Читать книгу "Тим и Дан, или Тайна "Разбитой коленки" - Ирина Краева"

— Фью, — присвистнул Водяной, морщась и переступая в луже, которая всегда натекала под его ногами. — Знаешь ли ты, кто эта лебедушка?

Лиходеич покрутил косматой головой.

— Это Обида, Птица отчаяния. Почему так смотрит на неё Тим? Кто его обидел? Почему его одолела печаль?

Ничего не говоря, Лиходеич скинул с себя тёплый заячий тулупчик, с которым не расставался в последние дни — никак не мог согреться, видать, из-за холодных думок, и накрыл им неподвижного Тима. Так на руках и отнёс дитё домой на печку.

Пока Лиходеич суетился возле мальчика, с ложечки выпаивая ему отвар зверобоя и мелиссы, он заметил, что глаза его кровиночки странные, невидящие, будто чёрным крылом лебедь заслонила от него белый свет.

И только на следующее утро Тим проснулся молодцом. Лиходеич подсел к мальчику, запустил пухлые ладошки в светлые, словно из золотых ниток свитые вихры, и попросил:

— Тимошенька, мальчик мой, расскажи про свою кручину.

— Разлюбил я Лес, дедушка Лих, — отвернувшись к стенке, ответил мальчик. — Как я тут оказался? Зачем? Почему здесь других детей нет? Скучно здесь. Ни с кем говорить не хочется. Мне здесь тоскливо, потому что я будто слышу — кто-то и обо мне тоскует, ищет меня, зовёт. Я ещё кого-то любить должен, но не вижу — кого. Где мой дом? Где мой друг?

— Это в Лесу-то ты заскучал? На Лес обиделся? — Испуганно спросил Лиходеич. — Да как же ты сказать это смог? Ведь Беда ждет того, кто про Лес плохо скажет. На Лес нельзя обижаться, он не при чём, что ты в нем живёшь. Как же тебе ни с кем говорить не хочется, милый? Так и Дар Речи потерять можно. А ведь этот Дар — самый важный. Дар Зрения и Дар Слуха — это Дары Удовольствия, но Дар Речи — это Дар Даров. Только благодаря нему можно найти Общий Язык и с Лесом, и с Добротой, и с тварью любой. А если Общего Языка не находишь с теми, с кем живёшь, не найти и Свое Место В Жизни. Без любви к тем, кто рядом, не узнаешь себя, не найдёшь себе Места. Вот так, да-а.

— Своё место в жизни, хм, — пожал плечами Тим. — Вот я стою, — мальчик спрыгнул на пол и топнул голой пяткой по мытой половице. — Это мое место. Меня никто не толкает. Я и так на своем месте. Что ты мне всякие скучные вещи говоришь?

— Придет время, поймёшь, — вздохнул Лиходеич, испуганно глядя на Тима.

— Ты лучше скажи, где мне друга найти? У всех есть братья, а где мой брат? Я брата хочу, — с тоской сказал Тим, нахмурив крутой лоб, светлый вихор упал между бровей.

Лиходеич тулупчик на груди комкал, слушая, а сердце у него будто «солнышко» на турнике крутило — переворачивалось.

В это время в окно громко заколошматили, словно кто-то гвозди вбивал. Лиходеич отворил раму дрожащей рукой, в комнату влетел Ворон и, тормозя, процарапал стол.

— Привет-буфет жильцам, — растопорщил перья. — Ну, Лиходеич, двенадцать лет прошло час в час, минута в минуту после нашей встречи — помнишь? Пора должок возвращать! Через три дня господин Ний ожидает вас. Торжество будет громкое. Да, лих человек, про фиолетовый флакончик не забудь, смотри! Я надеюсь, он уже доверху полный, м-м? Вопросы есть? Нет. Ну и привет-буфет вам, до скорой встречи.

Ворон повертел клювом из стороны в сторону и вылетел в окно. А Лиходеич упал лицом в ладони ни жив — ни мертв.

— Дедушка Лих, — потеребил его мальчик. — О чём это Ворон говорил?

— Да так, — со скрипом распрямляя больную спину, проворчал старик. — Тебя это не касается.

