Читать книгу "Букварь здоровья для тех, кому за... Все лучшие мировые методики в одной книге - Елена Корсакова"

Я ту ночь от радости даже не могла уснуть. Потом поехала в Одессу. Там получила паспорт! Это тоже было счастье. Помню, убегала из паспортного стола и все оглядывалась: не догонят, не заберут паспорт обратно? Ведь я была дочь репрессированного. Таким, как я, было трудно пробиться или что-то получить.

* * *

Пошла поступать в медицинский. Это была моя мечта. Девочкой все время в доктора играла: уколы куклам делала, температуру мерила… Подала документы. Написала экзамен по-русскому. И точно знала, что выполнила задание на «отлично». Ведь в школе у меня были одни «пятерки». Но прихожу: в списках нет. Иду в приемную комиссию, спрашиваю: «Почему меня нет? Я ведь знаю, что не сделала ни одной ошибки на экзамене». А мне отвечают: «Деточка, ты не старайся к нам поступать. Ты не пройдешь. Выбери какой-нибудь другой вуз, в медицинский тебя не возьмут, потому что у тебя папа репрессированный».

Я не успокоилась. Пошла в следующий медицинский. Там познакомилась с девочкой Ирой. У нее тоже папа был репрессированный, и мы решили поступать вдвоем. Пошли во второй, в третий, в четвертый, в пятый медицинский — тщетно. А Ира тоже хорошо училась: я ее аттестат видела — одни пятерки. Но мы не проходим. А время уже — 18 августа, скоро уже экзамены закончатся, принимать не будут, мы потеряем год.

И вот в одном институте нам одна женщина в приемной призналась: «Девочки, милые, что вы тратите время? Не пройдете вы в медицинский. Запрещено поступать детям репрессированных, приказ у нас есть. Нельзя. Ищите что-то другое, читайте объявления: где есть недобор. До черта этих ВУЗов, куда никто не идет. Там нет конкурса вообще. Вот там вы пройдете».

Мы вышли из института и пошли искать «недобор». И скоро нашли объявление о недоборе в промышленно-консервный институт. Ира спрашивает: «Что там делать?» Я говорю: «Ну, наверное, консервы. Какая разница! Может, мы потом перейдем в медицинский? Главное, что мы останемся в Одессе. За целый год что-то узнаем, с кем-то познакомимся. Зачем мы будем год терять, давай поступим». Она очень не хотела, я ее тащила волоком.

* * *

Поступили. Сдали экзамены на «отлично» и прошли. Химик-экзаменатор все удивлялся: «Откуда вы такие отличницы взялись? Нам бы таких умниц побольше. Вы у нас будете большими специалистами». Мы прозанимались год и решили, что не будем ничего другого искать. Преподаватели расхвалили промышленность, в которой мы будем работать: говорили, что она на хорошем счету, что она кормит народ. Мы решили остаться.

Из «томатного» цеха — в «детский»

После окончания института нужно было три года обязательно отработать по распределению. После получения диплома нас направили в Молдавию, в город Тирасполь. Там был завод «Имени 1 мая». Огромный! Полгорода занимает. Пять тысяч человек работало.

Там были цеха — томатного сока, томатной пасты, рыбные, мясные, компотов, джемов, детского питания. Это был универсальный завод. Нас приняли.

* * *

Меня сначала определили в томатный цех. Это был самый плохой цех, его никто не любил. Там вечно была вода, приходилось все время ходить в сапогах. В этом цехе я проработала всего месяца три, но помидоры мне потом целый год снились. Я была дипломированным технологом, но поставили меня лаборантом. Однако вскоре начальник цеха, поняв, что я все же квалифицированный специалист, направил меня в «детский цех» — единственный на заводе привилегированный цех. Там я отработала три с половиной года.

* * *

Помню, как один раз опоздала на три минуты: проспала. Думала, что я с ума сойду. Ведь в то время за опоздание сильно наказывали. И даже могли дать год тюрьмы. Сталинское же время было. Законы были железные. Жутко.

Выскочила на улицу, одевалась на ходу, и припустила бегом вдоль высокого забора завода. Чувствую, что сердце мое сейчас разорвется, не добегу, нет сил. Только добежала до ворот, и в это время раздался гудок. Все! Закрывают шлагбаум, и ты уже не пройдешь. Кончено. Я повисла на шлагбауме, и как начала реветь, кричать. Охранники подошли ко мне и спрашивают: «Деточка, ты что так убиваешься? Миленькая, не надо, успокойся. Ты из какого цеха?» Я говорю: «Из детского». — «А! Так сейчас мы позвоним твоему начальнику. Он хороший еврей, всех спасает, сейчас и тебя спасет».

Да, мой начальник цеха был пожилой еврей. Волосы, как у Анжелы Дэвис, торчали во все стороны. И во рту — только два зуба. Очень хороший, очень грамотный, дело знал. Меня очень ценил и любил. Он говорил: «Без тебя я тут пропаду, ты у меня тут все в руки взяла». Ведь все машинные устройства были на мне. Так вот он моментально прибежал. Я вся зареванная, разговаривать не могу, только всхлипываю. Он говорит: «Успокойся, иди в цех. Пропустите ее, я ответственность беру на себя, сейчас пойду в управление, к главному, мы ей поможем. Насколько она опоздала?» Я опоздала на три минуты, а он написал: «Одна минута».

Возвратился и успокаивает: «Все в порядке. И даже замечания не будет». Я говорю: «Правда?!» Я бросилась его обнимать, повисла на нем, благодарю от всего сердца. Вот какое время было: за опоздание могли посадить.

* * *

Когда мне исполнился 21 год, я встретила моего будущего мужа Корсакова Генриха Григорьевича, но все звали его просто Геной. Он был ленинградец. Я за него вышла замуж, и он меня увез к себе. Так я оказалась в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург), где прожила почти 60 лет.

О семье, профессии, работе

Моя мама крепкая была: прожила 87 лет. И в роду нее все были долгожители: пять сестер долго жили. Старшая не дожила до 100 лет всего один год.

Я была замужем три раза. От первого мужа у меня родилась дочка Людочка, а от второго, Владимира, — дочка Женечка. Но, к сожалению, в 54 года Владимир умер от инфаркта прямо на работе, хотя никогда не жаловался на сердце. В третий раз вышла замуж в 59 лет. Он — третий муж — уже лет десять был вдовцом. Его мне сосватала моя двоюродная сестра: они с ним в одном классе учились. С ним мы прожили 25 лет.

Но другим женщинам в этом возрасте я бы сегодня не посоветовала выходить замуж. Почему? Нагрузка большая. Еще лет пять нормально, не чувствуешь себя одинокой. А потом супруг может оказаться слабым здоровьем, придется ухаживать. А тебе тоже бывает нехорошо — думаешь: тебе бы кто помог. А потом еще выяснится, что вы разные люди. Но виду не подаешь, держишься, потому что неудобно перед детьми: вышла замуж — что ж теперь расходиться? Я не одна такая. У нас на работе были женщины, которые и третий, и даже четвертый раз замуж выходили. И потом жалели. Я считаю, если с первым мужем разошлись или он умер, и ты осталась одна, то не надо больше выходить замуж.

* * *

Мой стаж работы — 53 года. Я все время работала. Когда Людочка родилась, в два месяца ребенка отдавали в ясли. Приходилось убегать с работы, чтобы покормить его грудью. Единственное, что рабочий день был не восемь, а шесть часов из-за кормления. Или же ты просто отнимаешь от груди ребенка, тогда в яслях давали детское питание. Но я бегала кормить…