Читать книгу "Эта девушка - Колин Гувер"

Кел улыбается, а потом убегает через дорогу вместе с Колдером. Я смотрю на дом напротив: фургон припаркован на улице, задние двери закрыты. Ну вот, опять не повезло… Они уже все разгрузили, а я-то надеялся им помочь… Черт!

Остаток вечера я работаю сверхурочно и бесплатно… Такая уж судьба у учителей. Потом принимаю душ и словно невзначай захожу в гостиную, чтобы в десятый раз выглянуть из окна… Но мне так и не удается ее увидеть.

– Чего ты все в окно смотришь? – раздается за спиной голос Колдера.

Я вздрагиваю от неожиданности и быстро задергиваю шторы – даже не заметил, что брат сидит на диване. Подхожу к нему, беру за руку и подталкиваю в сторону коридора:

– Ложись спать.

– А я знаю, почему ты смотрел в окно! – провозглашает он уже на пороге своей комнаты перед тем, как закрыть дверь. – Ту девчонку высматриваешь? Сестру Кела? Она тебе понравилась?

– Спокойной ночи, Колдер! – говорю я, не намереваясь отвечать на этот вопрос.

Он подмигивает мне и закрывает дверь. Перед тем как уйти к себе, я в последний раз подхожу к окну. Отдергиваю шторы и вижу, что у окна в доме напротив тоже кто-то стоит, но занавески тут же задергиваются, и мне не удается сдержать улыбку. Интересно, может быть, не только мне не дает покоя сегодняшняя встреча?

* * *

– Холодно, холодно, холодно, холодно, холодно! – приговаривает Колдер, прыгая с ноги на ногу, пока я открываю машину.

Завожу мотор, а потом иду в дом за вещами. Колдер ждет в машине. На обратном пути я застываю как вкопанный: на пороге дома напротив стоит Лейкен. Она наклоняется, берет пригоршню снега, разглядывает, но тут же бросает, выпрямляется и выходит во двор, прикрывая за собой дверь. Я качаю головой, предвкушая, что сейчас произойдет: на улице идет снег, а она в домашних брюках и рубашке – даже куртку не надела. Не знаю, куда она собралась, но долго на улице в таком виде не протянет. Здесь вам не Техас! Лейкен идет по двору, и тут мой взгляд падает на ее ноги.

Она что, в тапочках? Да ладно! Не успеваю я крикнуть ей, что надо смотреть под ноги, как она уже падает на спину.

Ох уж эти южане… Впрочем, что с них взять?!

Сначала она не двигается – просто лежит на спине и смотрит вверх. На секунду я впадаю в панику, испугавшись, что она сильно ударилась, но тут она шевелится и пытается встать. Мне, конечно, не хочется выглядеть навязчивым придурком, но я быстро перехожу улицу, чтобы спросить, не нужна ли ей помощь.

Она вытаскивает из-под себя одного из гномов с таким выражением лица, что я не могу не рассмеяться! Она смотрит на него так, как будто бедный малыш виноват в том, что она грохнулась! Лейкен уже собирается отшвырнуть его подальше, но я останавливаю ее.

– Плохая идея! – кричу я, подбегая к ней.

Она слегка наклоняет голову набок и пристально смотрит на меня, не выпуская гнома из рук.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, продолжая смеяться: у нее на лице написан такой прямо-таки праведный гнев, что сохранить серьезный вид просто невозможно.

– Буду в порядке, когда разобью эту чертову штуку! – покраснев, отводит глаза она.

– Не надо, – прошу я, забирая гнома у нее из рук и ставя беднягу на место, чтобы спасти его от полного уничтожения. – Гномы приносят удачу.

– Ага, удачу! Заметно, – ворчит она, потирая плечо.

– О господи! – восклицаю я, заметив кровь на ее рубашке, и тут же чувствую себя виноватым. – Прости! Я бы не стал смеяться, если бы видел, что ты сильно ударилась! – Я помогаю ей встать и пытаюсь оценить масштабы катастрофы. – Слушай, рану надо пластырем заклеить…

– Нереально, – качает головой она, оглядываясь на дом. – Какой пластырь… Там сейчас ничего не найдешь.

Я оглядываюсь на наш дом (у меня-то в аптечке полно всяких пластырей), однако предлагать помощь не тороплюсь: и так уже опаздываю на работу.

Глядя на наши окна, я отчаянно пытаюсь принять решение, но тут все мои органы чувств вдруг наполняются ощущениями. Легкий запах ванили, обволакивающий меня… звук ее голоса, ее акцент… ее близость пробуждают во мне нечто, что слишком долго находилось в забытьи. Черт побери! Я влип!

Работа подождет.

– Тогда придется зайти к нам. У нас в кухне есть пластыри, – решительно говорю я, снимаю куртку, накидываю ей на плечи и, поддерживая под локоть, перевожу через дорогу.

Я ничуть не сомневаюсь, что она и сама прекрасно дойдет, но отпускать ее почему-то мне не хочется. Мне нравится помогать ей. Нравится, как она ко мне прижимается. Это все как-то очень… правильно.

Мы заходим к нам, я веду ее в гостиную, а сам выхожу в кухню, достаю из шкафчика аптечку и нахожу пластырь. Оглядываюсь. Она смотрит на висящие на стене фотографии. Фотографии моих родителей.

«Пожалуйста, не спрашивай меня о них… Пожалуйста!»

Сейчас мне совершенно не хочется об этом говорить, поэтому я спешу отвлечь ее внимание от фото:

– Сначала надо промыть, потом уже пластырь клеить.

Я закатываю рукава, поворачиваюсь к раковине и смачиваю под краном салфетку. Ловлю себя на том, что стоило бы поторопиться, но делаю все неспешно. Мне просто хочется растянуть процедуру, чтобы подольше побыть с ней рядом. Я даже не заметил, в какой момент желание узнать ее поближе превратилось в необходимость. Когда я поворачиваюсь к ней, она быстро отводит глаза. Я не совсем понял, почему она так смутилась, но выглядит до ужаса мило.

– Все нормально, – говорит она, протягивая руку за салфеткой, – я сама.

Отдав ей салфетку, я беру в руки пластырь и на удивление долго вожусь с упаковкой. Все это время мы не произносим ни слова. Почему-то в ее присутствии этот дом кажется особенно пустым и тихим – аж мурашки по коже. Когда я один, тишина как-то незаметна, а вот сейчас, когда мы оба неловко молчим, тишина становится неприятно навязчивой. Надо срочно что-то сказать, чтобы заполнить пустоту, думаю я, и выдаю:

– И что же ты делала на улице в одной пижаме в семь утра? Вы что, еще не все вещи разгрузили?

Она отрицательно качает головой, бросает салфетку в мусорное ведро и коротко бросает:

– Кофе.

– Вот как? Значит, ты не жаворонок?

Я втайне надеялся, что именно в этом причина ее плохого настроения. Вот и славно, значит, это от недостатка кофеина, а не оттого, что я ей не интересен. Я подхожу к ней ближе, чтобы наклеить пластырь на ее плечо, и незаметно делаю глубокий вдох. Странно, но каждое прикосновение к ней вызывает во мне бурю эмоций. Наклеив пластырь, я аккуратно разглаживаю его, слегка надавливая на края кончиками пальцев. У нее по коже бегут мурашки, и она обхватывает себя за плечи, словно пытается согреться.

Мурашки, значит… Что ж, неплохо для начала!

– Ну вот, – говорю я, еще раз проглаживая пластырь, хотя это совершенно не требуется, – как новенькая!