Читать книгу "Императрица - Шань Са"

В тот девятый год эры под девизом «Чистого Созерцания» сердце мое опутали буйные травы. Я просто кипела презрением и дерзостью. Я прочитала «Историю династии Хань», «Стихи земель Чу», изучила «Добродетели и религиозный долг женщин». Я умела читать, писать каллиграфическим почерком, рисовать, играть на ситаре и в го. Но портрет образованной маленькой девочки нагонял на меня тоску. Я хотела походить на тех босоногих девчонок-подростков, что, закатав до колена штаны, бросали в реку сети.

На седьмой день пятой луны умер отрекшийся от престола император. Придворные гонцы разнесли злую весть по всем уголкам Империи. Потрясенный известием о трауре, Отец пал наземь. Когда старшие воины бросились на помощь, он бился, закатив глаза, точно хотел отогнать какого-то незримого демона. Лишь после того как Отец успокоился, его унесли во внутренние покои. Но он так и не очнулся, а навсегда покинул этот мир.

Сбежавшиеся к нам лекари не смогли установить, от какого таинственного недуга скончался мой Отец, и пришли к выводу, что военачальника призвал к себе усопший император, дабы тот сопровождал былого повелителя при восхождении в небесные чертоги. Вскоре императорский Двор подтвердил это предположение. Растроганный таким доказательством верности господину. правящий Император посмертно присвоил моему Отцу титул Министра Ритуалов.

Я бродила по комнатам в мире, вдруг ставшем иллюзорным, ровным счетом ничего не понимая. Тело Отца возлежало на ледяном ложе. Черты лица — спокойны, веки — полуприкрыты. Казалось, он просто размышляет. Мать плакала, сняв все драгоценности. Из-за ее спины слышались скорбные стоны мужчин и женщин. Затянутый белыми льняными и конопляными полотенцами. дом превратился в незапятнанный храм.

Через несколько дней на измученных конях из Столицы прибыли два чиновника. Слуги при виде их вставали на колени. Чиновники, рыдая, поднялись по ступенькам и, распростершись у ложа Отца, горестно завыли. Я, стоя за окном, разглядывала этих чернобородых чужаков и признала в них сводных братьев — сыновей покойной супруги Отца.

Слезы, вопли, стенания. Мы приступили к обмыванию, к обрядам призывания души, кормления,[2]малого облачения,[3]большого облачения,[4]положения во гроб и ежедневным подношениям.

Я покорно и словно оцепенев плыла в общем потоке. Представитель Двора, посланцы высших советников, родня, местные сановники шли чередой, чтобы выразить нам соболезнования и вручить заупокойный дар. Все это создавало невыносимую толчею, да вдобавок лето накрыло город плотной завесой зноя. Под траурным одеянием мои бедра и ягодицы покрылись мелкими прыщиками. По ночам я стонала и ворочалась на ложе, лихорадочно их расчесывая.

Наконец гроб покинул дом и был отвезен в храм Блаженного Поклонения, где в течение сорока девяти дней монахам предстояло читать священные свитки, молясь о небесном спасении усопшего. Незнакомые лица, мужчины с грубым деревенским выговором заполонили дом, в том числе и покои Господина. Мать объяснила мне, что это племянники моего Отца, явившиеся сопровождать его тело в родные края.

Породистые кони исчезали один за другим. Слуги шептались, что их продали молодые господа. Вскоре из внутренних покоев вынесли множество огромных ларей, а потом няни, танцовщицы, служанки и кухарки, в свою очередь, растворились неизвестно где. Как-то утром я увидела пустое стойло Царя Тигров, и сердце мое на миг остановилось. Я побежала в пагоду, где читала молитвы Мать. Призвав имя Будды, я упала на колени, принялась тереть воспалившиеся от рыданий глаза и проливать все слезы, какие еще не успела выплакать.

Мать долго молчала. А потом вдруг, впервые за всю мою жизнь, обняла меня и тоже заплакала. Сыновья Отца забрали счетные книги и ключи, а племянники объявили себя распорядителями нашего имущества и хозяевами судьбы.

* * *

В молодости Отец женился на крестьянке, родившей ему сыновей. Лишь после смерти жены он подчинился приказу государя и взял в супруги мою мать. Еще в раннем детстве я поняла, что Отец породил существа, принадлежащие двум разным мирам. Мои сестры и я были воплощением солнечного света и красоты; а мои угрюмые и плохо одетые братья являли собой нестираемый след былой жизни. Став чиновниками, они редко появлялись в доме. Отец, столь грозный с подчиненными и суровый с нами, склонялся перед дерзостью сыновей. Он пытался купить расположение этих людей, осыпая их подарками. Между моими родителями вспыхивали ссоры. Мать жаловалась на их грубость и мстительность. Отец защищал сыновей, ссылаясь на их неуверенность в себе и боязнь насмешек. Мать произносила страшное слово «ненависть». Отпрыски Отца, уверяла она, никогда не простят, что она заняла место покойной супруги.

Ночью, перебирая черту за чертой, я мысленно нарисовала портрет Отца: широкий лоб, глубокие морщины, решительный квадратный подбородок под длинной и красивой белой бородой. Чиновники кланялись ему с великим почтением, а простолюдины падали ниц у его ног. Один за другим излагали свою жалобу и просили справедливости. Отец терпеливо выслушивал всех и каждому давал ответ. Говорил он медленно и твердо, а взгляд его внушал страх. Грозная фигура Отца как будто заполоняла все пространство до самых столбов, поддерживающих арку входа. Потом я представила Отца одетым по-домашнему: серый шелковый халат поверх белой нижней рубахи, стянутой лиловым поясом. Он читал, опираясь головой на руку, а на пальце его поблескивал перстень с изумрудом, выточенным в форме тигриной головы. Заметив, Отец подозвал меня: «Свет, иди, почитай со мной». А потом он часами рассказывал мне о горах и реках, показал, какие каналы велел прорыть, чтобы соединить реки и обеспечить поля водой. Когда занимался рассвет, Отец ушел, унеся с собой величие и славу. Тот мир, что меня отныне ожидал, был тесен, угрюм и незначителен.

Прибыл новый правитель. Нам не оставалось ничего иного, как уступить ему дом и следовать вместе с моими братьями за гробом Отца в их родные края. Мы дождались зимы, прежде чем отправиться в путь. Длинные цепочки повозок, влекомые лошадьми и волами, тронулись в дальний путь на Север. Женщины, мужчины и дети в полотняных одеяниях и с белыми повязками на лбу, рыдая, вышли из города Инь.

Я навсегда покидала свой город камня и крылатых коней. Навеки исчезли река Лонь и плеск ее вод. До конца дней своих оставляла я любимые рододендроны, камелии, прирученных бакланов, легкие джонки, подпрыгивавшие на волнах между небом и землей. Навсегда скрывались из глаз просторные храмы, запах ладана, просящие подаяния монахини, девушки-рыбачки. Прощай, луна, ты, освещавшая древние битвы, ты, что направляла воинов в ночи безумной скачки! Ты, ведающая тайну моей судьбы, дай мне остро заточенное оружие и благослови!