Читать книгу "«Медовая ловушка». История трех предательств - Игорь Атаманенко"

По окончании церемонии рукопожатий и дежурных улыбок русскому дипломату предложили занять место за столом и взять карту.

Предложение прозвучало сигналом, что он принят в компанию сразу и без предварительных условий — так наркоманы со стажем охотно делятся с новичком своей дозой зелья, чтобы покрепче пристегнуть его к своей колеснице…

Однако сегодня Полещук не намерен был бросаться в воду, не зная броду, а пункт за пунктом реализовать заготовленный план.

— Господа, — обратился капитан к собравшимся так, будто и не ведал, что перед ним почти сплошь «товарищи», а не господа, — я просто хотел понаблюдать за игрой… С вашего позволения, конечно!

— Аппетит приходит во время еды, господин атташе, — произнес Гольдман, — боюсь, что у вас он может появиться именно в тот момент, когда яства на столе закончатся…

— Что ж, в таком случае я не премину явиться к следующей обедне, — парировал Полещук.

Собравшиеся ответили на реплику дежурными улыбками. Полещук, чтобы ускорить процесс сближения, придвинулся к столу и стал наблюдать за игрой, исподволь присматриваясь к игрокам.

Начал с консула, который своими барскими манерами и обстоятельностью значительно отличался от своих компаньонов.

Высокий, худощавый, пятидесятилетний мужчина, с благородными чертами лица, с рыжеватой, уже седеющей шевелюрой и подстриженными на английский манер усиками, консул в своём строгом темно-коричневом костюме напоминал Полещуку университетского профессора, экзаменующего нерадивых студентов. Впечатление дополнял взгляд Фогеля. О, это был взгляд человековеда и… актёра одновременно! В его серо-зелёных глазах поочередно сменялась целая гамма эмоций: цепкие и хищные, они в одно мгновение могли стать ироничными и даже обволакивающе нежными. Странно, но при этом выражение лица оставалось неизменно бесстрастным.

Гржинек был полной противоположностью консула.

«Рожа никудышняя, ни носа, ни глаз, — отметил про себя Полещук, — никакого выражения — петля от наволочки, да и только. С такой внешностью тебе бы, пан Мирослав, не дипломатом — сыщиком в “наружке” служить: пройдёшь рядом — никто и не заметит…»

Первый секретарь польского посольства Каменский производил отталкивающее впечатление: непропорционально большая голова с огромными залысинами раскачивалась на длинной шее, прикреплённой к щуплому, по-детски хрупкому телу с короткими кривыми ножками. Его надутые пухлые губки демонстрировали преждевременную обиду на весь окружающий мир.

«Ницше, вылитый Ницше! Горба на спине ему не хватает и… ума! А в остальном… Да и закомплексованность — та же. Вообще, давно замечено: чем меньше человек, тем больше его комплексы», — сделал заключение Полещук, понаблюдав за поляком.

Однако самой колоритной фигурой в компании был Гольдман.

Атлетического сложения при росте 180–185 см, тридцати лет от роду, он был воплощением красивого молодого арийца, прообразом «белокурой бестии».

Полещук вдруг представил Гольдмана в форме офицера СС, с автоматом в руках позирующим фотографу на фоне виселицы, где раскачиваются окоченевшие трупы партизан.

Ещё через секунду разведчику пришло в голову, что доктор одинаково впечатляюще смотрелся бы и во фраке за дирижерским пультом.

«Удивительно многогранная внешность! — подумал Полещук. — Доктор с одинаковым успехом может сойти и за преуспевающего бизнесмена, и звезду киноэкрана, и молодого посла какой-нибудь европейской державы…

Да, пожалуй, Гольдман своей внешностью, манерами, лоском более других присутствующих соответствует образу дипломата… Нет, скорее английского аристократа эпохи Оскара Уайльда… А эта его мальчишеская чувственность с намеком на бисексуальность! Она наверняка сводит с ума и женщин бальзаковского возраста, и нимфеток, и мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации… Интересно, кому из них большее предпочтение отдаёт доктор? Ладно, события покажут!»

Посидев минут десять и отразив ещё несколько пикировок доктора, чем навлёк на себя очевидную неприязнь консула, Полещук решил, что настал момент приступить к реализации второго пункта плана: пора вводить в действие «секретное оружие».

За глаза люди о тебе высказываются куда как свободнее и откровеннее, нежели в твоём присутствии. Надо было немедленно «снять информацию» — выяснить реакцию компании на своё неожиданное появление, чтобы знать, как вести себя в дальнейшем.

С этой целью перед визитом в казино Полещук оснастил свой портфель микрофонами, магнитофоном и ретрансляционными приборами. Второй блок шпионской аппаратуры, работавшей на приём, он рассовал по карманам пиджака.

Выразительно посмотрев на часы, разведчик поднялся:

— Прошу прощения, господа, мне срочно надо позвонить в посольство… Телефон, если не ошибаюсь, находится в холле, не так ли?

Интернациональная бригада картёжников в один голос ответила по-английски: «Да!»

Лишь консул, делая вид, что всецело поглощен игрой, ещё больше нахмурил брови и сосредоточенно смотрел в свои карты.

Поведение Фогеля не осталось незамеченным.

«Да ты, старина, никак приревновал меня к доктору! — догадался Полещук. — Успокойся, партайгеноссе Фогель, вот вернусь, и ты свою порцию внимания получишь сполна… Сегодня я вас, тебя и доктора, постоянно буду держать под прицелом, вы оба — мои клиенты в предстоящей игре!»

Разведчик поставил портфель на стул, чтобы случайный посетитель не занял его место, и быстро покинул кабинет, ставший теперь студией звукозаписи и вещания.

Двигаясь в сторону туалетной комнаты, которая на ближайшие десять — пятнадцать минут должна была стать его базой по аккумулированию информации, Полещук на ходу оголил антенну, спрятанную в нагрудном кармане пиджака, а в ухо вставил миниатюрную капсулу, заменявшую громоздкий и бросающийся в глаза наушник.

«Эх, судьба разведчика! — заулыбался от неожиданно пришедшей мысли Полещук. — Даже отхожее место в случае необходимости надо уметь превратить в исповедальню… И откуда только не приходится черпать информацию!

Ну, давайте, хлопцы-дипломаты, начинайте исповедоваться, выкладывайте всё, что у вас на душе — я, как духовник, готов принять все ваши сокровенные тайны! А грехи я буду отпускать вам за ломберным столом в соответствии с вашей искренностью…»

Закрыв дверь кабинки на щеколду, Полещук поудобнее уселся на унитазе и стал вслушиваться в реплики, которыми обменивались игроки.

После его ухода они должны были почувствовать себя в безопасности, и, по расчётам капитана, хоть чуть-чуть, но пооткровенничать — остались-то все свои.

Ждать пришлось недолго. Уже через минуту перестала звучать картёжная терминология, прекратилось и шуршание сдаваемых карт. Судя по всему, компаньоны приостановили игру, чтобы обсудить более важное событие: появление незваного гостя.

— Этот русский, он же — черт из катапульты! — вскричал поляк. — Нигде от них спасу нет!..