Читать книгу "Атомный поезд - Данил Корецкий"

Боеприпас состоит из 10 килограммов плутония-238, который тоже живёт своей, отдельной и страшноватой жизнью: в нём, вопреки воле политиков, желанию инженеров и приказам командиров, происходят процессы ядерного распада. Постоянно выделяемая микроволновая энергия и жёсткое излучение не проходят бесследно. Металл и композитные материалы, окружающие святая святых, начинают менять свои физико-химические свойства: постепенно теряет твёрдость бетон шахты, излучение воздействует на системы активации заряда, снижает чуткость точнейшей электроники, угнетает иммунную систему человеческого организма и снижает его репродуктивную функцию. Все это никого не волнует, но боеприпас стареет, и, когда выслуживает свой гарантийный срок, его снимают, отправляют на завод, разбирают и утилизируют. В новейшее время такое случается все реже. Чаще конструкторы и изготовители сами прибывают в полк, с умным видом смотрят на монитор, чешут затылки и… продлевают гарантию. Среди личного состава бытует мнение, что на замену зарядов просто нет денег.

Все это не способствует спокойствию персонала. Процессы ядерного распада теоретически хорошо изучены корифеями ядерной физики, но недостаточно подтверждены практикой: ведь шестьдесят лет атомной эры — ничтожный исторический срок. Глухие слухи о возможности самопроизвольного ядерного взрыва ничем не подтверждены, однако они упрямо ходят среди ракетчиков, как страшилки про чёрного человека среди многих поколений мальчишек.

В курилках отдалённых гарнизонов и столичной Академии рассказывают шёпотом и другие байки: о том, что не только дежурные смены рассматривают ракету и изучают её состояние, но и ракета рассматривает и изучает дежурных, иногда подбрасывая им непонятные явления — то ли тесты, то ли подначки… Эти разговоры документальных подтверждений не имели: после снятия с боевого дежурства «изделия» разбирали по винтикам, проверяли и обновляли, не находя никаких признаков зародившегося интеллекта.

Сейчас Кудасов воспринимал всё это совсем не так, как раньше. Да, главное в полку — ракеты. Ради них в глухом сибирском лесу огорожено колючей проволокой несколько гектаров территории, ради них висят на проволоке объявления: «Стой! Запретная зона! Огонь открывается без предупреждения!» Ради них из привозных материалов, привозной техникой и инструментами каторжным трудом построены шахты, бункеры, выкопаны и снова посажены для маскировки деревья, возведены гарнизонные городки, ради них везут за тысячи километров желторотых новобранцев, умудрённых опытом прапорщиков и офицеров с жёнами и детьми, ради них существует данная воинская часть и ради них проживают большую часть своей жизни обслуживающие «Дьяволов» люди.

Но теперь Александр воспринимал ракету не как важный и главный в этой отшельнической лесной жизни неодушевлённый предмет, сложный механизм, высокоточное и сверхмощное оружие. Сейчас он ощутил ракету, или, как говорят профессионалы, «изделие», «карандаш», — частью своего существа, элементом своей души, основой умиротворяющего и возвышающего ощущения собственного нечеловеческого могущества. И это ощущение пьянило, наполняло гордостью и уверенностью в себе. Поднимался по узким и крутым лестницам совсем не тот Кудасов, который спускался в бункер пару часов назад.

Когда долгий подъем закончился и вместо каблуков Попова (без набоек, чтобы не вызвать искру или разряд статического электричества) Кудасов увидел его лицо, похожее на лицо артиста Жжёнова, он удивился выражению искренней расположенности, не характерной для чужого, в общем-то, человека.

— Ну что, почувствовал себя властелином мира? — без улыбки спросил майор. И сам же ответил: — Почувствовал! Это признак настоящего ракетчика. Ты сможешь нажать кнопку в боевой обстановке, сможешь!

— А что, разве не все это могут? — удивился молодой человек.

