Читать книгу "Метро 2033. Безымянка - Сергей Палий"

Я быстро выкрутил патрон, убедился, что клапан заклинило в герметичном положении, и через него не будет сочиться грязный воздух. Привинтил цилиндр обратно.

Пора спускаться.

Солнце так и не выглянуло. Разумеется, после сумрака катакомб и рассеянные лучи вредны для глаз, но я-то периодически бываю на поверхности и сносно переношу пасмурную погоду без оптической защиты. Хотя до матерых сталкеров мне все-таки еще далеко. Те могут и в солнечные часы без очков разгуливать. Экстремалы.

Внимательно осмотрев привокзальную площадь и не заметив движения, я двинулся вдоль парапета. На ходу достал пистолет, поудобнее стиснул рукоять, сдвинул флажок предохранителя. Пренебрегать оружием во время подъема и спуска нельзя.

Перед тем как зайти во внутренний коридор, я задержался. Показалось, что снизу донесся стон. Словно кто-то звал на помощь, еле слышно, жалостливо. Я обернулся и напоследок улыбнулся ветру — этот озорник любил заигрывать, обезьянничая и изображая человеческие эмоции. А может, он пытался мне что-то сказать? Повторял из раза в раз, а я, глупец, никак не мог понять? Ведь зачем-то я забираюсь сюда, на эту высоту, где ветер становится чуть ближе и доверчивее, чем внизу. Забираюсь и слушаю.

Сильный порыв заставил зажмуриться и отвернуться, морось неприятно коснулась шеи. Через полчасика с Волги задует по-взрослому, а ближе к ночи обязательно ливанёт. Благодать кончилась.

Домой.

Стеклянная шахта с выбитыми дверями и застрявшим ярусом ниже лифтом уже давно служила пылесборником. На крышу скособоченной кабины, зажатой деформированными направляющими, за долгие годы нападало с полметра всякого мелкого мусора. Хлам постепенно уплотнялся, гнил, слеживался слоями. Пожалуй, через век-другой по срезу этих осадочных пород можно будет смело писать историю нашего времени. Было бы кому.

Обойдя темный провал шахты, я подошел к лестнице и стал спускаться. Через два пролета ступени вывели меня к перилам, за которыми когда-то цвел зимний сад. От ухоженной оранжереи остались лишь черепки и горстки перегноя. Фонтан был расколот: на него упала целая секция эскалатора вместе с подвижной частью. В мраморном крошеве ржавели огромные колеса и шестерни.

Предстояло пройти сложный участок. Впереди зияла дыра. Кусок стены вместе с прилегающими конструкциями отсутствовал, образуя в лестнице трехметровую пропасть. Перепрыгивать такую — себе дороже. Пусть дураки пробуют.

Я приспособился по-другому.

Несмотря на то, что блок ступеней вывернуло с корнем, перила остались. Изогнутая труба соединяла концы провала спасительной нитью — поручень был хромированным и поэтому не сгнил от влажности. Забираться по нему наверх было гораздо сложнее, чем сползать вниз, но и при возвращении не стоило расслабляться: одно неверное движение и сверзишься с пятиметровой высоты на острые обломки.

Я замер, огляделся, прислушался. Вроде все тихо, только неугомонный ветер шумит в проломе стены. «Стечкин» отправился в кобуру. Ствол в этом месте приходилось убирать, чтобы обеими руками хвататься за трубу и потихоньку ползти к другому краю.

Спуск занял минуты три. Когда я уже добрался до противоположного лестничного блока, внезапно хлопнул заклинивший клапан респиратора, и дыхание немного сбилось от притока воздуха. Пришлось восстанавливать ритм и лишь после этого, раскачавшись, взбираться на скользкие ступени. Хорошо, что привинтил патрон на место, а то бы сейчас наглотался гадости из атмосферы.

Переведя дух, я вновь достал пистолет и бодро зашагал к аварийному выходу.

