Читать книгу "Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин"

Я пытаюсь остановить все непроизвольные мысли и сконцентрироваться на дыхании, на гребках, я пытаюсь максимально, как только возможно, очистить свой мозг, отогнать всё, что отвлекает, все шумы и в особенности беспокойство о растущей рассеянности. На прошлой неделе я зашёл не в ту аудиторию и начал читать лекцию не тому курсу.

Я пытаюсь остановить работу своего сознания, пока нахожусь в движении, стать единым целым с водой и с космосом. Вода – это мать жизни. Вода используется в священных ритуалах многих религий. Евреи считают воду зеркалом небес, христиане используют её для крещения, а мусульмане для омовений. Буддисты заявляют, что хотя вода течёт сквозь вас и окружает вас, тем не менее вода не поддаётся объяснениям! Вода священна. Вода – это духовный и материальный источник жизни. К сожалению, меня касается не чистая вода, не свободно текущая вода, не святая вода, а хлорированная вода с добавлением человеческих экскрементов, она в оковах и имеет форму стенок бассейна, и не освящена. Я не хочу думать о том, что меня окружает, – вода, пловцы, тюрьма-бассейн. Пока я плаваю, я не хочу, чтобы мой разум отдавал мне приказы или беспокоил меня, или, например, говорил мне, о ком судить, или о чём судить, или каким образом судить. Я стараюсь находиться над водой и над неприятностями, которые имеют место быть за пределами моего разума, и над тем, что досаждает мне изнутри. Я вижу утонувшего таракана и задумываюсь о различиях между нами. Я задумываюсь о своём сознании, которое представляет собой программу, установленную во мне природой и культурой и, возможно, немного и мной самим. Буддисты с уважением относятся к жизни таракана, как и к любой жизни, в то время как другие давят их, и это их нисколько не беспокоит.

Я должен заново обследовать своё сознание. Мой мозг одновременно и заражён, и обогащён моим воспитанием, образованием и огромным количеством не самых лучших средств массовой информации. Не спрашивайте меня, каким образом и почему я сейчас слышу голос своего отца:

– Не бойся темноты, сын мой!

И я слышу свой собственный голос:

– Не бойся света, папа!

И я слышу его громоподобный смех, словно он поднимается со дна бассейна! Несмотря на все прошедшие годы, я всё ещё слышу его, будто он до сих пор жив, будто он ещё раз с любовью говорит мне:

– Пожалуйста, сегодня больше никаких вопросов!

Теперь я задаю вопросы реальности, но несмотря на её многочисленные языки, реальность продолжает молчать, словно это будущее. Молчание – это то общее, что есть у реальности, Бога и будущего.

Я также являюсь отпрыском-мутантом своей силы воли и компромиссов, на которые был вынужден пойти. Также в некотором роде и степени моё сознание и мои моральные устои не созданы мной – они не мои, это не я. Сколько людей живут под моей кожей, в моём черепе? Как мне откопать истинного меня из-под толстого осадка внушённых мне идей? Это если, конечно, истинный я вообще есть или когда-то был. Подсознательно и сознательно я стал личностью, которую я должен пытаться узнать и очистить, словно это загрязнённая вода, которую мне нужно пить. Очищение разума, как уборка дома, никогда не должно прекращаться. К этим мыслям меня привёл страх перед потерей памяти. Я должен изучить моё прошлое – теперь или никогда.

Почему я не могу верить в то, во что верит большинство людей? Многие люди верят, что Бог – сочувствующий и сострадательный, но тем не менее они также видят, что дети рождаются в генетическом, физическом, умственном и социальном аду, хотя в этом нет никакой их вины. Почему? Множество людей верят, что отец Иисуса создал Вселенную всего несколько тысяч лет назад из ничего – в противовес современной науке. Я люблю Иисуса, как блестящего революционера, который проповедовал любовь, как силу для просвещения человеческой души и изменения обстоятельств и условий, в которых находится человек.

Мне на ум приходит слово «невежество». Не знать – это очень по-человечески. Все вместе мы знаем вероисповедания, науки, искусство, языки, историю и географию, но каждый из нас знает только крошечную часть того, что известно коллективно. Так что я не знаю очень многого из того, что, как я знаю, знают другие, и я также не знаю, что известно, а что не знает никто. Так что мы все очень невежественны! На самом деле очень невежественны! Как можно убедить или заставить людей понять этот простой факт – то, что они невежественны, и то, что они не знают, что они невежественны, и при этом не оскорбить их? Пусть даже для этого придётся их обаять и очаровать! Как можно им сказать, что история создания, представленная в авраамических священных книгах, ошибается на миллиарды лет? Нет никаких доказательств ни одной истории создания, ни в какой религии вообще! Как можно им сказать, что масса вещей, в которые они верят, не соответствуют действительности? Эти причиняющие мне беспокойство незваные мысли заставляют меня бешено плыть, словно я тону в них или пытаюсь убежать от собственного невежества. Я говорю себе: «Ты невежественен, Пируз», – просто для того, чтобы посмотреть, какие будут ощущения.

Я только что нарушил обещание, данное себе самому, не давать этому шуму, который мысли создают у меня в голове, меня беспокоить во время плавания. Нелегко достигнуть ощущения тишины и спокойствия и сконцентрироваться на одном виде деятельности за раз просто потому, что я так хочу. Мне нужен духовный и интуитивный скачок, чтобы генерировать и продлевать состояние «никакого шума в голове». Я пытаюсь. Я буду дальше пытаться. Может, я сейчас занимаюсь этакой не-медитацией – я наблюдаю за тем, как мысли проходят сквозь меня, как сквозь сито, и тонут в окружающей меня воде перед тем, как успеют вызвать у меня слишком сильное беспокойство. Ядовитые мысли, как искусственные пищевые добавки, могут принести вред всем частям тела. Такие мысли всегда меня беспокоили.

Кто, кроме меня самого, может освободить меня от болезненных мыслей о прошлом и от опасения не оправдать ожиданий? Освободить меня от моего собственного сознания, от лжи, которая укоренилась в нём, от моей ложной идентичности, которую мне нелегко понять? Наконец я прекращаю своё неистовое плавание и по-собачьи гребу к лестнице.

Только выйдя из бассейна, я по рассеянности думаю, что уже нахожусь в мужской раздевалке, и спускаю плавки до колен. Я слышу крики и эхо криков. Женщины оборачиваются. Мужчины смеются. Вокруг меня нарастает волнение. Я натягиваю плавки.

– Новый мат вокруг бассейна голубого цвета, – поясняю я спасателю. – Он того же самого голубого цвета, что и мат в мужской раздевалке. Это был обман зрения, пока я думал о другом. Простите.

Я исчезаю со сцены, как мокрая мышь, за которой гонится стая голодных кошек.

Теперь я в раздевалке и дрожу, как будто бы оказался голым в снежную бурю. Моё беспокойство превращает меня в деформированное существо. Лысый мужчина храпит перед телевизором, где на экране вовсю палят из ружей. Полный мужчина запрыгивает в нижнее бельё, как слон в цирке, выполняющий трюки за горстку арахиса. Всё кажется искажённым. Изуродованным. Мне страшно. Я оглядываюсь вокруг и не нахожу ничего нормального, что могло бы меня успокоить. Всё кажется угрожающим.