Читать книгу "День дурака - Иосип Новакович"

Монумент возвел Марко Ковачевич, скульптор, получивший образование в московской Академии искусств и состоявший в рядах компартии еще до войны, когда это было опасно. Во время войны он сражался против фашистов и получил несколько медалей. А после ее окончания партия поручила Марко возвести памятник павшим. Он получил за это так мало, что с трудом смог покрыть свои расходы.

Коммунисты из соседнего городка захотели иметь у себя точную копию памятника. Марко попросил деньги вперед, и они согласились. После окончания работ мэр городка сдернул с памятника простыню перед толпой местных жителей. Обнаженные партизаны были размером с кукол. Собравшиеся освистали Марко, на что он возразил: «Товарищи, маленькие деньги – маленькие партизаны». Марко вышел из партии, швырнув красный партбилет в мусорку.

Поскольку в бедном социалистическом обществе никто, кроме коммунистического правительства, не мог позволить себе памятников, то Марко не мог зарабатывать себе на жизнь, будучи скульптором. Тогда он начал изготавливать надгробия, специализируясь на надгробных памятниках для почивших в бозе членов партии, поскольку насчет мертвых коммунистов ничего против не имел.

По совместительству Ковачевич преподавал Ивану и его одноклассникам рисование. Марко был высоким, широким в кости, с роденовским крупным крючковатым носом и кустистыми серповидными бровями, как у Брежнева. Он несколько раз в год подстригал свои волосы стального цвета, оставляя всего сантиметр, и тогда они напоминали иголки дикобраза. Волосы быстро отрастали, не слушались, торчали во все стороны вихрами. Но даже когда шевелюра была длинной, уши со своей собственной растительностью бросались в глаза.

Войдя в класс – комнату с грязным мраморным полом, толстыми стенами, высоким потолком и канделябрами, – Ковачевич с ходу прокричал задание: нарисовать дерево, ветви которого стучатся в окно на ветру. А те, кто не справится, должны будут написать печатными буквами «здесь упокоился в мире…» Самые лучшие надписи Марко использует для своих надгробий.

Затем он поставил в ряд четыре стула, снял ботинки, положил один под голову, и вскоре в классе раздался его оглушительный храп, после чего дети сбежали с урока в парк, где лазали по деревьям и копали землю прутиком в поисках мелких монеток, римских, византийских, турецких, габсбургских, венгерских, хорватских и югославских. Проснувшись через полчаса, Марко крикнул из окна, чтобы ученики вернулись в класс.

Перед концом двухчасового занятия он пошел между рядами парт, глядя на рисунки. Иван сгорбился.

– Это что? – спросил его Марко.

– Дерево, – с гордостью ответил Иван. Он тщательно прорисовал все детали.

– Не вижу дерева. Настоящее дерево живет, у него есть душа. А твое – просто набор черточек.

Марко взял карандаш и нарисовал линию под деревом. Кончик грифеля сломался и отлетел в сторону, ударившись об оконное стекло. Марко невозмутимо продолжил рисовать, пока не получилось настоящее дерево. Разумеется, в итоге вышло крепкое дерево, ничем не сдерживаемое, готовое противостоять завывающей буре.

– Видишь, ты должен показать суть дерева. Это тебе не салон красоты. Сначала ты нарисовал дерево, а все, что делал после – накладывал на него слой помады, подкрашивал реснички, – лишнее. Но пусть уж стоит, ради всего святого!

Марко наделил дерево определенным характером, своим – сама простота. Но как, размышлял Иван, можно передать характер одной чертой? Возможно, этому нельзя научиться, пока не воспитаешь сильный характер в себе. А как это сделать?

Марко вернулся к своему столу и рассеянно уставился в окно, позволив детям поднять шум. Но увидев, как девочка в конце урока плачет, Марко спросил, что случилось, и она, показывая на Ивана пальцем, сообщила:

– Он ударил меня!

– Товарищ учитель, – оправдывался Иван. – Она пролила лимонад на мою акварель!

