Читать книгу "Программа. Идентификация - Сьюзен Янг"

– Кто его знает, – ответила я, прогоняя ощущение огромной утраты. – Но даже если нет, вы всегда сможете снова познакомиться, когда ее отпустят из-под наблюдения, и начать все заново.

После излечения Лейси дозволят жить без вмешательства Программы – по крайней мере, так написано в информационных буклетах, но я ни разу не видела, чтобы вылеченные вернулись к прежней жизни или захотели это сделать. Им стерли массу воспоминаний; былые отношения для них потеряли ценность. По-моему, вернувшиеся вообще боятся своего прошлого.

Миллер усмехнулся при мысли о новой, выпотрошенной Лейси. Ему хочется, чтобы она его вспомнила и все стало как раньше. Они с Джеймсом сходятся в том, что Программа хуже смерти.

Лейси раньше тоже держалась такого мнения. Родители обратились в Программу, обнаружив в ее комнате пузырек «Быстрой смерти». Она планировала покончить с собой и купила наркоту у какого-то укурка. Миллер корил себя за то, что не знал, а мы с Джеймсом спорили, поступил бы он так же вслед за Лейси или нет.

Когда Лейси увезли, Миллер залезал в ее комнату, зная, что воспоминания о нем будут стерты, что нас всех сотрут из ее жизни. Из комнаты пропали все фотографии, даже одежда и личные вещи. Программа копает глубоко. Миллеру достался лишь блокнот, который Лейси забыла на заднем сиденье джипа, и он хранил его как святыню, считая, что в нем осталась частица прежней Лейси.

Как-то днем у реки мы листали страницы, исписанные почерком Лейси, смеясь над карикатурами на учителей на полях и отмечая постепенную перемену: математические задачи сменились черными спиралями, выведенными с нажимом. Болезнь поразила психику Лейси – жутко было видеть, как стремительно развивалась депрессия. Все произошло за какие-то две недели.

Ненавижу Программу за то, что она с нами делает, но твердо знаю, что не хочу умирать. И не хочу, чтобы умер кто-нибудь из нас. Как бы там ни было, в нашем школьном округе самая высокая выживаемость по стране, поэтому в каком-то извращенном, нездоровом смысле Программа действительно полезна. Даже если вылеченным остается выхолощенная полужизнь.

Джеймс подъехал с моей стороны на помятой отцовской «Хонде». При виде меня он улыбнулся – слишком широко, слишком стандартно. Миллеру он кивнул.

– Взволнованный вид у твоего дружка, – пробормотал Миллер, глядя, как Джеймс проехал вперед и остановился. – Плохой знак. Он ведь непрошибаемый.

Я промолчала, зная, что это неправда, просто Джеймс открывается только мне. Для остальных он – наша скала, оплот и столп.

Миллер выбрался из джипа, и на несколько секунд я осталась одна под теплым солнышком, гревшим через ветровое стекло. В школе послышался звонок, и у меня перехватило дыхание.

Выбравшись на парковку, я направилась к Джеймсу и Миллеру, занятым разговором. Через плечо я поглядывала на вход. Вылеченные и их хендлеры начали выходить на парковку. В Самптере всего около двухсот учащихся, но их число растет с каждой неделей: уже пять школ фильтруют свой контингент через стационары Программы. Специалисты утверждают, что сразу после выписки мозг излеченного напоминает швейцарский сыр – память усеяна дырами, поэтому им нужно постоянное наблюдение и спокойная обстановка. Вылеченные остаются в Самптере до выпускных экзаменов, что заставляет сильно усомниться в «дальнейшей жизни без вмешательства Программы».

Вначале после выписки подростков возвращали в прежние школы – для нового старта, но когда начались тотальные срывы (в результате гиперстимуляции нарушалась функция мозга, и у выписанных буквально ехала крыша), открыли Самптер и к каждому излеченному приставили временную няньку в белом халате с тайзером.

Однако бояться следовало не только хендлеров; сразу после выписки подростки, не сознавая того, представляют для себя опасность: они могут нечаянно спровоцировать вас на общение, а за подобное приставание могут «закрыть» уже вас. Поэтому вылеченных все сторонятся как зачумленных.

Так было до сегодняшнего дня.

Увидев меня, Джеймс ободряюще улыбнулся. Пора. Миллер надвинул кепку на лицо, прижал к уху телефон и куда-то рассеянно побрел, делая вид, что увлечен разговором. Сердце у меня забилось, когда мимо шли ученики Самптера. Некоторых я знала раньше.

Кроме школы, вылеченные почти нигде не бывали, и несколько месяцев назад у нас открылся Центр здоровья – ради создания «безопасной среды», где могли бы общаться излеченные и нормальные. По мнению Программы, ассимиляция крайне важна для полного восстановления, да вот только ассимиляция проходит на их условиях – под пристальным наблюдением и в стенах Центра здоровья. По сути, продолжение лечения. Наших заставляют туда ходить минимум три часа в семестр (для зачета), зато вылеченные туда рвутся – видимо, не зная ничего лучшего.

Джеймс бывал в Центре здоровья по поддельным пропускам и называл его не иначе как пропагандой Программы и научной выставкой с излеченными в качестве основных экспонатов. Мне кажется, Центр здоровья открыли, чтобы показать: вылечившиеся не какие-нибудь уроды и прекрасно общаются со здоровыми. Но никакая реклама с улыбающимися детьми, гоняющими в футбол, не прогонит ужас, живущий в наших душах.

В этой четверти я еще не набрала три зачетных часа, но слышала, что в Центр здоровья вылеченные приходят в сопровождении хендлеров. Одно это демонстрирует, насколько они изменились. Их полностью перезагрузили эмоционально и социально.

Джеймс, видимо, почувствовал мою тревогу. Он нашел мою руку и переплел пальцы, но тут же отпустил.

– Что бы ни случилось, подыгрывай, – попросил он.

– Ободрил, нечего сказать.

– Легенда такая – мы на экскурсии.

Я подняла взгляд.

– Что?!

– Ну, чтобы привлечь всеобщее внимание, я бы согласился и на пощечину в порыве ревности, но здесь косо смотрят на проявления агрессии.

– Джеймс, я все равно не…

– Что вы здесь делаете? – перебил меня низкий густой голос. Я подскочила от неожиданности, но Джеймс сразу овладел собой и повернулся к хендлеру боком. Кое-кто из вылеченных остановился, расширив глаза с невинным любопытством. Мне их было очень жаль. Я увидела Дану Сандерс, не помнившую, что больше года встречалась с моим братом.

Я молчала, предоставив говорить Джеймсу.

– Школьный проект, – гладко соврал он, сунув руку в карман. – Доктор Раерсон сказал, мы можем понаблюдать с парковки, насколько излечившиеся уравновешенны. Он очень гордится успехами Программы в модификации поведения. – Джеймс вынул бумагу, подписанную «Доктор Раерсон». Наверняка такого не существует, но обнаружить подлог на месте невозможно.

Хендлер взял бумагу. У меня кровь шумела в ушах. За одним из парней я увидела Лейси и непроизвольно напряглась.

Лейси Клэмат, моя лучшая подруга, шла через парковку, прижав учебники к груди. Ее волосы, сейчас совсем светлые, были собраны в хвост. На Лейси джинсы, балетки и кардиган с коротким рукавом, который в талии застегивается на одну пуговицу. Она была так не похожа на себя, что мне захотелось закричать. Это… это не моя подруга!