Читать книгу "Последняя победа - Андрей Посняков"

– Я потороплюсь, – пообещала юная чародейка и решительно вышла из спальни.

Глава II

Осень 1585 г. П-ов Ямал

Северный Ямтанг

Три длинные и узкие лодки, сделанные из кожи нуера, натянутой на каркас из упругих ивовых стволов и сшитой сосновыми корнями, стремительно скользили по глади полноводной реки, укрытой от глаз летучих разведчиков кронами плакучих ив и склонившихся к самой воде берез. Пять воинов в каждой, пятнадцать широких лопастей, пятнадцать копий, пятнадцать мечей с обсидиановыми лезвиями, пятнадцать смертоносных палиц с тяжелым навершием из отточенных речным перекатом красных, черных и белых камней.

Законы и обычаи сколько угодно могли считать Митаюки-нэ пленницей, наложницей, рабыней. Однако законы исполняются людьми. Люди знали, кто именно договаривался с вождями рода нуеров от имени белых дикарей, а с дикарями от имени народа сир-тя; люди знали, кто доносил племенам Ямтанга учение о новом боге, совершенно непонятное в устах отца Амвросия, но простое и ясное в пересказе девушки; люди знали, кто проводит долгие ночи в одной постели с великим белокожим атаманом и способен в любой миг поведать ему о каждом что-то хорошее либо что-то плохое. И потому, когда девушка пришла к стоянке рода Тархад и сказала, что ей нужны три лодки и твердые в вере воины, то единственной сложностью стало выбрать нескольких самых крепких бойцов из доброй сотни добровольцев.

И вот теперь чародейка сидела на корме, опустив в воду указательный палец, и прислушивалась к слабому шипению разрезаемой им глади.

Назад утекали излучины и перекаты, омуты и отмели, проплывали лесные заросли и луга, камышовые поля и вцепившиеся узловатыми корнями в обрывы сосновые боры. Время от времени путникам встречались поселки тотемников. И каждый раз с завидной неизменностью между хижинами и водой, словно защищая людей от прячущихся в реке опасностей, на утоптанных полянах возвышались величавые кресты – пахнущие свежим деревом, все еще влажные и белые.

Новая вера распространилась далеко, очень далеко окрест – и Митаюки испытывала законную гордость от понимания столь великого успеха. Ведь это сделала она, только она, превратив обитателей завоеванной земли в преданных слуг собственных поработителей! А поработителей – в своих личных воинов.

Юная чародейка полуприкрыла глаза и отпустила сознание, перестав размышлять и только лишь слушая, вдыхая и выдыхая, обоняя, пропитываясь миром вокруг, привычно растворяясь в нем, и вскоре стала частью этой природы, этих лесов, кустарника, земли и ручьев. Это было блаженство: шелестеть среди ветвей, синеть глубоким небом, переливаться отблесками в болотных окнах, отъедаться листвой, выклевывать червяков, таиться в засаде, отдыхать в траве на просторной, залитой солнцами поляне…

Мир вокруг был счастлив, привычен и уравновешен. Все естественно, все на своих местах, все правильно и неизменно, кроме одного маленького тревожного пустяка. Небольшого пятна, что двигалось строго на восток, не проявляя интереса ни к пище, ни к теплу; излучавшего беспокойство, а не безмятежность.

– Правьте к берегу, – открыла глаза Митаюки. – Справа должен быть ручей. Поднимитесь по нему, сколько получится. Дальше пойдем пешком.

Ручей обманул ожидания девушки – его глубины хватило для лодок всего на несколько сотен шагов. Однако он стал неплохой тропинкой, позволив воинам пройти по руслу, словно по тропе, в самую гущу непролазных зарослей. К сумеркам они вышли на край заросшей рогозом топи, над которой стелился слабый сизый дымок.

– Наш гость совсем рядом, – полушепотом предупредила колдунья. – Помните о вере своей, братья во Христе! Коли тревожно на душе станет, крестик нательный в кулаке сожмите и молитву читайте, какую помните. Близко не приближайтесь, приказа ждите. Но коли кликну, не медлите!

Она двинулась дальше, к огню, на ходу растворяясь в воздухе. Но когда до костра одинокого путника и топчущегося среди кустарника ящера, шумно пожирающего свежую зелень, оставалось с десяток саженей, сидящий спиной к ней мужчина внезапно громко сказал:

– Я чую твою вонь, прислужница смерти. Твои потуги на чародейство смешны и нелепы.

Митаюки скрипнула зубами от злости – Енко Малныче был силен. И даже глупость изгнанника ничуть не ослабляла его врожденного колдовского дара. Однако ответила девушка с показной небрежностью:

– Чуешь меня или двадцать моих воинов? – Громкие слова разорвали ее единение с миром, и юная ведьма, больше не скрываясь, вышла к костру.

– Мне открыто все, порождение зла, – ответил колдун сир-тя, но девушка отлично уловила неуверенность в его словах и чувствах.

Еще бы! Ведь Енко улавливал присутствие только пятнадцати людей. Того, что Митаюки-нэ его обманывает, бродяга своей тупой башкой сообразить не смог.

– Что за нужда принесла тебя в мои земли, Енко Малныче? – остановилась за костром напротив колдуна девушка. – И зачем ты попортил порубежные сторожевые обереги?

Ощутить исчезновение амулета на удалении в три дня пути мог только очень сильный шаман, и Митаюки не преминула намекнуть гостю на свои способности.

– Вот мы и свиделись, рабыня, вообразившая, что может повелевать мужчинами, – поворошил палкой угли в костре Енко.

– Свиделись, великий колдун, ничего не добившийся в своей жизни, – ответила комплиментом на комплимент девушка. – Я спросила тебя, зачем ты пришел в мои земли?

Енко Малныче рывком выпрямился во весь рост – сильный и высокий, плечистый мужчина, разменявший четвертый десяток. До Матвея Серьги ему было, конечно, далеко, но тоже неплохой воин. И притом – бездомный бродяга. Так что слова ведьмы попали точно в цель.

– Дело у меня к казакам на восточном берегу, а не к бабам, которых они со скуки тискают! – повысил голос колдун. – Не лезь не в свое дело, жалкая глупая девка!

– Ты знаешь, что у нас общего с тобой, Енко Малныче? – прищурилась юная чародейка. – Мы чужие для родного племени. На свое я обиделась за то, что оно не смогло меня защитить, подвергнув муке и позору, и не желаю в него возвращаться. Ты же изгнанник, приговоренный к сдиранию кожи, и ненавидишь Совет колдунов, не признающий твоего таланта. А знаешь, чем мы различаемся? Следуя своей обиде, я отомстила тем, что завоевала половину родных земель и разрушила святилища обманувших меня богов. Чем же проявил свою ненависть ты, как отплатил за позор и изгнание? Слышала-слышала… – ухмыльнулась Митаюки-нэ. – Ты испортил одному из колдунов пиво! И тому пришлось пить кислую брагу. Ужас-ужас-ужас…

У мужчины заиграли желваки на щеках, зашевелились крылья носа, округлились от бешенства глаза.

– Подумай хорошенько, прежде чем произнести хоть слово, Енко Малныче, – улыбка исчезла с губ чародейки. – Ведь я могу обидеться. И если после твоей обиды мне грозит разве что в кусты лишний раз сбегать, то после моей тебя порежут на куски собственные друзья и будут уверены, что сделали это по твоему желанию.