Читать книгу "Loveушка для мужчин и женщин - Катерина Шпиллер"

Поэтому я радостно ответила на чувство. И, что там лукавить, крепко вцепилась в мальчика. Хотя он и не возражал. Так, в 16 лет, я выбрала себе мужа «на всю жизнь». Именно это я и думала: на всю жизнь. И не только потому, что сама влюбилась, но и по причине вечно грызущего меня убеждения: никто и никогда больше не обратит на меня никакого внимания. Произошла ошибка природы, в меня влюбился красивый мальчик. Куй железо, пока горячо…

Никогда в нашем доме не говорилось о неравном браке. Правильно, царил советский винегрет: нет богатых, все бедные, практически никакой разницы в образе жизни, все живут в одинаковых домах, у всех одна и та же мебель.[1]Про иную разницу — в уровнях образования, в социальном положении — никогда не говорилось. Может быть, это и подразумевалось, но вслух никогда не произносилось…

Лишь однажды мать поразила меня: на даче за моей подругой — девочкой из интеллигентной семьи — сильно приударил местный простой парнишка. Буквально обрушил на девочку водопад своих чувств. Я радостно сообщила маме, вот, мол, такие интересные дела происходят вокруг нас. Мама вдруг сморщилась, скривила рот и презрительно произнесла:

Ой, радости-то сколько! Да у него мать, наверное, официантка!

Я замерла, удивленная. Вроде как-то этого раньше не было — дворник, официант, уборщица — никакого презрения к этим людям я прежде не замечала у своих родителей. Мне было всего 12 лет, и этот случай не заставил меня крепко задуматься над тем, как и с кем можно заводить близкие отношения. Хотя мама была права, но она выразила верную мысль в недопустимой форме. Тогда, в детстве, и подруги у меня были «из простых», но я их часто любила не меньше, чем «сложных». Правда, когда я приходила к ним в гости, меня неприятно поражали их быт, родители, бабушки: что-то было чужое и чуждое в образе жизни этих людей, в их укладе, разговорах, привычках, и даже во внешнем виде.

Но когда в свои 16 лет я встретила мальчика, который влюбился в меня, в моей голове не было ничего, кроме желания быть любимой и перестать чувствовать себя ничтожеством. А с мамой, помимо того коротенького разговора об «официантке», мы больше никогда не вели бесед о разнице между людьми, которая может сделать любой союз несчастным. Даже если есть любовь.

Итак, «пришла пора, она влюбилась». Правда, чувство было усложнено внутренними моими заморочками подростка из… странной семьи, но, тем не менее, факт состоялся. Крылья, разумеется, сразу же выросли, мир показался намного более симпатичным, чем виделся доселе.

И было лето первой любви, и были первые свидания, страстные поцелуи, мечты о большем, ощущение праздника.

В конце лета я приехала к заболевшему любимому в гости. И случился шок… Его мама и папа… Добродушная мама и молчаливый папа. Они были вежливы, позвали меня пить чай. Мы с любимым молчали, а они неторопливо перебрасывались фразами. Безобидными, простыми, по поводу того, что бурчало радио, по поводу природы-погоды… Ничего особенного. Но я с ужасом поняла, что… не туда попала. Эти неплохие в сущности люди были чудовищно необразованны, не читали книг, их словарный запас был беден, как растительный мир пустыни. Они, очевидно, не знали очень многих вещей, которые для меня были на уровне букваря, у нас с ними не было практически ни единой общей темы для разговора. И, самое главное, я с ужасом представила себе их в кругу моей семьи и вообще — в своем кругу.

Уезжала от любимого я ужасно удрученной. Мне было грустно и плохо. Я не очень понимала, что происходит со мной. С одной стороны, я ругала себя за «снобизм», а с другой отчаянно думала: а что же теперь делать?

Ах, скажет читатель, сколько книг написано об этом, сколько фильмов снято! О том, как злые кастовые предрассудки рушили светлые чувства любви, как любовники гибли во имя своей страсти, не предавая любовь и отвергая тем самым предрассудки. Ну, да, искусство нас всегда ставило перед фактом: из-за «нехороших» предубеждений люди или гибнут, или, преодолевая эти предубеждения, побеждая, вопреки всему становятся счастливыми. Вместе.

