Читать книгу "Страсть Селии - М. Валентайн"

Дабы спасти себя от беспечно расточаемого Колином семени, Селия ссылалась на хорошо рассчитанную по времени головную боль, которая случалась постоянно с интервалами в три с половиной недели и продолжалась два-три дня — до тех пор, пока знакомая боль в животе не прекращалась. Вскоре она стала недовольно смотреть на привычно надутые губы Колина, ибо это говорило о том, что тот совсем не верил ее сдвинутым бровям и прищуренным глазам. Странно, что мужчина, обычно проявляющий нежность, не был столь предупредителен к ней, как его кузен, в моменты, когда грозило вынужденное плодородие. Неужели Колину надоело делить свою женщину с другим и он сейчас возжелал раз и навсегда завладеть ею полностью? Сэру Джейсону не надо было доказывать свое обладание Селией наводнением ее чрева плодородным семенем Хардвиков. Он обладал ею с того самого момента, как узнал о ее существовании.

В самом деле, старший Хардвик ни за что не позволил бы, чтобы биология отвлекла его от собственных страстей, Когда наступал момент опасности, он с равным наслаждением пользовался устами или задним будуаром Селии. Иногда он мог полностью воздержаться от ее главной женской магистрали, сохраняя силы для влажных радостей, время которых обязательно наступит. Пять дней и пять ночей Джейсон удовлетворял свою кровожадность, лакомясь извержениями утробы Селии. Познав ее тело, он не мог упустить такую благоприятную возможность, ибо острота горячих месячных извержений Селии и нежный канал, через который они вырывались наружу, могли сравниться лишь с остротой ее позора. После того как сэр Джейсон сполна вкусил богатство ее менструаций, он пользовался окровавленным острием своего пениса в качестве кисти, которая, роняя рубиновые капли, создавала поразительный по контрасту рисунок на бледной плоти Селии и тем самым оставляла на ней вещественную улику взаимной связи.

Плотские и эмоциональные подвиги, совершенные вместе, погружали обоих в глубокий сон, после которого они возобновляли прежний кровопролитный поединок. Пятна цвета ржавчины на их телах лишь убеждали Селию в том, с какой полнотой обладает ею Хардвик. Могла ли она скрыть что-либо от этого мужчины? Ведь чуть позже, когда Хардвик начнет слизывать красную жидкость с кончиков пальцев Селии, он полностью познает ее.

Неужели Селия жаждала именно этого? Неужели она, спасая своего любимого, одолела последний отрезок пути, ведущего в бездонный источник разврата Джейсона? Ибо в это мгновение ей захотелось избавиться от нежных ласк Колина и предаться диким ласкам его кузена.

Что же касается Колина, он успел полюбить домашнюю жизнь вместе с Селией. Он уже начал представлять, что оба навечно останутся в этом тихом раю, в который не войдет его порочный и грубый Кузен. Как тепло у него становилось на сердце при виде Селии, которая надевала фартук и стояла у раковины, моя посуду после еды. Или протягивала руку с влажной тряпкой, чтобы вытереть стол, за которым оба только что отобедали. В подобные мгновения Колин рисовал в своем воображении обычную жизнь — жизнь, которая могла сложиться, если бы этот презренный родственник дерзко не вмешался в их любовь. Они могли бы пожениться и жить в таком доме, как этот, радостные голоса детей наполняли бы все вокруг и их сердца. Может быть, еще не слишком поздно…

Под лимонного цвета солнцем, не обремененным ни облаками, ни дождем, казалось, что проделки, которые все трое так легко, часто и безудержно совершат в Доме на Пустоши, стали событиями не прошедших недель, а давно минувших лет. Как мог он позволить, чтобы творилось столь порочное? Из эгоистического побуждения спасти собственную шкуру Колин пожертвовал телом и душой своей возлюбленной. Преступлением являлось уже то, что он молча наблюдал, как его мерзкий кузен навязывал свои ухаживания ее невинному молодому телу, а затем и сам охотно участвовал в этом грехопадении! Еще за два дня до отъезда из Англии он и его кузен встали перед устами Селии, а инструменты двух Хардвиков оказались рядом, демонстрируя родственную близость. Девушка очень хорошо постигла странный характер их желаний. Ей даже не пришлось подсказывать, что следует делать.

