Читать книгу "Хозяин Галеон-Хауса - Маргарет Малькольм"

Его на самом деле не особенно удивила собственная реакция на «Галеон-Хаус», когда он подумал: «Я бывал здесь и прежде». Все время, пока его ветвь семьи устраивала свою жизнь на новом континенте, самые подробные мелочи о Сент-Финбаре и «Галеон-Хаусе» были постоянно у него на слуху еще с отрочества. Ребенком он с восторгом слушал рассказы деда, который с ностальгией и любовью, как может рассказывать только человек, знающий, что больше никогда этого не увидит, говорил об обшитых деревянными панелями залах, бесценных гобеленах, высоких подсвечниках на алтаре, сделанных не из меди, а из чистого золота, о драгоценностях, которые носили женщины Тревейнов, о сундуках с сокровищами, спрятанных под домом в самой середине каменного мыса, который служил его основанием.

Саймон не знал, верить ли во все это, но история манила волшебством и казалась нереальной сказкой. Он даже колебался, прежде чем написать письмо Лео, боясь, что реальность разрушит это очарование. Но Саймон беспокоился напрасно — все оказалось именно так, как он себе и представлял. И к своему первому впечатлению он мог бы добавить только одно: «Ничего не изменилось». Казалось, что он просто вернулся домой.

На него нахлынули чувства, пробуждающие инстинктивную жажду приключений, дремавшую в нем, и это было новым переживанием для Саймона. Но не корнуолльский дикий пейзаж так взволновал его, даже не сам дом, а люди, которые в нем жили.

Они были фантастические! Он никогда прежде не встречал подобных и не смог бы раньше даже вообразить, что такие еще существуют в природе. Похожие чем-то на свой дом, они обладали высоким достоинством, которое не поддавалось изменчивому течению времени.

Лео, с его крепкой фигурой, улыбающимся бородатым лицом и настороженными глазами… В другой одежде он вполне мог бы стать в эпоху Елизаветы I еще одним Дрейком[1]или Рэли[2], джентльменом удачи, пиратом…

Еще была Мадам. Такие женщины, как она, держат замки неприкосновенными, пока их лорды сражаются на войне. Заставляя себя забыть жалость, они воспитывают своих сыновей так, чтобы те шли по стопам отцов, а дочерей учат воспитывать последующие поколения в тех же традициях. Как она сейчас воспитывает эту девушку, Андреа…

Лео небрежно сказал ему об их помолвке, и он сам видел на тонкой левой руке Андреа обручальное кольцо Тревейнов с огромным рубином. Но в ту же минуту, как он остановил на ней взгляд, Саймон ощутил исходящую от нее непокорность. Это было видно и по гордой посадке ее головы, и по взгляду презрительных зеленых глаз. Уверенная в себе… и все же слегка смущенная и растерянная от прозвучавшего в ее душе сигнала пробуждающейся и расцветающей женственности, уже так легко угадываемой.

Она ожидала, что он поцелует ей руку, как Мадам. Он был уверен, что она этого хотела… но только для того, чтобы потешить свое юное тщеславие. Это было бы признанием с его стороны, что он находит ее красивой и очаровательной женщиной. И все же Саймон готов был поклясться, что в ней не было ничего от кокетки. Тогда почему?.. Потому что она хотела убедиться, что может рассчитывать на мужскую галантность? Нет, чепуха! Несомненно, девушка, способная завоевать сердце такого мужчины, как Лео, не будет сомневаться в своей желанности. Если, конечно, не… Саймон сложил губы в беззвучном свисте. Не один Тревейн женился на девушке своей крови. «Только им они могли доверять!» — вспомнил он, как однажды сказал его дед, легкомысленно хихикнув. Но дед всегда отказывался объяснять, что скрывалось за этой сентенцией.

Если этот был брак по целесообразности, а не по любви, это многое объясняло. Андреа, девушка, рожденная для любви, инстинктивно чувствует, что что-то для нее потеряно. Может быть, он и ошибается, но у него сразу же сложилось о Лео впечатление, что это не тот мужчина, который может когда-либо преклонить колени перед женщиной… за исключением, конечно, Мадам. Высокомерный… берущий от жизни все, что хочет, как будто это его право. Для него не существует никаких законов, кроме его собственного мнения.

Саймон пожал плечами, словно стряхивая с себя раздумья. Ладно, все это только предположения. Что в них проку? Он пробудет в Сент-Финбаре всего несколько дней, самое большее — неделю. И помимо того, что сказочная история, знакомая с детства, и красочные картины памяти воплотились в реальность, ни сам дом, ни его обитатели никоим образом не смогут повлиять на его жизнь. Он и они принадлежат разным мирам.

«Вы забудете все остальные места, которые до этого знали…» — Саймон вспомнил заявление Мадам и глубоко вздохнул. Нет, не стоит даже пытаться обманывать себя… Эта гордая девушка в простом белом платье, с тонкими руками и с презрительно смотревшими на него глазами полностью завладела его сердцем и душой в тот самый миг, как только он вошел в галерею. Она не поняла этого — он хорошо об этом позаботился. Лео тоже ничего не заметил. Но Мадам… она поняла все. И она его предупредила.

Но он был слишком Тревейн, чтобы воспринимать предупреждение как нечто меньшее, чем вызов. И все же оставаться здесь было опасно, в этом нет сомнений. Был ли Лео на самом деле влюблен в Андреа или какой-то другой мотив побудил его на ней жениться, Саймон не знал, но в одном он был уверен твердо: с тех пор, как Лео это решил, он относится к девушке как к своей собственности и непременно примет жесткие меры к любому мужчине, который попытается отнять ее у него.

Черты худого лица Саймона еще больше заострились. Здравый смысл, не говоря уже о приличиях, диктовал ему покинуть «Галеон-Хаус» как можно быстрее и никогда не возвращаться сюда. Но это было бы слишком похоже на бегство. А он еще ни разу не бегал от опасности.

Гнев не был чем-то незнакомым для Андреа. Она знала это пламенное чувство, что обжигало так же быстро, как и затухало. Но холодная, как лед, ярость, ярость, рожденная неприязнью, почти ненавистью, была для нее открытием и беспокоила девушку.

Проводив Мадам в ее комнату, Андреа отправилась по длинному коридору к своей спальне. Она шла с такой необычной грацией, такой изящной, слегка покачивающейся походкой, которой усердно обучались долгие годы сотни лет назад. Для нее же это было совершенно естественно, возможно, унаследовано из прошлого.

Она вошла в свою комнату, тихо закрыла за собой дверь, направилась к покрытому парчой туалетному столику и села напротив зеркала. Некоторое время она бесцельно перебирала черепаховые гребни, передвигая их с края на край, затем аккуратно выстроила их в ряд. Потом вызывающе, как будто для этого требовалось мужество, подняла глаза на свое отражение в зеркале.

Несколько дней назад Андреа сделала то же самое… в то утро, когда пришло письмо Саймона. Тогда ее интересовал только цвет глаз. Теперь же она хотела узнать гораздо больше. Она хотела понять, почему Саймон отказался говорить ей комплименты, как он говорил их Мадам, и почему его позабавило, что она ожидала их от него?

Мадам, конечно, особенный человек, но мужчины целуют женщинам руки не только потому, что выражают этим свое почтение к выдающимся личностям. Но и, например, потому, что они красивы.