Читать книгу "Стон горы - Ясунари Кавабата"

Интересно, думал Синго, ведь Ясуко, наверно, не особенно приятно, что Кикуко всегда следит за собой?

Когда Фусако ушла в ванную, Ясуко стала поглаживать запревшие места на ножках девочки.

– По-моему, она покрепче Сатоко, тебе не кажется?

– Может быть, потому, что родилась уже, когда у родителей все наладилось и они перестали ругаться, – сказал Синго.

– А Сатоко родилась, когда у родителей как раз все стало разлаживаться, и это на нее повлияло.

– Что понимает четырехлетний ребенок?

– Все понимает. Это определенно на нее повлияло.

– Нет. Сатоко с самого рождения…

Ребенок неожиданно проворно перевернулся на живот, пополз вперед и, ухватившись,за сёдзи[2]встал на ножки.

– Ой-ой! – Кикуко взяла девочку за руку и повела в соседнюю комнату.

Ясуко тоже встала. Подняла кошелек, лежавший рядом с вещами Фусако, и заглянула в него.

– Что ты делаешь? – Синго сказал это тихо, но он весь дрожал от возмущения. – Положи.

– Это еще почему? – спросила Ясуко.

– Говорю положи, значит, положи. Зачем ты его взяла? – У Синго дрожали руки.

– Во всяком случае, не для того, чтобы что-то украсть.

– Это хуже, чем воровство.

Ясуко положила кошелек на место. Но все же сказала:

– Чем это плохо, присмотреть за своей дочерью? Вернется домой, а детям еды купить не на что, что она будет делать? Просто я хотела узнать, как у Фусако с деньгами.

Синго зло взглянул на Ясуко. Фусако вернулась из ванной.

Ясуко, чтобы поскорей закончить неприятный ей разговор, сказала:

– Послушай, Фусако, я заглянула сейчас в твой кошелек, а дед изругал меня. Может, я и вправду плохо поступила. Ты уж меня прости.

– Да нет, что ж тут плохого?

Синго стало еще противнее оттого, что Ясуко рассказала обо всем Фусако.

По мнению Ясуко, между матерью и дочерью такие отношения вполне естественны, и, может быть, так оно и есть, думал Синго, а то, что он весь дрожит, – это, наверно, потому, что откуда-то из глубины у него поднимается старческая усталость.

Фусако заметила, как покраснел отец, и испугалась его гнева гораздо больше, чем материнского обыска.

– Пожалуйста, смотри сколько хочешь. Пожалуйста, – сказала она почти с отчаянием и положила кошелек перед матерью.

Это еще больше разозлило Синго. Ясуко не притрагивалась к кошельку.

– Аихара уверен, что, если у меня не будет денег, я не смогу уйти из дому, поэтому в кошельке пусто, – сказала Фусако.

Девочка, которую вела Кикуко, потеряв вдруг равновесие, упала. Кикуко подхватила ее и подошла к ним.

Фусако, подняв кофту, дала дочери грудь.

Фусако никогда не отличалась красотой, но тело у нее приятное, и сложена она хорошо. Грудь еще не потеряла формы. Налитая молоком, она кажется большой и упругой.

– Воскресенье, а Сюити почему-то нет дома? – спросила о брате Фусако.

Но тут же она поняла, что своим вопросом не улучшила настроения отца и матери.

2

Синго подошел уже почти к самому дому, но остановился и стал рассматривать подсолнухи, росшие в соседнем дворе.

Задрав голову, он приблизился к ним. Подсолнухи, склонив макушки, высились по обе стороны калитки, и когда между ними встал Синго, проход оказался загорожен.

Подошла девочка, жившая в этом доме. Она остановилась за спиной Синго и терпеливо ждала.

Она, конечно, могла пройти в калитку, протиснувшись боком между Синго и подсолнухом, но девочка узнала Синго и поэтому терпеливо ждала. Наконец Синго заметил ее.

– Какой огромный цветок. И красивый, – сказал он.

Девочка чуть смущенно улыбнулась.

– У каждого по одному цветку.

– По одному. Вот почему они такие большие. Давно расцвели?

– Да.

– Сколько дней, как расцвели?

Девочка, которой было лет двенадцать – тринадцать, не смогла ответить. Задумавшись, она посмотрела на Синго, потом вместе с ним снова уставилась на подсолнухи. Девочка была загорелая, круглолицая, а руки и ноги худые-прехудые.

Отступая, чтобы пропустить девочку, Синго посмотрел на другую сторону улицы – там, у домов, тоже росли подсолнухи.

На одном было даже три цветка. Правда, вдвое меньше, чем эти, у дома девочки, и все на самой верхушке.

Синго пошел к своему дому, все время оглядываясь на подсолнухи.

– Отец, – раздался голос Кикуко.

Кикуко стояла за спиной Синго. В руке у нее была корзина, из которой торчали стручки сои.

– Идете домой? И по дороге любуетесь подсолнухами?

Кикуко было неприятно – не оттого, что Синго разглядывает подсолнухи, а оттого, что он снова пришел без Сюити и как ни в чем не бывало смотрит на цветы.

– Какие великолепные, – сказал Синго. – Как головы великанов, правда?

Кикуко безучастно кивнула.

Слова «головы великанов» пришли ему на ум только сейчас. Раньше, глядя на них, он совсем так не думал.

Но, сравнив цветы подсолнуха с головами великанов, Синго вдруг ощутил их мощь. И одновременно – поразительное их совершенство.

Лепестки как венец, а в центре, занимая большую часть круглого цветка, тычинки и пестики. Плотно пригнанные друг к другу, они буквально усеивают цветок. Но нет и намека на борьбу – между ними царят мир и спокойствие. И бьющая через край мощь.

Цветы больше, чем голова человека. Поразительное совершенство этих цветов, которое так остро почувствовал Синго, связалось у него в мыслях с совершенством человеческого мозга.

В этом удивительном богатстве, созданном природой, есть могучее мужское начало, подумал Синго. Диск набит тычинками и пестиками – значит, в нем сразу оба начала: и мужское и женское, но Синго ощущал в цветке лишь мужское начало.

Солнце садилось, и вместе с ним опускалась вечерняя тишина.

Лепестки вокруг диска, набитого тычинками и пестиками, казались девушками в желтых нарядах.

Рядом стояла Кикуко, и ей могло показаться странным его поведение. Синго отвернулся от подсолнухов и направился домой.

– Знаешь, в последнее время у меня что-то с головой не в порядке. Может быть, поэтому, глядя на подсолнухи, я все время думаю о голове. Разве голова не так же прекрасна, как этот цветок? И раньше, в электричке, я думал, как хорошо было бы отдать голову в чистку или в починку. Конечно, отрубать голову чересчур жестоко, но осторожно снять ее с шеи и сдать, как белье в стирку, в университетскую клинику, – разве это немыслимо? В клинике промоют мозги, починят неисправные части, а твое тело пока – три дня или, если нужно, неделю – будет спокойно спать. Спокойно, без всяких сновидений.