Читать книгу "Восемь-восемь, или Предсвадебный марафон - Валентина Седлова"

— И что у вас?

— Да ничего хорошего. Поторопился я на себя семейный хомут вешать, вот теперь и мечусь, как подстреленный, за свою глупость расплачиваюсь.

— А Ленка что?

— Что Ленка? Для нее только один свет в окошке — Санька. А я так, бесплатное приложение с кучей обязанностей и минимум прав. Денег дай, в магазин сходи, квартиру прибери, а все улыбки и нежности — малому. Мне, видать, не положено.

— Слушай, ты что, Ленку к своему сыну ревнуешь?

— Ой, только не надо таких громких слов! Просто я задрался, как последний идиот. И не понимаю, зачем мне это. Раньше я знал, что моей зарплаты на жизнь вполне хватает, да и на девочек и прочие удовольствия остается, меня любят и уважают, я сам решаю, как мне жить. А сейчас мною помыкают как коровьим хвостом и еще удивляются, чего это я дома не сижу?! Вот завтра вернусь, так такого наслушаюсь — уши в трубочку завернутся. Посмотрит пламенным взглядом, как комсомолка на фашиста перед расстрелом, хлопнет дверью, и хоть на коленях ползи, прощение вымаливай.

— А чего ты Ленку с собой не берешь, пусть бы тоже отдохнула? Ребенка бы на время бабушкам с дедушками сдали, чтобы хоть пару дней без детского крика провела.

— Шиш ей! Ты что, не понимаешь? Если ее с собой возьму, это означает, что Ленка, может быть, и отдохнет, а вот я — вряд ли. Она ж меня дома так замордовала, я ее уже видеть не могу! Еще и в выходные ее лицезреть прикажешь?!! Я не железный, у меня тоже нервы сдать могут. У человека есть право на уединение! И отдых так, как ему нравится. С Леной я проводить свои законные выходные не намерен. Все, точка.

— А ты хоть раз пробовал? Насколько я понимаю, у Ленки-то вообще выходных нет.

— И зачем они ей сдались? Это я пашу, как вол, да еще после работы бомбить езжу, чтобы нам троим ноги с голоду не протянуть, а она-то дома сидит!

— Ну, ты даешь! Тогда я Ленку прекрасно понимаю.

— То есть? В чем это ты ее понимаешь?

— Ухаживать за ребенком, да еще таким маленьким, как Санька, это стресс почище всех прочих. Не веришь — поспрашивай у того же Бегемота. Он, между прочим, на этой неделе свою жену в Сочи вывез. А в прошлом году специально младшую сестру просил, чтобы она его Надюшке по хозяйству помогала. А сам и ужин готовил, и пеленки стирал, и на молочную кухню мотался. Зато у них в семье — тишь да гладь, друг на друга смотрят, аж глаза лучатся. Вот это, я понимаю, и есть счастье.

— В каждой избушке свои погремушки. Если ты так за Ленку горой — то пожалуйста, приезжай, сюсюкай с ней, кашки ей вари, полы мой. Только моей ноги там больше не будет.

— Ты чего, вконец с катушек съехал?! Чего несешь?

— Что-то до фига у Ленки защитников объявилось! Прямо-таки комитет по спасению несчастной молодой матери от деспота и хама, по совместительству — отца ребенка! Все за нее горой, теща — та, по-моему, уже глаза мне выцарапать готова за то, как я с ее дочкой обращаюсь. А меня кто-нибудь в расчет принимает? Обо мне, моих потребностях кто-нибудь думает?

— Знаешь, Олежка, в одном ты, безусловно, прав: это действительно твое дело, тебе и разбираться во всей этой истории. Но мой совет — забудь о себе и подумай о Ленке, поставь себя на ее место, посмотри на жизнь ее глазами. Вы же такой классной парой были, я вам, было дело, даже завидовал по-белому. А теперь что: все насмарку? Как с первыми трудностями столкнулись, так вишни облетели, нежности закончились? Если вы из-за каких-то глупостей себе жизнь поломаете, сами же потом себя простить не сможете. Оно тебе надо?