Миновав несколько восьмиугольных ярусов, я оказался в начале конкорса, возле погасшего табло и пробитого в нескольких местах щита с выцветшими строками расписания.

По левую руку пестрели ряды кресел с вывернутыми кое-где стульчаками и кучами битого стекла. Грузопассажирские лифты были обесточены, спуски на платформы намертво завалены изуродованной утварью разграбленных кафешек и газетных киосков. Уцелевшие внешние стекла покрывала копоть, на которой пестрели бранные надписи и бездарные рисунки. Из просевшей части пола торчала колонна, увенчанная гнутой арматурой, словно усами. На одном из прутьев колыхалось синее полотнище с изображением пресловутой ракеты. Надо же, и сюда добрались одержимые культисты. Несут Космос в несуществующие массы.

Справа светлел проход, ведущий к крыльцу вокзала и на площадь. Через вышибленные автоматические двери сквознячок порционно вбрасывал водяную крупу.

Я накинул капюшон и осторожно двинулся к выходу, стараясь не наступать на хрустящие стекляшки.

От арочной конструкции парадного козырька остались только поперечины, стальной сетью висящие над подъездом. Гостиничная пристройка почти полностью обрушилась и задавила соседнее здание почты. Уцелевшие зеркальные панели тоже не особо впечатляли: мутные, грязные, загаженные перелетным вороньем.

Пологий спуск, ведущий к автостоянке, заканчивался шлагбаумом, который навеки заржавел в поднятом положении.

Отсюда площадь выглядела совсем иначе. Целостная картина, увиденная сверху, распадалась на детали, скрывающие с такого ракурса одна другую. Зубцы «Родника» прятались за руинами поликлиники, а вход в метро угадывался метрах в пятидесяти за перевернутым троллейбусом. Расходящийся дождь окутывал пейзаж бледно-серым пледом.

Огибая проржавевшие остатки машин, я направился по проторенной тропке. Капюшон ограничивал обзор, шорох мириад падающих капель мешал сосредоточиться, во рту появился противный металлический привкус — ресурс фильтров подходил к концу.

Возле кабины троллейбуса я остановился. Рядом, за облезлым крылом, притаилась угроза. Не выглянув за угол корпуса, я не мог определить, какая именно, но почувствовал эту опасность всей шкурой, как один зверь чует другого. Разбитая фара хладнокровно таращилась мне за спину, в желобе отражателя уже скопилась вода. Взгляд слепого грязно-серебристого глаза угнетал почище подземной тьмы. А монотонный шепот дождя сводил с ума. Лучше бы небеса разразились громами и молниями вместо этого тихого шелеста, в котором чудились голоса уснувшего мира.

Ждать дальше не имело смысла. Судьба, конечно, не симпатизирует героям, но трусов она и вовсе гнобит без разбора.

Я крадучись сделал два шага в сторону и вышел из-за троллейбуса. Возле перекрученных контактных рогов застыла сутулая фигура, очертаниями напоминающая вставшую на хвост гигантскую рыбину. На месте жабр мерцали три зеленоватые полоски, вместо плавников вдоль скользкого тела висели средние конечности. Верхние суетливо терзали пружину.

Сердце пропустило удар — терпеть не могу это ощущение: грудной холод не только сковывает движения, но и путает мысли. Выхолаживает нутро.

Эх, значит, не показалось мне наверху — и впрямь тут гости. И ведь не время для нереста — с какого перепугу хищную амфибию сюда занесло?

Мэрг тоже меня почуял.

В течение пары секунд он не подавал виду, продолжая ковырять пружину, но затем резко обернулся, обнажил острые зубные пластины и заклекотал. Ростом он мне уступал, зато весил однозначно больше — в рукопашной схватке этот выродок шансов бы вашему покорному слуге не оставил, к гадалке не ходи. Говорят, мэрги могут перекусить берцовую кость, и, судя по размеру пасти и челюстных мышц, это утверждение не далеко от истины.