Глава четвертая

Издательство приносит свои извинения читателям за то, что не может предоставить для прочтения четвертую главу.

По независящим от издательства обстоятельствам ее только что похитил Ворон…

Глава пятая, в которой господин Ний устраивает торжественную церемонию посвящения Тима в злоденцы

В тот день Илья-пророк, наверное, не одну тройку лошадей укатал по небесным дорогам. Такую войну учинил Громовничек, будто чертей хотел оглушить, извести. Но хромоногие, собранные со всего света на эту ночь в подземном замке Ния, лишь пищали по мышиному при каждом раскате, и еще пуще носились с кухни в Тронный зал, из Тронного зала на кухню, сверкая тяжеленными подносами. Они аж копытца сбили, заставляя деликатесами огромный П-образный стол, покрытый бурой скатертью с позолотой.

Хищно горели факелы в зубах летучих мышей, что висели головами вниз на железных ветках, приделанных к бугристым стенам. В кривляющемся свете чертенята казались особенно вёрткими и противными, а гнутые ножи и двузубые вилки словно шевелились сами собой.

Беспощадный и жестокий дух Ний устраивал Большой бал в честь торжественного приема в злоденцы человеческого мальчика Тимофея. Постепенно Тронный зал заполнялся приглашенными. Представители мужского пола были в чёрных фраках, крахмальных рубашках и с костяными черепами вместо галстуков, а дамы в белых и голубых платьях с непременными украшениями — бриллиантовой Бабой Ягой, аметистовым Огненным когтем или просто свежеотваренной куриной косточкой — очень полезной при колдовстве. Гости нетерпеливо прохаживались вокруг угощений, приглядываясь к блюдам, то и дело звучало: «Чур, это мой кусок!»

Вряд ли следует перечислять все приготовленные яства, чтобы навсегда не отбить вам аппетит. Замечу, однако, что самым изысканным блюдом почитались здесь свиные мозги в собственном соку, грудой наваленные на перевернутый панцирь черепахи, а гарниром к ним предполагались дождевые черви в натуральную величину под острым соусом Яд гюрзы. В графинчиках на столах кипело расплавленное золото и пузырилось серебро, сверкали шкалики с свежей кровью. В трех открытых бассейнах были налиты белые вина. При желании гости могли залезть в них прямо с ногами или копытами и просто-напросто помыться. Учитывая, что многие преодолели огромные расстояния, их плащи и ботинки отяжелели от грязи, это было очень удобно. Уже намечались первая драка среди тех, кто одновременно зачурал гастрономическую новинку сезона — салат «Ужасные сновидения», приготовленный из кошачьих глаз, собачьего лая, страха темноты и стакана валерьянки. Наконец самый маленький бесенок поставил последний графинчик с расплавленным золотом и замер, вытянувшись возле стены, как и остальные копытные, и так же сложил лапы в белых перчатках на том месте, где у него начинал расти еще лысый хвостик.

Бугристые стены сплошь облепили крошечные злыдни, похожие на растолстевших тараканов. Распорядитель бала — важный черт с огромным животом, посеребренными рогами и колокольчиком на корне хвоста, зажал в кулаке первого попавшегося злыдня:

— Если кто-то из твоей банды опять колокольчик на моём хвосте отвяжет — ты три часа вокруг меня стоять будешь. Ни поесть, ни потанцевать, так и знай.

— Я от стыда глазами покраснел! Полный порядок будет, комар носа не обмочит! — клятвенно прижимая лапки к груди, верещал маленький злыдень, и в то же время косил глазом на находчивого приятеля, который выводил майонезом на мохнатой спине Распорядителя надпись «Триглав — обжора». Некоторые из собравшихся толпились у белых статуй гадюк, крокодилов и волков. Как только гость подкидывал в воздух отчаянно визжащую мышь (которую можно было тут же недорого купить), скульптура оживала и молниеносно проглатывала жертву, а потом вместо благодарности распахивала пасть уже на того, кто её покормил. Визг, вой, восторг! Острые ощущения собравшейся публике пришлись по нраву.