Читать книгу "Невидимый папа - Дарья Доцук"

– Ну и что, что разница в возрасте? На то он и старший брат, чтобы старше быть! И, знаешь, я ему всё равно напишу!

Так мы и расстаёмся.

5. Письмо

Я всё прокручиваю в голове Женькины слова – «не захочет отвечать», «у него своя жизнь…» Зачем она всё это наговорила? Вот зачем? Я теперь сомневаюсь.

И ведь не пишет, не извиняется. Может, ей вообще не стыдно? А может, завидует? Или настроение плохое было? Ведь не может так случиться, чтобы Филипп не захотел, не ответил. Не может, и всё.

Мне охота избавиться от этих мыслей, вынуть их из головы и отложить куда-нибудь, потому что сейчас нужно сосредоточиться на другом – на письме брату. Я достаю дневник и записываю всё, что произошло у нас с Женькой. Мама говорит, что гнетущие мысли, которые некогда или не хочется сейчас обдумывать, можно оставить в дневнике на потом. Освободить в голове место для чего-нибудь хорошего и радостного. Она так всегда делает, с пятнадцати лет. У неё целая полка дневников. Они стоят толстые и набухшие, как намокшие книжки, на каждом корешке значится год. Я пробовала тайком читать, но у мамы почерк – это что-то. Как будто алхимик на латыни написал. А мне так интересно – ведь там, наверное, и про папу есть.

Когда маме грустно, она выбирает какой-нибудь дневник наугад и перечитывает с любого места. Конечно, она только делает вид, что наугад – чаще всего это что-то школьное или институтское. И ещё она любит год, когда я родилась. И хотя с папой они, по-моему, уже тогда не ладили, маме нравится зачитывать вслух отрывки про маленькую меня.

Когда наш с Женькой разговор перенесён в дневник, мне и правда становится легче, но не совсем легко, всё равно горьковато. Как будто Женька мне чужая – вот как она себя повела. Зачем она так?

В дневнике между страниц папина фотография. Я иногда, вот как сейчас, подолгу её рассматриваю. На ней папа студент. У него весёлые, озорные ореховые глаза. Счастливые.

Папа наверняка обрадуется, если узнает, что его дети познакомились, подружились, как и положено брату и сестре. Может быть, Филипп что-нибудь знает о папе?

Я открываю «сообщения» и приступаю. О Женьке подумать ещё успею, а сейчас – письмо. Сколько всего мне нужно ему сказать! Но, глядя, как посреди белой пустоты мигает курсор, я вдруг теряюсь: с чего же начать?

«Здравствуйте, Филипп. Извините за беспокойство, но мне нужно сообщить Вам кое-что очень важное. Вы, наверное, ужасно удивитесь, как удивилась я, когда узнала, что…»

Нет, слишком официально, надо как-то сразу по-дружески начать. Удаляю и пробую заново:

«Привет, Филипп. Можно на “ты”? Пишет тебе твоя сестра…»

Нет, пожалуй, писать «сестра» не совсем верно, нужно уточнить. Всё-таки сёстры бывают разные: родная – не то же самое, что двоюродная. А кто Филиппу я? Какая сестра? Я лезу искать, как это правильно называется – по-моему, сводная?

Нет, сводная – это с которой нет никакого родства, дочь мачехи или отчима от прежнего брака, а мы с Филиппом, оказывается, единокровные. Как хорошо, что не сводные! «Сводная сестра» звучит как «злая мачеха», а единокровные – красиво, значительно. Как из «Маугли»: «Мы с тобой одной крови».

«Здравствуй, Филипп, – начинаю я в третий раз. – Надеюсь, ты не очень обидишься, что я вот так сразу к тебе на “ты”. Дело в том, что вчера я узнала, что мы с тобой приходимся друг другу единокровными братом и сестрой. У нас общий папа – Дмитрий Востриков. Я его дочь от второго брака. Меня зовут Женя.

Папу я совсем не помню. Я живу вдвоём с мамой, но мама о нём говорить не любит, а мне очень интересно. Может быть, ты что-нибудь знаешь? Вчера мама проболталась, что у меня есть старший брат, и я тут же решила тебе написать. Мне бы очень хотелось с тобой познакомиться. Надеюсь, ты будешь не против.

Женя».

Я перечитываю письмо, как контрольное сочинение – дважды: сначала по содержанию, а потом исправляю ошибки и опечатки. Только почему-то волнуюсь я гораздо сильнее, чем когда сдаю сочинение, так что на всякий случай решаю перечитать ещё разок.

Ну, вроде ничего. Мне вдруг приходит в голову, что Филипп может засомневаться в нашем родстве. Нужны какие-то доказательства, а то решит ещё, что я самозванка. На всякий случай я сканирую папину фотографию и прикладываю к сообщению. Всё, готово.

Однако я снова медлю, снова спрашиваю себя: «А вдруг и правда не ответит?» Но вот смотрю на папину фотографию и уговариваю себя, что ничего не потеряю, если отправлю это сообщение. Ещё вчера у меня не было брата, а теперь есть. Ну не ответит и не ответит. Всегда стоит попробовать. И я нажимаю «Отправить».

В ожидании ответа я пытаюсь чем-нибудь себя занять: немного читаю, листаю новости друзей, рисую на тетрадном листочке девушку в старинном платье, с длинными волнистыми волосами, но ни на чём не могу толком сосредоточиться. В конце концов я просто сижу и, как робот, каждую секунду обновляю входящие сообщения. Вдруг Филипп уже прочитал? Мне страшновато, что он не ответит до вечера – я же тогда ни за что не засну, так и просижу у экрана до утра. А может, он не ответит вовсе.

Я перечитываю своё письмо – какое глупое и детское! «Мне бы очень хотелось с тобой познакомиться»! Надо было всё написать по-другому.

Так, ладно, вдох-выдох. В окно заглядывает рыжее закатное солнце, как бы поддерживая меня, обещая, что всё будет хорошо.

Где-то через полчаса наконец приходит ответ. Я одновременно счастлива и страшно напугана.

Открываю нерешительно сообщение и читаю медленно-медленно, чуть ли не по слогам – боюсь, что там будет совсем не то, что мне хочется прочитать.

«Привет, Женя! Вот это новости! Не каждый день получаешь такие сообщения. Сижу себе с другом в кафе, ем бургер, и тут – БАМ! Взрыв мозга! Ты не подумай, это я в хорошем смысле. Просто я такого вообще не ожидал. Мне мама про тебя никогда не рассказывала. Ну оно и понятно. Про папашу она тоже не особо распространяется. Но кое-что я из неё всё-таки вытянул, я настырный. Встретимся – расскажу. Ты территориально где? А вообще, это здорово, что ты написала.

Твой новоиспечённый брат».

Я вскакиваю со стула и хожу по комнате – от счастья и волнения мне хочется подпрыгнуть. Он ответил! Он рад! Удивлён, ошарашен, но всё-таки рад! Даже встретиться готов, и, более того, ему что-то известно о папе. Все Женькины слова, все мои страхи меркнут на фоне этого письма. Теперь у меня точно, совершенно точно есть старший брат.

6. Встреча

Я переминаюсь с ноги на ногу возле школьных ворот. Жду. Позади бесятся на площадке четвероклашки, в «вышибалы» играют. Верещат, как воробьи, которые мельтешат и чирикают в большом, голом ещё сиреневом кусте. Их там штук сто, наверное. И уж как они кричат, но наши четвероклашки всё равно громче.

Погода уже совсем сухая, весенняя. Ветерок – и тот потеплел, вот они и повыскакивали – четвероклашки и воробьи.