Читать книгу "Иван Грозный - Вадим Нестеров"

Несмотря на то что отца Старицкого уморили в тюрьме во времена боярского правления, а сам Владимир еще ребенком вместе с матерью почти 4 года провел в заключении, выросшие кузены если и не дружили, то были в весьма неплохих отношениях. Владимир принимал активное участие в государственных делах и военных походах, часто заменяя брата на престоле во время его отсутствия – например в 1549 г., когда Иван IV возглавлял поход на Казань. Во время штурма Казани князь Владимир командовал царской дружиной, он со своим отрядом одним из первых ворвался в город и первым поздравил брата с победой.

Когда умирающий Иван пришел в себя и потребовал привести всех к присяге своему сыну, без разговоров присягу принес только «ближний круг». Другие же боярские роды, чувствующие себя обойденными, присягать «царю в пеленках» отказались, требуя сначала утвердить регентский совет с равномерным представительством сильнейших фамилий. В этом не было ничего удивительного. Все понимали, что после смерти Грозного Избранная рада не проживет и дня – без своего высокого покровителя ее худородные вожди не представляли собой ничего. Все их государственные таланты не имели никакого значения: за Адашевым и Сильвестром не было ни мощных боярских кланов, ни воинских дружин, ни земель, где можно собрать ополчение, ни даже больших денег.

Значит, все, как и несколько десятилетий назад, будет решать схватка боярских родов между собой. И здесь все козыри были у Захарьиных-Юрьевых: и без того один из самых сильных русских кланов многократно усилился после того, как его представительница стала царицей. Именно против будущей гегемонии Захарьиных и восстала Боярская дума. С полного ее одобрения Федор Адашев, отец царского любимца, и заявил тогда: «…сын твой, государь наш, еще в пеленицах, а владеть нами Захарьиным, Данилу з братьею, а мы уж от бояр до твоего возрасту беды видели многия» [24].

Некоторые тайно начали переговоры со Старицкими. Сам же удельный князь занял осторожную позицию – в итоге все-таки присягнул, но не сразу. Открыто взбунтовалась его мать, похоже, так и не простившая «москвичам» смерти мужа. Она трижды отказывалась приложить к «целовальной грамоте» своего сына его печать, глумилась, «что то, де, за целование, коли невольное» и вообще «много речей бранных говорила» [24].

До открытого бунта дело, впрочем, не дошло – Иван неожиданно пошел на поправку и вскоре встал на ноги. Однако случившееся оказало огромное влияние на характер Ивана и его мировоззрение. Он понял, сколь тонка грань между порядком и анархией и как быстро рушится то, что ты возводил годами. Боярские «брань велия и крик и шум велик, и слова многие бранныя» [27] у его постели, судя по всему, вновь вернули его в мрачную атмосферу детства. Он был добр и милостив, он во всем следовал советам убеждавших его жить праведно Алексея и Сильвестра – и что получил взамен?

Выздоровев, Иван вопреки советам Избранной рады уехал на длительное богомолье в Кириллов монастырь. Ему надо было о многом подумать. С одной стороны – давние друзья, которые настоятельно советуют приструнить родственников жены и успокоить народ. С другой – любимая жена, восставшая против друзей, которая чуть не каждый день намекает – пора бы, мол, уже своим умом жить, а не кого-то слушать. Возможно, на богомолье царь отправился именно затем, чтобы спокойно все обдумать и принять чью-то сторону.

Но по возвращении из монастыря случилась огромная беда: на реке Шексне при посадке на корабль царевича Дмитрия уронили в воду и младенец утонул. Смотреть за наследником было поручено Захарьиным, к тому же именно Данила Романович и Василий Михайлович Юрьевы вели по сходням уронившую ребенка кормилицу. Скорее всего, именно эта трагедия привела к тому, что многие родственники царицы на следующий год лишились своих постов. С засильем Захарьиных было покончено, но отношения между Анастасией и Избранной радой испортились окончательно. Реформаторы получили в лице царицы серьезного врага, который к тому же имел огромное влияние на Ивана IV – свою первую жену царь любил без памяти.

