Читать книгу "Убийство церемониймейстера - Николай Свечин"

Алексей сказал Шереметевскому:

– Больно шустер этот новый атаман. Одну ниточку он оборвал, осталась еще одна. Поторопись-ка с поисками Питенбрюха. Лети в Яковлевку, тащи Ваську сразу на допрос. Я бы с тобой поехал, да нога не ходит, к доктору мне надо.

Подошел старший агент Сизов.

– Ваше высокоблагородие, я тут на земле собрал…

– Ну-ка? – порылся у него в горсти Лыков. – Картечь, и крупная. Ею в нас и стреляли. Хорошо, все целы!

Ближайшие несколько человек сняли фуражки и перекрестились.

– А это что?

Алексей взял у старшего агента короткую латунную трубку, пахнущую порохом. К одному ее концу шелковыми нитками была привязана какая-то тряпка.

– Ух ты! Это, Сизов, называется парашют. В трубку кладется картечь, а тряпка позади – обычный пыж.

– Про пыжи я слыхал, ваше высокоблагородие, но зачем они его к трубке привязали?

– При выстреле трубка вылетает из ствола и падает в нескольких саженях впереди. Вот, значит, чем меня в голову стукнуло! Но продолжу. Пыж на нитках летит следом и поддерживает гильзу в устойчивом положении. Это существенно повышает кучность боя.

Сизов непонимающе хлопал глазами:

– И что?

– А то! Стрелок не просто хотел в нас с тобой попасть. Он хотел убить наповал. Я желаю познакомиться с этим дарованием!

Агенты вокруг переглянулись и быстро разошлись.

Поспать в эту ночь Лыкову так и не удалось. На Офицерскую они вернулись в половине третьего. Надворного советника сразу повели к частному врачу[11], который наложил ему на лодыжку повязку. В сыскную полицию Алексей поднялся уже с палкой и до семи утра допрашивал арестованных. Незадачливых истопников быстро отправили в предварительную тюрьму. По Уложению им следовало наказание двумя степенями ниже, чем главному виновному. За умышленное убийство Снулому полагалось пятнадцать лет каторги. Значит, пехотный запасной и его товарищ уплывут на Сахалин на восемь лет. За то, что хотели заработать десятку на двоих… Дураков было жалко. Лыков отвел пехотного запасного в сторону и сказал ему на ухо:

– На следствии откажитесь от своих слов. Мол, наболтали с перепугу, сами не помним чего…

– Это как? – не понял кочегар.

– А вот так! Вы же ничего преступного не сделали.

– Ну?

– С вашей стороны преступления не было, только намерение. Вот и откажитесь. Знать ничего не знаем, топили печку, а тут сыскные налетели и смутили нас.

– Но мы же в самом деле собирались!

– Ты что, в каторгу хочешь?

– Да ну! – опешил мужик. – Ваше высокоблагородие! Нешто вправду за такое каторгу дадут? Мы ведь тово… по пятерке на брата… И каторга?

– О чем я тебе, пентюху, и толкую! Откажитесь. Вам назначат адвоката, с ним еще посоветуйтесь. Понял теперь, олух царя небесного?

– Так точно! Спасибо, ваше высокоблагородие… Пойду, товарища научу.

Сторож оказался крепким орешком. Был под судом, но оставлен в подозрении; в молодости отсидел год в арестном доме за драку. Видимо, на заводе творилось немало темных дел, и на воротах у Кобозева стоял доверенный человек. От показаний сторож отказался наотрез, да еще грозил сыщикам судом. Принял-де их за фартовых, а те не представились и грубо с ним обошлись! Можно было не сомневаться, что хозяйские адвокаты парня быстро выручат.

В Яковлевке агенты никого не нашли. Огромный доходный дом с сотнями квартир выходил сразу на три улицы. Полуподвал населяла темная публика, тяготеющая к притонам Сенной площади. Ваську Питенбрюха в сыскной знали хорошо. Он был известный блатер-каин, но с поличным взять его не удавалось. Васька держал легальную кассу ссуд, а по закону ломбард нельзя привлечь за скупку краденого. Теперь ловкий барыга исчез и даже успел забрать из кассы все ценные заклады. Телефоном, что ли, они общаются со Снулым? Как он сумел так быстро узнать про опасность и сбежать?

Внизу, в морге Казанской части, лежали два трупа. Ни один из них не удалось идентифицировать с ходу. Жмуриков обмерили и теперь проверяли по картотеке антропометрического бюро. Бертильонаж – вещь трудоемкая; может быть, к вечеру что-то выяснят…

Вощинин поблагодарил Лыкова за помощь и даже проводил до приемной. Алексей заехал домой, успокоил жену и сменил брюки – те при падении порвались на самых неприличных местах. В восемь утра с тростью Благово он зашел в кабинет директора департамента.

– Что у вас с ногой? – сразу вскинулся Дурново.

– Споткнулся в темноте… об покойника. Вывих.

– Как все прошло? Судя по вашей ноге, не совсем безоблачно?

– Да. Нас обстреляли картечью. А когда я ранил одного в ногу, его тут же добили свои. И уплыли на лодке.

– Свои добили? – поразился Дурново. – Однако! Я такого не припомню!

– Я тоже, Петр Николаевич. Этот Снулый и думает быстро, и жалости не имеет.

– Одним словом, операцию вы с Шереметевским провалили, – сухо констатировал тайный советник.

– Провалили, – согласился Лыков. – Я предлагал привлечь речную полицию, но Вощинин отказал. У них с Власенко[12]взаимная распря. Вот и упустили. А ребята там серьезные…

– Ну и черт с ними! В конце концов, до нас это не относится. Больше Вощинину по этому делу не помогайте.

– Слушаюсь.

– Через час сюда придут Плеве и Шебеко. Доложите о своем последнем открытии. Дальше тянуть нельзя, надо принимать решение.

Плеве, бывший директор департамента, теперь был товарищем министра внутренних дел. Вячеслав Константинович тащил весь воз текучки, оставив министру, «большому» Дурново[13], лишь представительские вопросы. Иван Николаевич, человек добрый, но поверхностный, с удовольствием всю текучку и отдал. Николай Игнатьевич Шебеко, генерал-лейтенант и второй товарищ министра, командовал Отдельным корпусом жандармов и одновременно заведовал полицией. Таким образом, он был непосредственным начальником «маленького» Дурново и Лыкова.

Особенную часть, которой сейчас управлял Лыков, создали полгода назад на временных основаниях. Само ее наличие нигде не афишировалось. Назначением части было «расследование дел, имеющих повышенную общественную важность», как формулировал приказ по департаменту. Это тоже являлось маскировкой. На самом деле Особенная часть занималась уголовными преступлениями, в которых были замешаны крупные сановники, придворные и люди из высшего света. В случаях со знатными особами огласка крайне нежелательна. Лыков по званию камер-юнкера и по знакомствам жены входил в круг избранных и потому оказался удобной кандидатурой. Чиновники Департамента полиции непосредственно уголовным сыском не занимались, навыков и опыта не имели. А сыскная полиция градоначальства, располагая кадрами, не допускалась к щепетильным делам – на самом верху ей не доверяли. Лыков, опытный сыщик и ученик самого Благово, подошел идеально. Свой человек и на Офицерской, и на Дворцовой площади, он одинаково беспрепятственно ходил и по Зимнему дворцу, и по «Вяземской лавре». Когда понадобилось согласовать назначение, Алексея вспомнил и утвердил лично государь.