А вот тут — стоп! Когда герои умерли, говорить не о чем. А вот счастливая жизнь после победы вызывает у меня много вопросов и сомнений. Как правило, на победном финале воссоединения любящих сердец заканчиваются и сказки, и драмы. Что будет дальше, для публики не важно. Напрасно!

В юные годы незнание подобной проблемы приводит к реальным драмам, которые со свадьбы только начинаются.

Моя свадьба была более чем скромная, состоялась она дома у родителей моего избранника. Мои мама с папой от организации торжества самоустранились. Не буду сейчас говорить, по каким причинам, потому что к теме это не имеет отношения. В общем, друзей пригласить я не могла, так как количество посадочных мест было ограничено. Была в основном родня со стороны жениха, а с моей — одна лишь подруга, родители и двое моих братьев с женами.

Это один из самых постыдных дней в моей жизни. По крайней мере, именно так он мне запомнился. Непонятные для меня люди — родственники мужа — со странными разговорами о предметах, совершенно неинтересных, типа результатов футбольных баталий, качества ливерной колбасы и стоимости крепдешина… Усиленное налегание на водочку, правда, этому я не очень удивлялась, ибо в моем доме наша доблестная «интеллигенция» в случае застолий тоже налегала на 40-градусную отнюдь не меньше. Но если после дозы алкоголя «наши» заводили политические пикейножилеточные дискуссии, то родню мужа (теперь уже мужа!) после выпитого тянуло на дурацкие, нередко пошлые анекдоты. Я краснела. Мой братец — будущий запойный алкоголик, уже тогда крепко выпивающий, — в тот раз отчего-то удержал себя в руках и не напился. Зато с улыбочкой, молча, поливал собравшихся уничижительным взглядом, иногда презрительно похмыкивая.

Потом началась семейная жизнь. «Как у всех, — твердила я себе. — Все нормально.» Поначалу «выручали» гормоны: всегда хотелось целоваться, обниматься и всё прочее, близость была только в радость, а говорили больше о пустяках, поэтому было хорошо и весело.

Впрочем, нет, не очень порой было весело. Все-таки несовпадение наших с мужем «кругов» удручало. К его родителям нужно было периодически ездить в гости. О, какой мýкой это стало для меня! Но в 18 лет я не смела никоим образом нарушать сложившиеся традиции. Мы ездили к ним, и все то время, которое проводили у новых родственников, я думала о том, что жизнь повернулась ко мне самой неприятной стороной: я оказалась в среде совершенно чуждых мне людей. «Как так случилось? — спрашивала я себя, с тоской поглядывая на часы. — Ведь я сама все это сотворила… Где были мои мозги, мой ум?» Просто я ни разу не задумывалась о таком понятии, как неравный брак, сиречь мезальянс. А не задумывалась потому, что мы жили в «бесклассовом» обществе, где все равны, а многие родители, в том числе и мои, не объясняли своим детям, что нельзя менять «класс», иначе сделаешь себя несчастным человеком, социальным инвалидом, который и не тут, и не там. Ведь в бесклассовом обществе такого нет и быть не может!

Шли годы. Поездки к родне становились для меня все мучительнее. Да и муж перестал быть желанным, привлекательным, вкусно пахнущим любовником. И вот тогда из моей души полезли языки недоброго пламени. Когда гормоны поутихли, я смогла посмотреть на своего мужа вполне трезвым и незамутненным страстью взглядом, и мой разум завопил: «Заканчивай все это, пока не поздно!» Но все останавливал страх, вечный страх перед жизнью и ее колдобинами, страх принятия решений, а, главное, страх перед собственной несамостоятельностью и зависимостью от материальных проблем, мнения родителей, от того, как я буду выглядеть в глазах окружающих, и, наконец, апофеоз страха — кому я вообще буду нужна, никчемная и некрасивая? Ведь муж — это первый и последний мужчина, который до меня снизошел. До такой степени я себя не уважала и не любила! А потому очень быстро пришло озарение: а чего ты, дура, вообще рыпаешься? Разве ты заслуживаешь большего, лучшего? Кто ты такая? Это — твой предел, твой потолок и даже спасение. Скажи спасибо, что не выпендривалась, иначе вообще куковала бы одна до старости.