Читать книгу "Не отступать и не сдаваться. Моя невероятная история - Дэвид Ренсин"

Из-за проблем с языком меня часто задирали. Я как огня боялся школьных перемен: ученики окружали меня, отпускали язвительные замечания, глумились, пинали и щипали, пока я, сорвавшись, не изрыгал на них поток итальянских ругательств. Но, казалось, детей это только забавляло.

А еще я думал, что уродлив. Я ненавидел свои ноги, большие уши и особенно волосы, черные и жесткие, как проволока. Как же я хотел, чтобы они были прямыми! Я зачесывал их назад, но они все равно топорщились. Я мочил их на ночь, зачесывал их назад и спал, натянув на голову нейлоновый или шелковый чулок. Не помогало.

Я тратил уйму времени на обуздание своих вихров, и если кто-то дотрагивался хоть до одной пряди, ему было несдобровать. Однажды я даже ударил девчонку – хотя и не знал, что это девчонка. Я просто среагировал на прикосновение и вмазал не глядя. К счастью, удар прошел по касательной.

Мой старший брат никогда не изводил меня и всегда старался помочь. Он говорил, что спать с чулком на голове – классная идея. Вместе мы не раз экспериментировали, пытаясь различными способами прилизать мои волосы, – даже использовали оливковое масло. (Много позже, когда моя антисоциальность достигла апогея, я даже жевал чеснок, чтобы отпугнуть мальчишек. Для полноты кулинарной картины мне не хватало лишь тушеных томатов, пряностей и кастрюли.)

Дрались в школе часто, и, как правило, я оказывался среди побежденных. Мой отец, работавший на Тихоокеанской железной дороге, сделал мне из свинца набор гирь и научил боксировать. А еще принес подвесную грушу. Я вцепился в нее так, словно давно о ней мечтал, и уже вскоре, если мальчишки дразнили меня, мог дать сдачи. Со всей силы. Теперь уже победителем выходил я.

Курить я попробовал в шесть лет. В те времена многие взрослые, с которых мы должны были брать пример, курили – этим и объясняется мое тогдашнее любопытство.

Я помню свою первую сигарету. Я шел в школу, когда из проезжавшей мимо машины кто-то выбросил дымящийся окурок. Я подобрал его и сделал первую затяжку – просто чтобы понять, что в этом курении такого особенного. Немного дыма попало мне в легкие – я закашлялся, и у меня закружилась голова.

Но мне понравилось. После того случая я стал караулить проезжающие мимо машины. Если кто-то вдруг выбрасывал окурок, я тут же хватал его. Я подчищал пепельницы у нас дома и подбирал окурки в гостиницах и магазинах, фланируя туда-сюда с опущенной головой. Однажды я попробовал жевать табак – дело было в классе. Учитель заметил меня, но решил, что это обычная жвачка, и велел выплюнуть. Вместо этого я ее проглотил. Как же меня тогда скрутило!

Когда я перешел в третий класс, директор решил, что он достаточно долго терпел мои вредные привычки. Он перебросил меня через колено и отстегал огромным ремнем, который висел на стене в его кабинете. Вечером родители, увидев лиловые кровоподтеки, спросили, что произошло. «Меня отлупил директор», – простонал я.

– За что? – запричитала мама, обнимая меня.

– Увидел, как я курил.

Родительское сочувствие тут же испарилось. Не знаю даже, чего я ожидал в данной ситуации, но теперь уже отец перегнул меня через колено и прошелся ремнем. Но я не разревелся. Курить, правда, тоже не бросил.

Став старше, я часто бегал по поручению дяди Луи в магазин с запиской: «Пожалуйста, продайте моему племяннику пачку Chesterfield». Дядя давал мне деньги, я протягивал продавцу записку и получал сигареты. Конечно, мне хотелось иметь собственные сигареты, а не выковыривать их из пепельниц или подбирать с тротуаров. Несложно догадаться, что я предпринял – подделал дядину записку.

Но уже на второй попытке получить по ней сигареты меня поймали. Дело в том, что владелец магазина предусмотрительно сохранил одну из записок дяди и сравнил почерк. Уличив меня в мошенничестве, он позвонил маме. Меня наказали. Я же придумал как рассчитаться с подлецом.

Здания, располагавшиеся по обе стороны магазина, а также на противоположной улице, были промышленными. Летом порой стояла настолько непереносимая жара, что многие магазины не закрывали двери; они просто опускали на входную дверь огромную стальную решетку, позволяя таким образом циркулировать воздуху. И вот однажды в воскресенье, когда на работе никого не было, я взял рыболовную удочку и пошел в кондитерскую, прихватив с собой приятеля, которого поставил на стреме. Решетка была опущена, а дверь – широко открыта. Витрина со сладостями и сигаретами находилась на расстоянии примерно восьми футов от порога, и я приготовился «рыбачить». Приятель в это время смотрел во все глаза, не идет ли кто и не проезжает ли мимо машина. Занимался я этим промыслом каждое воскресенье, пока мама не заподозрила неладное, обнаружив мои тайные припасы, и не позвонила владельцу магазина, а тот в свою очередь в полицию.

Полицейские знали и любили моих родителей и потому сжалились надо мной. Я же упорно продолжал в том же духе, не обращая внимания на их доброе ко мне отношение. За свое поведение я просто получал очередной нагоняй от полиции и родителей, и все.

Позже, когда меня взяли в церковь помогать священнику во время службы, я выяснил, где именно святой отец хранил вино, и распитие спиртных напитков пополнило мой список вредных привычек. А еще я возглавил маленькую банду. Парни звали меня Мозг, потому что мне всегда приходили в голову идеи, как выйти сухим из воды. Мы воровали выпивку у бутлегеров, живших по соседству и торговавших домашним пивом. Во времена сухого закона и Великой депрессии они варили какое-то количество пива, продавали большую часть, чтобы продержаться на плаву, а остальное выпивали. Запах можно было учуять даже с улицы. Именно так их и обнаружила полиция. Наши соседи, Уинклеры, держали в кухне, за занавеской, под раковиной, большой глиняный кувшин. По субботам, когда все уходили в кино, мы забирались в дом и отводили душу.

Иногда мы брали награбленное на пляж, но после того как нас однажды застукали за распитием спиртного, я придумал кое-что получше. Мне тогда было, наверное, лет тринадцать. Я подрабатывал на летних каникулах на местной молочной ферме. Однажды я взял пустую литровую бутылку из-под молока, покрасил ее снаружи в белый цвет, а потом, налив немного краски внутрь, поболтал ее, чтобы бутылка окрасилась и изнутри тоже. Я перевернул ее вверх тормашками, поставил на газету и оставил на ночь, а на следующий день положил на крышу гаража подсохнуть на солнышке. Когда в следующий раз мы с мальчишками собрались на пляж, мы наполнили бутылку тем, что удалось наворовать, и валялись себе на песочке, пока «плавали» наши головы. Спасатели принимали нас за образцовых деток, попивающих полезное молоко.

В то, что мы пили молоко, было легко поверить, так как мы заедали напиток украденными из магазина Мейнцера пирожками. Поскольку многие магазины по воскресеньям не работали, рынки и некоторые рестораны иногда раздавали оставшуюся или подпорченную еду голодающим и нуждающимся, которые обычно собирались у черного хода к закрытию в субботу.

К тому времени, когда пришли мы, уже ничего не осталось. Поэтому мы направились в лавку Мейнцера спросить у хозяина насчет нетоварного вида пирогов, которые он бы все равно выбросил. Тот оказался не в духе и захлопнул дверь прямо перед нашим носом.