Читать книгу "Странные женщины - Елена Белкина"

И меня тоже: за страсть к подглядыванию, которая меня день ото дня увлекает все больше, а я не хочу даже сопротивляться!

Но это ведь не самая страшная болезнь и не преступление, тебе это известно как бывшему врачу и теперешнему коммерсанту. Будь здоров, люби жену и детей. Не хочется? А ты постарайся. Ты ведь старательный.

Ты не представляешь, как я счастлива, что не люблю тебя.

ОН

Раз, два, три… Пятьдесять шесть… триста сорок два… Проба на запись… Тысяча двести тридцать четыре… Поехали.

Хроника невероятных и удивительных приключений героя нашего времени, великого политика всех времен и народов. От журналистов отбоя нет, всем давай интервью. Пожалуйста!

Вопрос: что главное для политика?

Ответ: не проигрывать ни в чем!

Вопрос: но как это можно? Жизнь сложна и разнообразна, обязательно в чем-то проиграешь! Хотя бы в шашки!

Ответ: значит, не надо играть в шашки, если не умеешь в них играть. Значит, надо заниматься только тем, в чем не проиграешь!

Вопрос: то есть заранее ограничивать круг своих действий? Или, иначе говоря, высоту?

Ответ: ни в коем случае! Просто чтобы взять высоту в два метра пятьдесят сантиметров, нужно сначала прыгнуть на метр. Потом на полтора. И так далее. Я ясно выражаюсь?

О да, полный восторг, полный вперед, ура!

Кроме шуток: мне нельзя проигрывать. Я знаю свой характер. И у меня давно созрел план, как начать путь к своей цели, но не совпадали обстоятельства. И вот совпали. Отчим Петрович ушел на весь вечер на работу в театр, он там столяр и плотник, и вообще за все отвечает. На этот вечер его, может, пожарником попросили подежурить или поработать ассистентом режиссера. Он и сам бы мог режиссером стать, мозгов в общем-то хватает… А любимая моя мама я даже и не помню, что придумала, главное — ее тоже допоздна не будет.

Темнеет сейчас после шести, поэтому я вызвал проститутку на семь. Денег у меня было на два часа, я узнал цену, прикинул и сказал: два часа. Вдруг за час не получится? Я подстраховался. Я эти деньги четыре месяца копил. Само собой, по телефону говорил басом. Но на восемнадцать я не выгляжу. И боялся: приедут, увидят, обругают и уедут. А то еще и в морду дадут.

Как себя состарить? Я надел черные очки. Вид идиотский, но возраст уже не так видно. Потом, у меня есть безрукавка с широкими плечами, вид становится такой коренастый.

Но все равно был мандраж. Надо отучать себя от таких слов. Политик должен говорить абсолютно правильным языком! У меня было волнение!.. Ерунда, если послушать, как они говорят… И в этом своя мудрость: политик должен показывать, что он человек из народа. Так что все правильно: меня бил мандраж. Господа, по поводу конфликта на Кавказе должен вам откровенно сказать: меня, как и всех вас, бьет мандраж возмущения!..

Меня бил мандраж. В пять часов я заказал на семь, и два часа ходил по комнатам, как шакал в зоопарке, туда-сюда. А без десяти семь я чуть не смылся. Даже уже куртку напялил и в подъезд выбежал. Постоял. Подумал. Вернулся. Пошел на кухню, взял нож, из холодильника начатую бутылку водки, протер лезвие водкой и полоснул по руке, там, где вен нет. Так я воспитываю в себе волю. Обработал порез той же водкой, наскоро перевязал. Щипало и болело. Зато я немного успокоился. Хотел для полного успокоения водки выпить. Нельзя. Все должно быть чисто. А то так и привыкну — с водкой. Стереотипы быстро вырабатываются.

Ровно в семь в дверь позвонили. Парень лет двадцати пяти. Все осмотрел и сразу деньги взял. На меня даже не глянул. Только спросил: один буду? Я говорю: да. Он и пошел. Сейчас, говорит, девушка придет.

Пришла девушка. На голову выше меня. Большая и белая. В смысле: блондинка и кожа белая, мне не нравится такая кожа, даже не белая, а бело-розовая какая-то. Это про таких говорили: кровь с молоком. Поперлась сразу в комнату.

Ничего, говорит, у тебя уютно. Тебе, говорит, сколько лет-то?

Я даже разозлился. Тринадцать!

А она говорит: да ладно, мне самой семнадцати нет.

Я говорю: до скольки же ты к восемнадцати дорастешь? До метр девяносто?

Она даже не обиделась. Шутник, говорит. Раздевается и ложится и лежит, как на пляже, только без купальника, а голая.

Я на нее смотрю — и ноль эмоций. Только злость какая-то. Зато успокоился. А эмоций — ноль. Но я себе еще заранее сказал: не трепыхаться! Она не человек, ее стесняться не надо. Она обязана, вот и все… В общем, лежит и ждет… Я сел, начал рубашку расстегивать. От нее потом пахнет и вином. И еще чем-то. И духами каким-то липкими. Сумасшедший запах. То есть лежит орясина, и ничего привлекательного. Ну, грудь большая, ну и что? И все остальное большое — ну и что? Я почему-то что-то другое представлял. Сам виноват, надо было сказать, когда заказывал: больших не надо, люблю среднего роста и темноволосых. Как Маша.

Абсолютно никакого волнения, зато такое спокойствие, что я сам себе поразился. Разделся, лег. Она сразу ко мне. Сразу за работу. А я ничего не чувствую. До этого как представлю, что вот настоящая проститутка придет, и так далее, тут же весь насквозь возбуждаюсь. И вот она пришла, вот голая возится на мне своей головой, а я смотрю на ее волосы и вижу, что она была темно-русая, корни на сантиметр отросли, пора опять красить. А ей, наверно, некогда, работы много. Даже смешно. А она пыхтит, бедняжка. И тут я понимаю, что ничего не выйдет. Хоть два часа, хоть десять. Во-первых, я спокойный и холодный, как айсберг в океане. Во-вторых, я хоть и ничего в этом не понимаю, но чувствую, что она толком ничего не умеет. И не хочет. То есть формально все. И тоже злится. Вот так лежим и злимся друг на друга.

Тут я говорю: постой, мне надо кое-что.

Она отвалилась.

Я пошел в другую комнату, там у нас второй телефонный аппарат. Звоню Андрюше-однокласснику и шепотом говорю: звякни мне через пару минут. Он говорит: ладно.

Вернулся.

А она уже телевизор смотрит. Включила сама и смотрит с таким видом, что ей больше ничего на свете не надо. Я думаю: хоть грудь, что ли, ей поцеловать? Потренироваться. Ну, начал это делать. Стараюсь, чтобы ей понравилось, а она из-за моего плеча все телевизор смотрит.

Вдруг: ой!

Я ей: что такое?

Она говорит: щекотно!

Ладно, говорю. Давай поцелуемся.

Она говорит: мы не целуемся.

А я целуюсь!

И начал ее целовать, а от нее вином воняет, и губы как мертвые какие-то. Перестал. Просто глажу ее, без всякого даже любопытства, а ведь в первый раз! — и думаю, когда же Андрюша-то позвонит?

Наконец звонок. Я хватаю трубку, он говорит: ну и чего надо?

Я весь из себя как будто перепугался, говорю: когда?

Чего когда?

Я говорю: ладно, дождусь вас.