Как отмечает большинство исследователей, именно тогда и появляются первые признаки охлаждения Грозного к Сильвестру и Адашеву. Выбор был уже сделан, да и внутриполитические проблемы вскоре отступили перед внешнеполитическими.

Европа или Азия?

«Европа или Азия?» – именно так стоял вопрос в середине 50-х гг. XVI в. Стремительно растущая Россия делала решающий выбор: куда направить основные усилия, по какому пути пойдет ее экспансия?

На азиатском направлении после завоевания Казани складывалась благоприятная ситуация. Вскоре настал черед еще одного татарского ханства, расположенного на Волге – Астраханского, названного так из-за своей столицы Хаджи-Тархан, которую русские переделали в «Астрахань». После падения Казани астраханский хан Емгурчей (Ямгурчи) предложил союз и дружбу Ивану IV, которые были приняты. Однако в 1554 г. Емгурчей нарушил этот договор, в результате чего ранней весной 1554 г. в поход к Астрахани было отправлено 30-тысячное русское войско.

В июле 1554 г. Астрахань была взята, хан Емгурчей бежал в Азов, где он принял покровительство турецкого султана. Новый астраханский хан Дервиш-Али выполнил требование победителей – отпустил из плена всех русских и обязался выплачивать дань московскому царю: 40 тысяч алтын (1200 рублей серебром) и 3 тысячи волжских рыб («осетров в сажень»). В 1556 г. в Москве стало известно об измене Дервиш-Али, который искал покровительства у крымского хана Девлет-Гирея. Тогда русские отряды захватили Астрахань, Дервиш-Али бежал к Азову, а ханство было ликвидировано. Россия утвердилась на всем протяжении Волги – от истока до устья, главная река региона стала российской.

Нормально развивались отношения и с другими осколками Орды – Ногайским и Сибирским ханствами. Территория кочевок Ногайской Орды охватывала бассейн нижней Волги и Яика (Урала), то есть территории современных Западного и Центрального Казахстана, Южного Урала и Нижнего Поволжья. В первой половине XVI в. ногайская знать также была расколота на прокрымскую и промосковскую группировки. Западная часть Орды торговала с Москвой, восточная, кочевавшая за Яиком, больше ориентировалась на Среднюю Азию. Со второй половины XVI в. некоторые ногайские мирзы начинают переселяться в Московское царство, дав начало таким известным фамилиям, как Урусовы и Юсуповы.

В 1554 г. русские дипломаты Адашев и Висковатый заключили с послами промосковски настроенного бия Измаила договор о союзе. Вскоре после этого Измаил захватил верховную власть в Орде, это означало включение Ногайской Орды в сферу русского политического влияния. В 1557 г. между Иваном IV и бием Измаилом был заключен шертный договор, что большинством исследователей интерпретируется как начало вассальной зависимости Орды от России. Не все приняли такой поворот событий. Ногайская Орда распалась на Большие Ногаи, ориентированные на Московское государство, и Малые Ногаи, не признавшие подчинения Москве.

Что касается Сибирского ханства, то в середине XVI в. его обширная территория включала в себя бассейны Иртыша и Оби, то есть простиралась от восточных склонов Уральских гор до рек Надым и Пим.

В январе 1555 г. от правителя Сибирского ханства Едигера в Москву прибыло посольство к Ивану IV с поздравлениями в связи с покорением Казанского и Астраханского ханств. Как писал С. Соловьев, послы «били челом, чтоб государь князя их и всю землю Сибирскую взял в свое имя и от всех неприятелей заступил, дань свою на них положил и человека своего прислал, кому дань сбирать. Государь пожаловал, взял князя сибирского и всю землю в свою волю и под свою руку и дань на них положить велел» [25].