— В том-то и дело! — Попов почему-то оглянулся. — Есть такая штука — стартовый ступор… Руки окостеневают, мышцы сводит судорога — и ничего сделать не можешь. Только говорить об этом нельзя. Я и так разболтался…

Офицер оглянулся ещё раз.

На поверхности ясно чувствовалось приближение весны: ни ветерка, температура около нуля, ласково пригревает солнце, темнеют и проседают сугробы, весело постукивает первая капель. Местных солдат строем ведут в столовую, курсанты-стажёры тусуются возле штаба и смотрят на них снисходительно: они-то уже без пяти минут офицеры. Чистый прохладный воздух, много света, высокий купол неба. А внизу — замкнутое пространство, вечное дрожание ртутных ламп, круглосуточный шум системы вентиляции. Дежурные проводят в таких условиях по нескольку лет…

— А зачем первому номеру пистолет? — неожиданно выпалил Кудасов.

— Чтобы в чрезвычайных обстоятельствах принудить смену к повиновению, — буднично объяснил майор. — Кстати, давай-ка сделаем ещё один тест…

Они прошли в помещение офицерских учебных классов, и Попов усадил курсанта за точно такой же монитор, как стоящий внизу, в бункере, рядом с пультом запуска. Это была аппаратура расчёта траектории. Дело в том, что каждая стратегическая ракета снабжалась полётным заданием и после запуска электронный мозг мог привести её точно к цели. Но… Только в идеальных условиях, которые можно воспроизвести в лабораторных условиях, но нельзя в реальности. Потому что воздух имеет разную плотность в зависимости от высоты, а следовательно, температуры, атмосфера никогда не бывает совершенно спокойной, а грозовой фронт вполне способен вообще сбить «карандаш» с маршрута. Не говоря о противодействии противника, которое не может учитывать ни одна типовая программа. Все эти нюансы обязан учесть оператор-расчётчик и внести поправочные коэффициенты, которые, в конечном итоге, и обеспечат успех пуска.

— Подожди, сейчас введу одну программу…

Курсанты практически не работали на таких компьютерах. Во время многочисленных практик им показывали эти машины, даже проводили занятия, но за два-три часа усвоить все премудрости электронного наведения невозможно. С учётом этого обстоятельства оценки выставлялись достаточно либерально. Кудасов, правда, всегда получал «отлично». Как и по всем точным предметам. Высшая математика, тригонометрия, теория баллистики — он щёлкал их, как орехи, хотя даже зубрила Глушак не вытягивал выше «четвёрок», а генеральский сын Коротков умудрялся и «пары» схлопотать, которые, впрочем, быстро исправлял. Зато по философии, научному атеизму и другим идеологическим дисциплинам у Кудасова были сплошные «тройки». Но для практической работы в войсках это не имело значения. Он был прирождённым расчётчиком, причём высокого класса. Похоже, сейчас майор Попов хотел лишний раз в этом убедиться.

— Давай работай! — скомандовал майор Попов, и на экране пошли вводные: цифры, формулы, геометрические фигуры. Если переводить на смысловой язык, то следовало рассчитать траекторию с учётом противодействия полка противоракетной обороны противника и воздушной охраны цели.

Курсант привычно защёлкал клавишами, но очень быстро понял, что что-то тут не так, и тут же догадался, в чём дело: нехватка данных! Обычного набора исходной информации в данном случае явно недостаточно…

Он запросил сведения о температуре и плотности воздуха, скорости и направлении ветра в районах запуска и попадания, потом добавил запрос о солнечной активности. Запрашиваемые цифры тут же появлялись на экране, подтверждая, что их отсутствие есть изощрённые каверзы программы. Когда он ввёл все поправки, добавил коэффициент на вращение Земли, выбрал режим полёта и рассчитал неуязвимую траекторию, компьютер мигнул экраном и выдал заветное: «Цель поражена».