Читать книгу "Абсолютное зло - Александр Мазин"

– Вам виднее. Чем могу помочь?

– Заявление на розыск необходимо подать.

– Сделаем,– ответил депутат.– Пришлите факсом образец.

– Я сам напишу,– сказал следователь.– Вы только подпишите и отправьте. Только официально, с исходящим номером, как положено.

– Сделаем. Может, нажать, чтоб шевелились? Через начальство?

– Не надо,– отказался Логутенков.– Это моя территория, сам разберусь.

Заявление из Смольного и без нажима в работу возьмут.

Капитан Онищенко Павел Ефимович был толст, опытен и осторожен. В ОРО работал недавно. Перевелся из Невского «убойного». По семейным обстоятельствам. Хотя «семейными» их можно было назвать только в широком смысле. Если перевести на русский язык слово: «мафия». С переводом «обстоятельства» ушли, а вот семейные, в узком смысле, проблемы остались. Чтобы их решить глобально, нужны были деньги – отселить тещу. Вопрос решался. Но крайне медленно.

Материал по Суржину Онищенко принял без радости. Понимал: ничего, кроме беспокойства и неприятностей (Смольный, блин!), не предвидится.

С Суржиным Онищенко лично никогда не пересекался, хотя за время работы в органах фамилию, конечно, слышал. Ничего дурного. Однако, если мент ухитряется пролезть в Смольный, это свидетельствует о его особой хитрожопости. Тем более, он не какой-нибудь консультант по связям, а самостоятельная шишка, зампред какой-то, мать ее так, специальной комиссии. Тут или мохнатая лапа нужна, или толстая пачка «гринов». Откуда у мента бабки? Вопрос для первоклассницы. А он, капитан Онищенко, почти правильный мент и отличный опер, даже две звезды при двух просветах не выслужит. Скорее всего. В общем, таким, как Суржин, Онищенко откровенно завидывал. Да хоть бы он их нежно любил, какая разница? Конечно, сунуть в стол заяву на фирменном бланке с исходящим номером за подписью депутата, скрепленной гербовой печатью, капитан не рискнул. Но ничего хорошего от дела не ждал. Субъекты вроде Суржина просто так не теряются. Есть очень приличная вероятность, что зампредседателя уже кормит червячков. Или общается с утюгом на уединенной дачке. Да-а-а… А то еще не сегодня-завтра замаячат на горизонте, как всегда в таких случаях, сотрудники «компетентных органов»…

Не откладывая, Онищенко направил стопы к подписавшему заяву депутату. Тот, вопреки ожиданиям, пальцы гнуть не стал: принял сразу, опрашивался охотно, но ничего толкового не сообщил. Нет, никаких угроз, никаких врагов. Близких родственников нет, любовница, если и имеется, то депутату она не известна. А о занятиях пропавшего сановник высказался и вовсе уклончиво, мол, «связаны с вопросами соблюдения конституционных прав граждан». Иного опер и не ожидал. Если, допустим, Суржин ведал «черной кассой», депутат вряд ли скажет об этом представителю правоохранительных органов. В утешение Онищенко было позволено осмотреть кабинет пропавшего и побеседовать с секретаршей. Та сообщила еще меньше начальника, а кабинет оказался девственно пуст. Ни одной интересной бумажки ни на столе, ни в нем. Ни одной записи на перекидном календаре. Ключи от сейфа обнаружились в верхнем ящике стола. Заглянув в сейф, Онищенко обнаружил немного ветоши, грязное вафельное полотенце, растворитель и флакон с маслом. Поскольку опер уже знал, что у Суржина есть личное оружие, то осмотр сейфа принес не больше информации, чем осмотр стола или холодильника, в котором, кстати, присутствовала бутылка водки и приличный кусок «краковской» колбасы – на вид съедобной.

Правда, был еще компьютер. Но когда Онищенко его включил, оказалось, что нужен пароль. Опер посидел немного, глядя на отличный пятнадцатидюймовый монитор «Сони-тринитрон», а потом спросил у секретарши, серьезной дамы бальзаковского возраста, не знает ли она пароль.

– Просто нажмите «Enter»,– посоветовала секретарша.– Вам кофе сделать?

– Буду очень признателен.

Но толку оказалось немного. В «портфеле» было пусто. Онищенко наугад пошарил по каталогам, прикинул примерный объем документации – тянет мегабайт на двести – и понял, что на разбор ее потребуется как минимум месяц. Кроме того, в компьютере имелся CD-рекордер, а в коробке – с полсотни дисков, причем треть – записанные самим Суржиным.

Секретарша принесла кофе и два квадратика печенья. Онищенко поглядел на печенье, подумал и полез в холодильник за колбасой. Умяв полкило «краковской», опер почувствовал себя бодрее. Но оптимизма по-прежнему не испытывал. Он очень трезво сознавал: ему не хочется рыться в этом материале. Накопай он что-то серьезное, какой-нибудь крутой компромат – все равно притормозят. Может – приказом сверху, а может – вообще прихлопнут, как комара. Одно «утешение»: зацепиться пока совершенно не за что.

Тем не менее Онищенко, подумав немного, взял чистый «сидюк» и скачал с жесткого диска все перспективные, на взгляд, директории, ссыпал в коробку диски и дискеты и забрал с собой… А секретарше оставил расписку. Если пропавший, вопреки ожиданиям, просто загулял – приедет и заберет. Сделав дело, опер отправился кушать шашлык. Халявный, поскольку хозяин харчевни был у него в неоплатном долгу. За сохраненное здоровье.

Вернувшись к себе, Онищенко закурил сигаретку и настроился подумать о возвышенном. Не удалось. Оказывается, его искал начальник. Причем гневался, поскольку не нашел.

Павел Ефимович вздохнул тяжко и отправился «на ковер».

Вообще-то начальник был ничего мужик, вояка-артиллерист, недавно уволившийся и быстренько утвержденный в столоначальники повелением свыше. Милицейский стаж у него был – как у цыпленка клювик, но зато звание майора сохранено, отсюда и должность, и оклад жалования…

Онищенко майор недолюбливал, скорее всего – просто комплексовал на профессиональной почве. В розыскной работе артиллерист не понимал ни хрена. Зато организовать, потребовать, поставить задачу вояка умел и, что особенно важно, всегда был готов отчитаться перед вышестоящими. С руководством ладил и, что характерно, своих в обиду не давал. Сам дрючил. Правда, таких, как Онищенко, профессионалов дрючил аккуратно: осозновал свою некомпетентность и зависимость. Короче, должности своей начальник соответствовал.

– По Суржину есть что? – требовательно спросил майор.

– Пока немного,– осторожно ответил Онищенко.– Опросил заявителя, осмотрел рабочее место.– И осведомился многозначительно: – Что, уже звонили?

– Не твое дело,– буркнул начальник.– Иди работай. С Логутенковым свяжись, искал тебя.

Онищенко позвонил в прокуратуру:

– Искал меня, Генадьич?

– Да. Пал Ефимыч, Суржиным ты занимаешься?

– Я.

– Давай ко мне, Паша, разговор есть.

Глава шестая

Любка возвращалась домой значительно раньше, чем предполагала. Филе предложили какую-то халтуру, так что катание на пароходике, прогулка по ночному Питеру, пиво с орешками и все прочее в каком-нибудь парке типа Сосновки (лето лучше, чем зима) – отменилось.

«Ничего,– думала Любка.– Видик посмотрю с папой-мамой, высплюсь по-человечески, без комаров…»