Читать книгу "Полина Сергеевна - Наталья Нестерова"

— Или ты выбросишь блажь из головы, — ткнул Олег Арсеньевич в сына пальцем, — или убирайся на все четыре стороны! Жених сопливый!

— Я выбираю четыре стороны.

— Пошел вон! — заорал отец.

— Пошел так пошел, — ответил сын.

Когда за Сенькой закрылась дверь, Полина Сергеевна попеняла мужу:

— Так нельзя, Олег!

— А как нужно?

— Не знаю. Но мы не должны выгонять сына, когда ему тяжело…

— Тяжело!!! Ты видела эту физиономию? Ему тяжело? Да он плевал на нас, у него теперь вместо мозгов мошонка работает, член свербит. У всех свербело и свербит, но не каждый позволяет себя использовать, как последнюю тряпку. Он что, один такой весь из себя, у кого женилка выросла? Рохля, тютя, олух, слабак…

Олег Арсеньевич разошелся: клеймил сына, обзывал последними словами, — остановился, только когда увидел, что жене плохо.

— Не в коня корм, — проговорил, сбавляя пыл, Олег Арсеньевич. — Полинька, что с тобой?

Тело-оболочка, оставшееся на земле, оказывается, умело страдать физически. Каждое слово, гневная и жестокая характеристика сына ранила сердце Полины Сергеевны, превращая его в кровавое месиво. «Не в коня корм» — значило для Полины верх жестокости и несправедливости.

Она была лучшей студенткой на курсе, имела полное право продолжить обучение в аспирантуре, защитить кандидатскую диссертацию, сделать научную карьеру. Но на вступительных экзаменах в аспирантуру ее завалили — цинично, подло и оскорбительно. Высвобождали место дочке одного из проректоров. Научный руководитель, не разобравшись, сказал тогда Полине презрительно: «Не в коня корм!» Потом, правда, узнав интригу, он сменил гнев на милость, устроил Полю в отдел референтуры большой академии, уговаривал поступать в заочную аспирантуру. Но полученная пощечина навсегда отбила у Полины желание заниматься наукой, она вышла замуж, родила Сеньку. Когда слышала «Не в коня корм», внутренне съеживалась, потому что кого-то, возможно совсем невинного, били по самому больному.

— Полинька, родная, тебе плохо? Ты бледная, совсем зеленая. Сердце? Валидол? «Скорую»? — суетился перепуганный Олег Арсеньевич.

— Ничего не нужно. Просто полежу немного тут, на диване. Принеси мне плед и подушку, пожалуйста.

Она пролежала на диване до вечера, то погружаясь в забытье, то возвращаясь в действительность, которая мало отличалась от забытья. Душа вернулась в тело. Почему никто никогда не говорил, что эфемерная душа имеет свинцовую тяжесть?

Олег Арсеньевич сидел рядом, смотрел телевизор. В одно из пробуждений, приоткрыв глаза, Полина Сергеевна увидела, что муж бездумно смотрит на экран, а там «ТВ-Казань», говорят на татарском языке.

Женитьба сына на великовозрастной и малокультурной Юсе была сама по себе унизительна. Люди из круга Полины Сергеевны и Олега Арсеньевича Пановых станут прятать глаза, чтобы скрыть сочувствие. Хороший перспективный мальчик Арсений не справился с юношеским гормональным взрывом, попал в примитивный капкан, на пустой крючок. Как тут не соболезновать? Но воспитанные люди не сочувствуют и не соболезнуют в тупиковых ситуациях, когда свершившееся надо принять и жить с ним дальше. Если после болезни у вас перекосило лицо, возник нервный тик и медицина бессильна, то ваши друзья оставят слова сочувствия за дверью, сделают вид, что болезнь вас не обезобразила, и продолжат общаться с вами, как прежде.

Унижение породниться с семьей Клавы, в которой на свой лад стремились жить «хорошо»: хорошо одеться, хорошо поесть, хорошо выпить, посмотреть по телику хороший сериал, — было все-таки не таким мучительным, как сознание предательства Арсения. Их сын — предатель. Он предал свое будущее, а значит, все их усилия, их любовь, чаяния, надежды, веру, их старость. Они держали его на руках, вели за руку, подставляли плечо — дружно шли по дороге к общему будущему. И вдруг Арсений споткнулся — ладно, с кем не бывает. Но он оттолкнул родительские руки, плюнул в прошлое, перечеркнул его как нестоящее. Перечеркнул маму с папой, почти возненавидел. Они видели это в глазах сына — раздражение и почти-ненависть. Подобное не могло им привидеться ни в страшном сне, ни в лихорадочном бреду. Однако случилось и разъедало душу, словно душа имела кровеносные сосуды и туда впрыснули кислоту.

— Надо поужинать? — спросила Полина Сергеевна.

— Да, конечно, — очнулся от раздумий Олег Арсеньевич. — Я приготовлю. Что сделать?

— Я сама, — поднялась Полина Сергеевна.

Она разогрела еду, муж помог накрыть стол в кухне, за который они сели.

— Не могу! — сказала Полина Сергеевна. — Ты ужинай, а я лягу.

Ужин так и остался нетронутым.

В воскресенье утром Олег Арсеньевич позвонил сыну:

— Твоей маме было очень плохо. В твои планы, надеюсь, не входит вогнать ее в гроб? Приезжай!

Природная честность не позволила Полине Сергеевне сыграть на собственном самочувствии — притвориться умирающей, поставить сына перед выбором: или моя жизнь, или твоя женитьба. Хотя Полина Сергеевна понимала, что в подобной ситуации любые спектакли были бы оправданы, лицедействовать не смогла.

— Нам нельзя раскисать, — сказала она мужу перед приходом сына.

— Согласен, — ответил Олег Арсеньевич.

— И горячиться, бить наотмашь.

— Постараюсь.

— Очень постарайся, Олег! Сын наломал дров, так хоть ты не будь дровосеком, не увеличивай завалов, иначе потом не сможем их разобрать.

Когда приехал Сенька, родители пытливо всматривались в его лицо, словно хотели прочитать: они ошиблись в его почти-ненависти, сын, как прежде, их любит, не перечеркнул их. Сенька выглядел взволнованным, но его волнение быстро улеглось.

— Мама, как ты?

— Хорошо. Уже хорошо, спасибо!

Сенька облегченно перевел дух. И на его лице снова появилось выражение готовности к отпору, настороженное ожидание агрессии.

— Нам нужно поговорить. — Полина Сергеевна сдержала вздох разочарования. — Спокойно и без лишних эмоций поговорить.

— Пожалуйста! — пожал плечами сын. — Но я своего решения не изменю.

— Арсений, ты не можешь жениться, тебе только семнадцать лет, — напомнила мама.

— В августе исполнится восемнадцать, тогда и распишемся, а пока будем жить так… но вместе.

— А поступление в университет? Ты собираешься получать высшее образование?

— В общем… — замялся Сенька. — Да, конечно, если получится…

— Не понимаю, — нахмурилась Полина Сергеевна. — Как это «в общем, если получится»?

Олег Арсеньевич хранил молчание. Оно ему давалось тяжко, потому что на каждое заявление сына с губ был готов сорваться саркастический комментарий.

— Я же теперь как бы… должен… семья… ребенок, — не мог внятно выразиться Сенька.