Читать книгу "Гостья из тьмы - Тамара Маккинли"

Проходя по двору, Матильда свистнула. Из-под дома послышался радостный лай, появилась крупная мохнатая голова, извивающееся тело и пляшущий от радости хвост крупного пса квинслендской породы.

– Ко мне, Блю! Иди сюда, мой мальчик! – крикнула Матильда.

Она потрепала его по голове и почесала за ушами. Псу было почти семь лет, и он считался одним из лучших пастухов в хозяйстве. Отец запрещал держать его в доме, как и остальных рабочих собак, но, пока его не было, Матильда часто нарушала этот запрет. Более преданного друга у нее в жизни еще не было.

Блю трусил за ней, виляя хвостом, пока она шла мимо курятника и хлева. За складом шерсти раздавался звонкий стук топора, и Матильда поняла – это по ее поручению один из работников расширяет помещение. Возле общей кухни стоял запряженный фургон Берта Райли.

– Привет, милая! Жарко, правда? – улыбаясь, сказала Пег Райли, появляясь в дверях кухни. – Я бы все отдала сейчас за то, чтобы искупаться в реке.

– Приглашаю! – засмеялась Матильда. – Правда, воды там слишком мало, к тому же она уже зеленеет. Почему бы вам не сделать крюк и не заехать к водопаду? Вода там всегда холодная. Накупались бы вволю перед дальней дорогой.

– Предоставляю это тебе, – ответила Пег. – Нам с Бертом завтра надо быть в Виндулле, иначе он не успеет поставить свои двойные ставки.

Берт Райли был отличным стригалем и путешествовал по всей центральной Австралии в своем фургоне. Но все, что зарабатывал, он спускал в игре, в которой ему страшно не везло. Матильде было жалко Пег. Год за годом она в сезон приезжала в Чурингу вместе с Бетом. Пег была отличной поварихой и готовила для стригалей, но страсть Берта к игре заставляла их все время колесить.

– Вы не устали переезжать с места на место, Пег? – спросила девочка. – Мне даже страшно представить, что я куда-то уеду из Чуринги!

Пег Райли немного постояла, задумавшись.

– Знаешь, иногда тяжело покидать какое-то место, но скоро это забывается, и ты ждешь, что будет впереди. Конечно, будь у нас дети, все было бы по-другому. Но так как их нет, мы с Бертом так и будем колесить, как перекати-поле, пока кто-нибудь из нас не окочурится в дороге. – Толстушка рассмеялась, но, увидев напрягшееся лицо девочки, оборвала смех. – Прости старую. Болтаю глупости. – Она подошла и крепко обняла девочку. – Береги лучше себя, малышка. Даст бог, увидимся, не волнуйся за нас.

Пег вернулась назад к фургону, несмотря на свою тучность, ловко влезла на козлы и взяла поводья.

– Берт Райли! – громко крикнула она. – Если ты там еще помедлишь секунду, останешься здесь навсегда! – И, рассмеявшись, легонько дернула поводья.

Фургон, скрипя, медленно тронулся к первым воротам.

Берт Райли, застегивая на ходу куртку, выскочил с мешком из барака, выкрикивая на ходу ходивший среди стригалей стандартный набор ругательств.

– Увидимся в следующем году, хозяюшка! – крикнул он через плечо Матильде и понесся вслед за фургоном.

Чуринга внезапно опустела. Матильда постояла, наблюдая, как Берт запрыгивает на ходу в фургон, как тот медленно удаляется в облаке пыли, уменьшаясь в размерах. Потрепав по голове Блю, она решила вернуться в дом, но сначала следовало все проверить. Девочка зашла в стригальню, отключила старый движок, обошла склад, в котором уже было тихо, заглянула на кухню, где Пег, как обычно, оставила все в идеальном порядке. В бараке термиты подточили угол, который совсем осел. С этим она ничего не могла поделать, поэтому, поправив одну из постелей и закрыв дверь, снова вышла во двор, на жару.

Аборигены, как обычно, сидели на задворках своих хижин вокруг костра, где две женщины что-то варили в большом котле. Мужчины болтали, время от времени хлопая мух. Сколько себя помнила Матильда, они всегда были неотъемлемой частью Чуринги. Хотела бы она только, чтобы они получше ухаживали за своими полями пшеницы и табака.

Старик Габриэль, глава маленького племени, что-то выстругивал из куска дерева. Когда-то в детстве его подобрали миссионеры католики и пытались обратить в свою веру, но он так и остался полуграмотным язычником, сбежав от монахов, когда подрос. Больше всего он гордился пятью желтыми зубами, оставшимися во рту, поэтому, когда улыбался, всегда старался продемонстрировать свое богатство.

– Здрасте, миссюс, – сказал он спокойно.

– Габриэль, работы очень много. Я же сказала – надо починить все ограды на южных пастбищах!

– Попозже, миссюс, ладно? Сначала еда, потом работа, – добродушно улыбнулся он, продолжая строгать.

Матильда с сомнением покачала головой, но знала, что спорить бесполезно.

Габриэль просто игнорировал ее приказы, и аборигены работали, когда это было удобно им. Поэтому она развернулась и пошла к дому. Жара стала нестерпимой, и Матильда решила, что сначала отдохнет немного, а потом займется счетами. Во время болезни матери она их здорово запустила.

Чугунок с кипятком был тяжелым. Матильда с трудом донесла его от плиты к глубокому корыту. По ее лицу струйками стекал пот, платье липло к телу, а пар, заполнявший кухню, только усиливал жару. Но девочка этого не замечала: голова ее была занята подсчетами. Снова и снова она пересчитывала цифры в уме, но толку от этого было мало. Сумма не менялась. Она почти не спала ночью, занимаясь счетами, а утром объезжала южные пастбища, проверяя работу Габриэля. Поэтому чувствовала себя совсем разбитой и угнетенной.

Счетные книги лежали открытыми за спиной на столе. Матильда так надеялась, что найдет утром спасительную ошибку в своих расчетах, но напрасно. У нее только разболелась голова, и она ясно осознала, что чек за шерсть в этом сезоне не перекроет долгов. Они перейдут на следующий сезон.

Гнев на отца рос вместе с отчаянием. Она бросила его молескиновые брюки в мыльную воду и стала яростно бить по ним колотушкой. «Я должна была не спускать с него глаз, как наказывала мать, – бормотала она. – Надо было получше прятать деньги! Какая же я идиотка, боже мой!»

Глаза ее затуманились, она уже не видела пузырящиеся в пене штаны. Мама так хорошо управляла фермой, что даже смогла за годы войны накопить немного денег на счету в банке. Но отец быстро спустил все до пенни!

Матильда помнила его возвращение, как будто это было только вчера. Как она волновалась, стоя на перроне, собираясь любить и жалеть отца. Но как можно было полюбить его, если он вообще не обращал на нее внимания и ни разу не приласкал? То, как отец уезжал на войну, Матильда помнила гораздо хуже. Ей смутно виделся огромный мужчина, от которого пахло ланолином и табаком, а его бритые щеки неприятно кололись, когда он целовал ее на прощание. Но ей было всего пять лет тогда, и куда больше она запомнила медный духовой оркестр, игравший марши на перроне, чем мужчину в форме, исчезнувшего в поезде. Инструменты сверкали, а музыка была такой бодрой и громкой. Она совсем не понимала, что такое война и что она принесет им с матерью…