Читать книгу "Самые страшные войска - Александр Скутин"

В бане очень четко можно разделить воинов-созидателей по их профессиям, когда увидишь их раздетыми. Есть белые, рыхлые тела — это наша «аристократия»: каптеры, клуб, пекарня, столовая и т. д. Остальные более или менее равномерно грязные.

Если у солдата правое плечо черное — это чокеровщик. На правое плечо он кладет ходовой трос лебедки трелевочного трактора, когда растягивает этот трос по завалу. Очень грязные водители, особенно водители самосвалов, как я. Но самые грязные — это трактористы.

Когда Саня немного просмеялся, я спросил у него, в чем дело.

— Там… там… Сережу… моют! Старшина приказал! — И он снова залился смехом.

Все ясно. Это действительно выдающееся событие.

Я много раз слышал байки о том, что некоторые воины с Кавказа попали в армию лишь потому, что «с гор за солью спустились». И был уверен, что это лишь дурные анекдоты, которые рассказывают шовинистически настроенные граждане.

Но наш Сережа Сарухан попал в армию именно так. Как он рассказывал, поехали они с отцом в город на рынок. На рынке к нему подошел комендантский патруль с офицером из военкомата.

— Сколько тебе лет? — спросили они Сарухана.

— Двадцать три, — ответил тот, гордясь тем, что он уже взрослый.

И Сережу забрали в военкомат прямо с рынка. Выдали военный билет, повестку и отправили в армию. Так наш 909-й военно-строительный отряд пополнился незаурядной, выдающейся личностью.

Выдающийся он был прежде всего тем, что никогда не мылся. Воды боялся панически. От него постоянно смердело. В казарме вообще воняет, но запах от Сережи превосходил все мыслимые ПДК (предельно допустимые концентрации).

И нашему старшине Купченко это надоело. В субботу он перед баней построил роту, прибывшую из леса, и приказал:

— Сережу — вымыть. Дочиста.

Чтобы избежать межнациональных конфликтов, ответственными за непосредственное исполнение приказа он назначил земляков Сережи.

И началось развлечение для всего личного состава. Сережу раздели, завалили на бетонную скамейку, крепко держа его за ноги и за руки. Сережа — в духе кавказских традиций — решил, что его хотят изнасиловать. Распятый, он страшно ругался, клялся мамой, что всех «зарежет».

В это время его усиленно мылили, терли мочалками, поливали водой из тазиков. Потом перевернули и продолжили омовение.

Сережа продолжал ругаться и грозиться, солдаты ржали до коликов. Потом его затащили в парилку, а когда он заорал: «Нэ магу больша», окатили холодной водой.

Затем Сереже торжественно выдали новое чистое белье, и каптер окропил его одеколоном, пожертвовав своим для такого случая. Впервые чумазый Сережа стал белым, даже розовым.

Жестокие забавы, конечно. Но солдаты вообще — не ангелы. А в стройбате — тем более.

В общем, повеселились от души. Забыв банальную истину насчет того, кто смеется последним.

С тех пор Сарухан стал пропадать в бане, он стал фанатиком парилки. Он приходил в баню первый, а уходил самым последним, пропустив ужин. Самая лучшая, верхняя полка в парной всегда была занята Сережей.

И сейчас, много лет спустя, перед моими глазами стоит картина: Сережа бьет тазиком по трубе и кричит в стенку (за стеной была котельная):

— Качегара! Я твой чан топтал неровный! Ташкент давай!

В смысле — поддай-ка еще пару.

Приказ есть приказ

1980 год, 909-й военно-строительный отряд, гарнизон Верхняя Хуаппа, Северная Карелия

В субботу вечером я пригнал свой издыхающий самосвал МАЗ-5549 из лесу в гарнизон. В тот же день, сразу после ужина, приступил к его ремонту. Износились ведомые диски сцепления. На МАЗе их два, а значит, надо снимать коробку передач, корзину сцепления и т. д. В общем, работы до черта. До отбоя я успел только коробку снять. Никто не знает, когда начинается и когда заканчивается у водителей рабочий день. А в воскресенье я попал в наряд — не до ремонта было.

В понедельник на утреннем разводе командир роты старлей Чумак сказал мне:

— Садись в машину, в лес поедешь.

— Зачем? У меня МАЗ разобран, я на ремонт встал.

— Вот я и говорю, садись в ЗИЛ-130, поедешь в лес с лесоповальными бригадами.

— Что я там буду делать? Лес, что ли, валить? А машину кто делать будет? Меня же потом и вздрючат.

— Так, тебе приказ ясен? Садись в машину, поедешь в лес. Выполняй!

— Слушаюсь! Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? Можно все-таки узнать, почему мне в лес надо ехать?

— Ну ладно, раз ты такой упрямый. На тебя продукты в лес выписали, понял? А раскладку продуктов из-за тебя никто уже менять не будет.

— Интересное кино. А если бы продукты на Северный полюс выписали, мне что — туда ехать?

— Слушай, умник, ты ведь уже второй год в армии. Надо будет — и на Северный полюс поедешь! Это армия, здесь тебе не тут!

Поехал ли я в лес или остался в гарнизоне ремонтировать МАЗ? А вот угадайте.

История с бородой

СССР последних лет застоя. 7 ноября в военно-строительном отряде. Воины-созидатели отмечают годовщину штурма Эрмитажа (Зимнего дворца). Торжественное собрание в столовой, вечером в солдатском клубе — суперблокбастер «Ленин в Октябре» и его сиквел «Ленин в 1918 году». В казарме перед отбоем и сразу после него — грандиозная пьянка. Гарнизон находится в безлюдной погранзоне, водки купить негде. Поэтому пьют одеколон, самодельную брагу, настоянную в огнетушителях, и некую жидкость, получаемую из клея БФ с помощью сверлильного станка.

На следующее утро в казарму зашел полковник — командир отряда. И увидел растянувшегося на пороге упившегося военного строителя. Полковник осторожно коснулся плеча солдата кончиком своего сверкающего хромового сапога.

Солдат открыл глаза и уставился на сапог. Потом поднял глаза:

— Бли-и-ин! Комбат! Приснится же такая хренотень! — И, перевернувшись, заснул снова.

Эту байку я слышал от старослужащих, а потом после службы — несчетное число раз. Фигурировали разные воинские части, военные училища и даже гражданские вузы. Будем считать это классикой жанра.

Что в имени тебе моем?

Я тогда был со своим МАЗом в командировке в Новом Софпороге. Поскольку я шофер, то меня прикомандировали к «шоферской» второй роте. Старшиной роты был прапорщик Примайчук, хохол естественно. Меня он сильно недолюбливал, но надо отдать ему должное, и не гнобил, терпел стоически. Его можно было понять. В Софпороге было некое подобие воинского порядка и дисциплины, даже строем всюду ходили. Как в армии, короче, а не в стройбате. И тут к нему в роту попало ТАКОЕ: вместо нормальной военной формы — черный комбинезон северного спецпошива, подшлемник вместо нормальной солдатской шапки, валенки вместо сапог, полное отсутствие ремня, погон, петлиц и других знаков принадлежности к Вооруженным силам. Так примерно все у нас в лесу ходили, больше походя при этом на расконвоированных зеков, чем на солдат. Погоны, кокарды, петлицы, подворотнички носили только отъявленные пижоны или те, кто не работал в лесу, а торчал в гарнизоне. Местные блатари-придурки. Таких мы, лесные грабари, презирали; они, соответственно, презирали нас.