Марко перепрыгнул через парту, схватил Ивана за волосы и заорал:

– Ты еще смеешь называть это акварелью?! Хотя бы и так…

И ударил Ивана кулаком. Иван услышал гром и увидел молнию, несмотря на то что сидел с закрытыми глазами, зажав уши руками.

– Это будет тебе уроком. Я сейчас бью животное. А ты не животное, а хороший мальчик. Но внутри тебя живет животное. И я могу достучаться до него только через твою кожу. Давай надеяться, что боль доберется до этого зверя. Ничто не эффективно, я знаю, это лишь пустая трата энергии и боли, но… – Еще одна оплеуха. – А теперь повторяй за мной. Девочек надо целовать.

– Девочек надо целовать, – эхом отозвался Иван.

После этого Марко пнул его своим кожаным ботинком, Иван пролетел по проходу и приземлился в кучу ребятишек.

Тем временем друг Ивана Ненад стрельнул из рогатки из окна и разбил фонарь.

Марко заорал:

– Иди сюда, животное!

– Нет, товарищ учитель, это не я, – отозвался Ненад.

– Иди сюда, зверюга! Я тебе покажу, где раки зимуют!!!

Мальчик вскочил, чтобы удрать, опрокинув по дороге несколько скамеек. Марко схватил угольную лопату и швырнул ее. Лопата ударилась об стену буквально в пятнадцати сантиметрах от головы Ненада, оставив выбоину в штукатурке, а Ненад тем временем выскочил за дверь.

Большую часть времени Марко был настроен вполне миролюбиво, игнорируя детей, как бык не замечает мух. Но, разумеется, бычий хвост то и дело отгоняет слепней. В конце урока Марко заорал, требуя тишины, и залез на стол. Стоя в позе партизана на пьедестале, обреченного трясти винтовкой в воздухе, пока не кончится бронза или по крайней мере не придет к власти новый режим, Марко вытащил изо рта вставную челюсть и продемонстрировал ее разинувшим рты ученикам.

– Товарищи! Я человек новой формации! У меня новые зубы. Они не болят. Если я устану, то могу опустить их в стакан с водой. А если захочу сказать речь или пожевать, то вставлю их обратно. Прогресс! Это и называется прогрессом!

Он поставил челюсть на место и широко улыбнулся, демонстрируя белые зубы и розовые десны, а потом закрыл рот и начал совершать жевательные движения, мускулы челюсти то напрягались, то расслаблялись, словно детские качели, а зубы лязгали.

– Это искусство, дети мои. Оно делает жизнь лучше, как и должно быть. А теперь можете идти домой. На сегодня достаточно.

Марко показал на трех самых крупных мальчиков в классе, включая Ивана.

– Идите на свалку, спросите, где тележка Марко, и отвезите ее ко мне домой. Вам нужно узнать, что такое жизнь.

Толкая нагруженную тележку, мальчики слышали пронзительный визг свиней, которых резали на местной скотобойне. Тележка поскрипывала под весом цепей, деталей мотора, осей (костей старых школьных автобусов, чьи голубые проржавевшие тела лежат рядом со свалкой, словно уставшие слоны). Тяжело дыша, мальчики волокли металлолом в гору, через весь город, туда, где парк превращался в лес и жил Марко.

Красные кирпичи его дома выделялись на фоне зеленого леса. Массивное здание отбрасывало длинную тень на задний двор, сливаясь с темнотой подлеска. То, что находилось в тени, привлекало еще больше внимания, поэтому яркий дом казался каким-то бледным, зато на его фоне засияли темные предметы в заднем дворе – доски с торчащими из них погнутыми гвоздями, ржавые колеса вагонов, промасленные тракторные гусеницы, консервные банки, шины, шнуры от телефонов. Второй этаж дома был полностью закончен, на первом, скорее похожем на бомбоубежище, из бетона торчали ржавые куски арматуры. Боковая дверь слегка приоткрылась, и оттуда выглянула женщина весьма потрепанного вида, вся в черном, словно ее муж Марко уже умер.