— Слушай, Ванька, у меня уже голова кругом идет. Все мне чего-то советуют, предостерегают, наставляют. А я уже и не знаю: прав я, не прав? Единственное желание — забуриться куда-нибудь в такое место, чтоб ни одна сволочь меня там не нашла, и отдохнуть недельку-другую. Я просто боюсь сорваться. Я себя боюсь. Понимаешь, Ленка считает, что я должен делать все, что я делаю. То есть, я должен вкалывать до потери пульса, искать дополнительный заработок, привозить домой еду на неделю вперед. В любом случае должен, пусть хоть земля разверзнется. А раз так — благодарности мне за это никакой не положено. Вот я и думаю: на хрена мне так пластаться? Ей же сколько не дай — все мало. Мол, Санька требует, растет быстро и все такое. А я другого к себе отношения хочу, нормального, человеческого. А не этого потребительского. Всю душу вымотали, да еще и обижаются, что мне это не по вкусу приходится. И что прикажешь теперь делать?

— Для начала — успокоиться. То, что Ленка на тебя рычит — неправильно, но это хоть можно объяснить и простить. Она ж как белка в колесе мечется, целыми днями одно и то же, никакого просвета. А ты будь выше этого. И мудрее. Ты же — мужик. Возьми и сам, без ее напоминания, сделай что-нибудь по дому, дай поспать лишних пару часов, не дергай по пустякам. Цветы подари, в конце концов. Глядишь, она и оттает. Хотя со стороны на вас смотреть — ты уж извини, даже смешно немного становится.

— И из-за чего же, позволь поинтересоваться?

— Ведете себя чисто, как дети. Кто кого переупрямит, кто кого победит. А победителей в вашей игре быть не может. Либо оба — либо ни один. Либо семья — либо свара. Кстати, а чего свадьбу еще не сыграли? Ждете, когда второй ребенок родится? Или когда на пенсию выйдете?

— Типун тебе на язык! Просто… Ну, не знаю я, не хочу я жениться — хоть ты тресни. Все эти штампы в паспорте… Когда его нет, женщина себя по-другому ведет, а стоит только заиметь заветный оттиск, считает, что ты у нее в полной собственности, и она тобой может распоряжаться, как хочет.

— Ну, что-то ты, Олежка, преувеличиваешь! Из личного опыта могу сказать, что после свадьбы наши отношения с первой женой не сильно изменились.

— А из-за чего тогда развелся?

— Да, банальная, в общем-то, ситуация: вернулся муж из командировки…Далее по тексту.

— Понятно. А с Кристиной чего в ЗАГС не торопишься?

— Я-то хоть завтра. А вот она не готова. У нас с ней так все запуталось, что я уже конец с концом связать не могу. Решил устроить нам одну встряску, а там либо пан, либо пропал. Если не поймет и не простит, придется расстаться.

— Даже так?

— Угу. Но другого выхода я не вижу. Продолжать дальше резину тянуть — только хуже делать. Если раньше я мог понять и уважал ее желания, то сейчас потакать ей — все равно, что помогать самоубийце веревку мылить. Она, по-моему, уже слабо соображает, в каком мире находится, и какие приоритеты важнее всего. Бывает, даже поесть забывает. Приезжаю и начинаю, как маленькую, кашами да бульонами кормить. Про то, что она день с ночью путает — это просто отдельная песня. Однажды мне в четыре утра позвонила. Не поверишь — пригласила погулять «перед ужином». И очень удивлялась тому, что я так рано лег спать.

— Ни фига себе! А с чего это ее так заносит? Вроде бы все нормально было.

— Ты прав, раньше у нас действительно все было на уровне. Мы ведь в прошлом году несколько раз с ночевкой в лес выходили, костер, палатки — все по полной программе, в выходные по Золотому кольцу мотались по монастырям, по музеям. Ей это нравилось, было интересно. По крайней мере, мне так казалось. А потом, когда она перешла из любителей в профессионалы, и начала одну работу за другой лепить, все это сошло на нет. Каждая вещь получается все удачнее и удачнее, клиенты прямо из-под рук выхватывают. Другой бы на ее месте расслабился, а она наоборот: сначала боялась, что испортит что-нибудь, теперь очередная мания, что повторяться начала, ремесленник убил в ней творца и так далее. Работает до тех пор, пока падать не начинает. И даже не ради заработков пластается, а просто за интерес. Она ведь и потратить-то свои гонорары толком не успевает. Мне кажется, даже если бы ей ничего не платили, она бы все равно рисовала, рисовала…