Читать книгу "Маршал Говоров - Вадим Телицын"

Говоров помнил, что Флеров учился у него в академии, и успел до начала войны с отличными оценками по всем дисциплинам окончить первый курс. И по прибытии в часть убедился: знания капитан экспериментальной батареи применял в бою с полной отдачей.

«…Огневая позиция батареи реактивной артиллерии располагалась на опушке леса. Между деревьями пристроились грузовые трехосные машины, прикрытые сверху плотным брезентом. Вот расчеты сняли брезентовые чехлы, обнажив направляющие с установленными ракетами-снарядами. Дальность их полета достигала восьми километров. Ракетчики заняли свои боевые посты, проверили механизмы и прицелы.

— Готово, — доложили командиры расчетов капитану Флерову, который не спускал глаз с наручных часов.

Томительно, словно перед атакой, тянулись последние минуты. Воронов взмахнул рукой, капитан Флеров скомандовал:

— Пуск!

Машины окутало седым дымом. Задрожала земля. Возникший вихрь раскачал ели и березы, заросли подлеска, и ярко-красные ракеты устремились в сторону Орши.

Ракетчики поспешно собирались к переезду. Был издан строжайший приказ: после залпа сразу же менять огневые позиции — противник может засечь машины, обстрелять.

Позднее стало известно, что ракеты точно поразили цель»{11}.

Жукова рассказ Говорова заинтересовал, и в первую очередь с точки зрения усиления противотанковой обороны. Командующий фронтом считал, что основной задачей фронтовой артиллерии на сегодняшний день оставалась борьба с танками противника, которые, не встречая достойного сопротивления, преспокойно взламывали оборону советских войск, обеспечивая стремительное продвижение частей и подразделений вермахта на восток. И Говоров, как артиллерист-теоретик и как артиллерист-практик, в этой связи должен был и мог сделать немало. Начальник штаба артиллерии группы резервных армий Западного фронта генерал-полковник Г.Е. Дегтярев[12]не забыл те летние дни 1941-го даже через много лет:

«В первые дни войны единственным средством отражения танковых атак противника являлась артиллерия всех калибров. Для того чтобы закрепиться на занимаемых рубежах, требовалось создать мощную систему противотанкового огня. Большую помощь в этой работе оказала нам прибывшая из Ставки [Верховного Главнокомандования] группа старших командиров-артиллеристов во главе с генералом Л.А. Говоровым.

Мне была очень приятна встреча с Леонидом Александровичем. Вспомнились те времена, когда мы командовали артиллерийскими полками. Нам не раз приходилось тогда бывать на учебных сборах-стрельбах. Л.А. Говоров отличался хладнокровием, быстро принимал решения, действовал уверенно.

— Известно ли вам, что резервным армиям выделены морские 100- и 152-миллиметровые пушки? — спросил он.

Я ответил, что командованию и штабу известны только номера эшелонов и сроки их прибытия, но что следует в этих эшелонах, мы не знаем.

Леонид Александрович недовольно поморщился и приказал своему адъютанту:

— Проверьте, в чем дело. — Потом опять повернулся ко мне и продолжал совершенно невозмутимым тоном:

— Нам важно так поставить эти пушки в системе противотанковой обороны, чтобы они, обладая высокой начальной скоростью снаряда и бронепробиваемостью, могли поражать фашистские танки еще на дальних подступах.

— В академии, товарищ Говоров, вам жилось бы спокойнее. У нас положение иное. Жарко, очень жарко. Мы должны во что бы то ни стало удержать Смоленск. Кровь из носа, а удержать. Какой у противника главный козырь? Танки. Этот козырь надо выбить из вражеских рук. Такую создать противотанковую оборону, чтобы танковые дивизии не могли прорваться в глубину, наносить удары по коммуникациям и тылам наших войск. Выезжайте в Смоленск, помогите командарму Лукину организовать грамотное, на основе ваших академических разработок, противоборство с фашистскими танками.

…Под руководством генерала Говорова систему артиллерийской противотанковой обороны стали строить на глубину не менее пяти-шести километров от переднего края. Для уничтожения вражеских танков были использованы орудия тяжелых калибров, обязательно во взаимодействии с 45- и 76-миллиметровыми орудиями. Огневые позиции дивизионной и корпусной артиллерии, как правило, располагали в районах, близких к вероятным направлениям танковых атак, с учетом возможности стрельбы по танкам прямой наводкой с дистанции 1000-1500 метров.

Когда можно было — если немцы не атаковали и с воздуха, — против танков привлекалась зенитная артиллерия»{12}.

Организовать действенную противотанковую оборону требовал от Говорова и Тимошенко, остававшийся командующим Западным фронтом. Говорил недолго, отрывистым, взволнованным голосом: «Ваша задача, не забывая о своих обязанностях начальника артиллерии Резервного фронта, помочь организовать взаимодействие стрелковых и артиллерийских частей и на Западном фронте. Понимаю, что мотаться туда-сюда непросто, но людей катастрофически не хватает. Действуйте от моего имени. Тех, кто не способен воевать по-настоящему, — отстраняйте, заменяйте решительными, толковыми командирами»{13}.

Говоров никогда не тратил много времени на сборы. Его изрядно помятая «эмка» моталась по пыльным смоленским проселкам. Навстречу ему двигались толпы беженцев.

«…Внезапно машина остановилась. Водитель, испуганно крикнув: “Воздух!” — выскочил из машины.

Случилось это километрах в двадцати от Смоленска, — вспоминал адъютант Говорова Александр Васильевич Романов. — Говоров сидит на месте. А что мне делать? Видимо, поняв мое состояние, Леонид Александрович обернулся ко мне, покусывая губы, недовольно произнес: “Трусоват наш водитель. Самолет на большой высоте летел. Для него наша эмка просто букашка. Есть цели и поприметнее. Тогда он спикирует, бомбу сбросит, из пулемета одну-две очереди даст. Лев Толстой, когда в армии служил, в разных перепалках побывал. И в чем убедился? На войне надо бояться только того, чего надо бояться. А о смерти думать — себя убивать. Зови водителя, у него, пожалуй, душа из пяток вернулась на положенное ей место”.

Когда тот сел в машину, я подумал: “Ну, сейчас Леонид Александрович пропесочит его”. Но Говоров только сухо сказал: “Младший сержант, послушай: трусость, что ржавчина, человека в ничтожество, в безмозглое существо превращает”»{14}.