Читать книгу "Пищевая цепочка - Виктор Ночкин"

— Знаешь, Гоша…

— Знаю. Ну, по рукам?

— По рукам…

— Тогда так, вот это мой пакет, видишь, совсем небольшой, такой спрятать несложно. А здесь бабки, это тебе на командировку. Это только аванс, настоящая оплата будет после, не обижу!

Слепой мельком оценил достоинство купюр в толстой пачке — неплохо, конечно.

— Тебе по-любому в Зону сейчас, — бросил, не оборачиваясь, Дрон. — Наших всех взяли, теперь допрашивают, показания снимают. И до тебя тоже доберутся, потому как известно, что ты в «Звезде» жил. Значит, и за тобой не сегодня завтра придут. И никакие связи не помогут, никто тебя не прикроет. Петрищев за арестами стоит, он сейчас лютовать будет, чтобы компромат перехватить. Так что тебе либо на кичу, либо в Зоне прятаться. Ты бы всё равно туда свалил.

— Го-оша… — протянул сталкер. — А ведь ты мог бы мне это сразу сказать?

— Не мог, — Карый неожиданно улыбнулся. Улыбка в лунном свете вышла усталая, вымученная. — Я хотел, чтоб ты сам, по-честному. Чтоб сам меня выручить согласился. Так оно человечней будет, правильней.

А Слепой подумал, что Гошина человечность — редкий зверь, можно сказать, мутант. Но вот из-за таких нечастых его поступков как раз и стоит ему помочь.

— Не сомневайся, Слепой, — поднимаясь, заключил Гоша, — ты всё правильно решил. Пара недель в Зоне — и всё позади. Ты там не рискуй. Это и в моих интересах, чтоб ты целым возвратился и груз принёс. Держись, где потише… А меня завтра взорвут, и я исчезну.

— Чего? Как взорвут?

— Машину заминируют — и привет. Собирайся, жду во дворе, подкину тебя к Периметру, перед рассветом будешь прорываться.

Машину вёл Дрон. Гоша на переднем сиденье помалкивал, и Слепой снова начал засыпать. Сперва он перебирал в памяти, что мог позабыть в спешке, что не сунул в рюкзак, потом плюнул на это занятие — всё равно уже не будет возможности возвратиться. Если чего не хватает, придётся на ходу выкручиваться, благо деньгами Карый снабдил. И в конце концов, почему бы не навестить напоследок старых друзей? После свадьбы вряд ли представится случай… А Ларик поймёт. Должна понять.

Разбудил сталкера Карый:

— Подъём, Слепой! Приехали, выметайся. До стрелки двадцать минут.

Слепой зевнул, потёр глаза. Хотел потянуться, но в тачке было тесновато. Нашарил под ногами лямки рюкзака и выбрался наружу.

До рассвета оставалось совсем немного, час или около того, небо сделалось серым, а восток уже окрасился в цвета зари, опушка леса чётко рисовалась на фоне розового безоблачного неба. Траву густо усеяли капли росы, в низинах серой ватой лежал туман.

Дрон заглушил мотор и полез из машины; этому великану требовалось извлекать себя из салона по частям — выставил наружу ноги, потом голову, плечо… Гоша уже прохаживался перед капотом, курил. При каждом шаге его мокрые ботинки оставляли длинные следы — примятая трава стелилась волнами, как кильватерный след за кораблём.

— Карандаш не опаздывает, — бросил он через плечо, — пунктуальный хрен! Осталось… восемнадцать минут. Вот увидишь, подвалит точно.

— Карандаш? Это который сафари для туристов устраивает?

— А, слыхал о нём?

— Известная личность. А он здесь каким боком?

— Тебе на ту сторону нужно? Нужно, — принялся объяснять Карый. Он волновался, ему хотелось поговорить, чтобы занять время ожидания болтовнёй. — А старыми каналами я не могу воспользоваться, по эту сторону Периметра любая собака может оказаться купленной, здесь же всё под Петрищевым. Кругом его люди. Куда ни ткнись, отовсюду к нему ниточки тянутся, смекаешь?

— «Далеко простирает химия руки свои в дела человеческие», — процитировал Слепой.

— Трепло. При чём здесь химия? Чего это ты?

— Это не я, а Михайло Ломоносов.

— А, ну ладно. В общем, у Карандаша своя крыша, он с военными не связан, и подчинение у него федеральное, плюс связи в Москве.

— «Рука Москвы», ага. Москва тоже далеко простёрла. Так что, с Карандашом меня отправишь, как лаборанта?

— Нет, Слепой, этот вариант тоже не прокатит. При любой отмазке тебя всё равно засекут. Прорыв сделаем изнутри, из Зоны… Нашумим, конечно… Дрон, ты бы приготовился пока что, а?

Верзила полез в багажник, зашуршал брезентом.

— Как это — прорыв изнутри?

— Не кипешуй, сейчас увидишь. Может, пока что в кустики прогуляешься? Потом некогда будет.

Гоша докурил, втоптал сигарету в мокрую измятую траву. Дрон вылез из-под крышки багажника, в каждой руке у него был АКМ.

— Ого-о, — протянул Слепой. — А если бы нас по дороге тормознули с проверкой?

— Теперь уже всё равно, — меланхолично пожал плечами Дрон. — Семь бед — один ответ, мы хоть так, хоть этак в розыске. Держи. И патроны тоже.

Слепой взял «калаш», привычно проверил, щёлкнул затвором. Вдалеке загудел мотор, показался грузовичок «BMW».

— Вот и Карандаш, — объявил Гоша. — Слушай, Слепой, мы сейчас в двух километрах от Периметра. У Карандаша есть такая установочка…

— Манок, — вставил Дрон.

— Ага, манком её называют. Радиопередатчик, который испускает радиоволны. Эти сигналы привлекают мутантов. Собак, там, ваших всяких… ну, ты в курсе. Военные иногда используют, чтобы стаю под обстрел заманить, когда у границы Зоны территорию зачищают. Не знаю, как манок к Карандашу попал, это военная разработка…[1]

— У Вандемейера[2]что-то наподобие имелось, — вспомнил Слепой.

— В общем, Карандаш везёт манок, здесь его врубим и устроим гон. Собачки по минным полям сюда дёрнут, расчистят дорогу. Только не спрашивай, во сколько мне это дельце обошлось! Если я скажу, ты не поверишь.

— Ничего себе! Так ты хочешь, чтобы я против гона шёл? Эх, Гоша, сказал бы я тебе…

— Потом скажешь… — Гошу, конечно, ничего не смущало. — Здорово, Карандаш!

Из «BMW» вылез коренастый крепыш в камуфляже, перетянутый ремнями. Вместо приветствия он только махнул рукой:

— Давай не тянуть. Ты готов? Я машинку запускаю. Карандаш явно нервничал, он и двигатель глушить не стал. Едва дождавшись Гошиного согласия, побежал к кузову, отпер дверь, сунулся внутрь.

Дрон перекинул автомат на локоть, поглядел на часы:

—По Карандашу можно хронометр выставлять. Ноль три сорок, собачья вахта.

— Это ты к чему? — удивился Гоша.

— На флоте до четырёх часов — «собачья вахта». Стоять её трудно, потому что под утро спать очень хочется. Вот и прозвали «собачьей».