Нагая Селия упала на колени, ее нижняя губа дрожала — оба кузена посчитали это знаком предвкушения. И их предположение оказалось верным, ибо руки Селии потянулись к двум покачивавшимся столпам плоти, но ее запястья оказались связаны во время предыдущего поединка, когда пришлось воспользоваться петлей и несколькими катушками нити. Поэтому, когда сэр Джейсон и Колин подались вперед, рот Селии широко раскрылся, чтобы заглотить похожие пурпурные шишки, крошечные отверстия в которых потекли, демонстрируя откровенное вожделение. Никогда прежде кузены не пользовались одним входом одновременно, и неудивительно, что они нашли его тесным. Однако этот недостаток пространства нисколько не убавил наслаждения — этого не случилось и тогда, когда зубы Селии коснулись остроконечных корон их инструментов, вызывая сладострастные муки. «Наверно, все это нисколько не отличается от переживаний во время безжалостного сеанса мужеложства», — подумал сэр Джейсон, улыбаясь про себя, ибо знал, как хорошо сочетается удовольствие с болью.

Молодая женщина со связанными руками услаждала кузенов, раздавая обоим нежные порции восторга до тех пор, пока их мужские подношения не разлились на ее языке и не устремились к глотке. Как старательно она поглощала эти густые сласти Хардвиков и воздала им должное, прося добавки. Однако здесь, в целительном тепле прованской весны, подобные мимолетные угощения Колину вдруг показались порочными. Они ассоциировались с пустошью и с мужчиной, окна дома которого выходили на нее. Все это несло на себе печать сэра Джейсона Хардвика.

Да, Колин искупит вину, сделав Селию своей женой.

Перспективы семейного блаженства, которые предлагал этот молодой мужчина, казались ей весьма приятными. За несколько последних дней она осознала, как могла бы сложиться их совместная жизнь, если бы сэр Джейсон Хардвик не вознамерился вторгнуться в нее. Только теперь она не могла представить, что сможет жить иной жизнью. Хотя Селия обожала быть вместе с Колином, она не могла загасить ни вспыхнувшего желания оказаться в руках его кузена, ни потребности быть обладаемой им. Благодаря сэру Джейсону Селия узнала о себе больше, чем могла бы, прожив десять жизней… возможно, даже больше, чем сама того желала. Действительно, было уже слишком поздно. Ящик Пандоры открылся, и обнаружились сокровища, которые нельзя было вообразить в самых диких фантазиях: сокровища ее плоти. И эти сокровища были крепко связаны с мужчиной, аристократическая кровь которого текла также в венах ее суженого.

Селия пыталась ненавязчиво отклонить постоянные намеки Колина, что их совместную жизнь надо превратить в семейное блаженство, и непременно такое, которое включало бы детей. Наверно, наступит день, когда она с удовольствием заведет ребенка, но чьего ребенка? Колина? Сэра Джейсона? Эта возможность казалась такой далекой. Нет. Жить вместе с Колином — одно дело, а смотреть, как раздается ее живот — совсем другое. Почему это его так волновало? Почему бы ему не позволить событиям развиваться в прежнем русле? Понятно, такие разговоры к хорошему не приведут.

Однако по мере того, как текли дни и воспоминания стирались, слова Колина начинали обретать смысл. Дом на Пустоши и его ловкий хозяин не были настоящими. Настоящими стали поля с ярко цветущей лавандой и порывы соленого средиземноморского ветра, приносившего с собой запах моря и свободы, которой молодая пара была так долго лишена. Селия все еще вспоминала, как первую неделю бегала по старым улицам Авиньона, сохранившимся с четырнадцатого века, как вместе с Колином ходила осматривать Дворец Пап, о котором так много читала в школе. Однако больше всего ей запомнилось время, проведенное в той местной деревушке. Как они радовались, беззаботно гуляя по маленькой рыночной площади, выхватывая зеленые яблоки из своих корзинок и проверяя вес картошки под пристальным взором мадам Руо, старой зеленщицы с редкими зубами. Уложив покупки в прихваченную из дома джутовую сумку, Селия и Колин шли дальше к соседнему рынку, где торговали мясом, и высматривали говяжью вырезку, а месье Гастон, успевший пропустить утреннюю порцию виски, взирал гордым взглядом, рожденным поколениями мясников, которые этим ремеслом зарабатывали себе на жизнь.