлей.

— Слегка… Тибетский, говоришь?

— Ага. Говорят, его надо пить с молоком яка и ячьим же маслом, но я пробовал — редкая гадость. Да и нету в наших краях ячьего масла…

Вот этот чай был из тех, которые Юра понимал: густой, вяжущий, отдающий землёй и дымом, — в общем, настоящий мужской напиток. Он одолел полчашки, вытер со лба проступивший мелкий пот и сказал:

— Ну, давай позвоним. Раз уж нельзя иначе.

Серёга кивнул, о чём-то задумался на несколько секунд, потом вынул телефон, вручную набрал короткий номер, послушал гудки, дал отбой.

— Скоро он перезвонит.

Налил себе коньяку на донышко стакана, поднял на уровень глаз, прищурился.

— А ты, значит, к Ленке-лётчице клинья подбиваешь?

Юра поперхнулся чаем.

— Да ладно, ладно, — сказал Серёга, — всё путём. Дубна — средних размеров деревня, все всё про всех знают. Ленка — девушка заметная. И как нас товарищ Сталин учил: «Сын за отца не отвечает»? — так и дочка за мать тоже не должна…

— Ну ты догадлив, следак, — выдавил из себя Юра.

— Успехов тебе на этом трудном поприще, — без улыбки сказал Серёга, — ну и вообще. Давай.

И выцедил коньяк.

Тут же зазвонил телефон. Рингтон — стилизация под старину: дрыннь-дрыннь…

— Да, я. Привет. Нет, всё нормально. Сижу, пью хороший коньяк… да, некоторым не понять. Слушай, дело такое: тут незнакомый тебе человек хочет сказать пару добрых слов. Якобы ты ему мимоходом что-то полезное сделал и сам не заметил того. Ага. Нет, всё бывает. Мне вот он тоже проставился… и тоже не знаю, за что. Ага, ага. Передаю аппарат…

— Здравствуйте, — выдавил из себя Юра, вдруг жутко смутившись. — Не хотел беспокоить, просто… просто должен вас поблагодарить, а за что — ну, потом когда-нибудь, может, и расскажу. Вот… вот и всё. Спасибо ещё раз.

На том конце то ли глухо кашлянули, то ли подавили смешок.

— Всегда пожалуйста, — сказал очень густой голос без ожидавшегося акцента. — Мы точно не встречались?

— Нет.

— Возможно, дело поправимое… В любом случае — мне приятно. Спасибо за «спасибо». Дайте ещё Сергея, если можно…

— Тебя, — передал Юра трубку.

Серёга с полминуты слушал что-то, потом усмехнулся, сказал: «Ну, посмотрим, посмотрим…» — и дал отбой.

— Вот, — он развёл руками. — Дело сделано. Ильхам прослезился. Ты растрогал его железное сердце. Велено к тебе присмотреться.

— Даже «велено»?

— Ну, предложено. Он не мой начальник, если ты об этом. Просто хороший приятель, но с большими деньгами. Ты, кстати, кем работаешь?

— В охране.

— Серьёзно?!!

— Абсолютно.

— Но там же не платят.

— Ну… В общем, да.

— И какого же?..

— Там спокойно. А мне бы ещё годик продержаться — глядишь, вся дрянь вытечет, человеком стану.

— Хм! — сказал Серёга, сплетая пальцы и упираясь в сплетение подбородком. — Хм! А вот послушай. Есть у нас вакансия — что-то типа лесного обходчика. На вертолёте тебя забрасывают на три месяца в тайгу, домик хороший, благоустроенный, вода горячая, сортир тёплый, лучше чем в городе. И — один. Работа состоит в том, чтобы проходить по обозначенным маршрутам и вносить в дневник замеченные изменения. Потом тебя забирают, и три месяца — отпуск за половинный оклад. Полный оклад — шесть-восемь тысяч новыми за вахту, в зависимости от сезона…

«Новым» называли «общий» рубль. На момент введения его ненадолго привязали к доллару в пропорции один к одному. Сейчас доллар стоил чуть больше восьмидесяти копеек.