Читать книгу "На хвосте удачи - Наталья Колесова"

Конечно, важные, крупные сделки Жан Жак заключал сам, в дальней комнате лавки. Некоторые посетители приходили-проскальзывали в лавку ночью, когда уже все почтенные люди отходили ко сну после многотрудного дня и вечерней молитвы. Судя по тому, как они прятали лица под платки и шляпы, дела у них с дедушкой были такими же – скрытными, тайными и темными. У Нати редко получалось подслушать, но ее наблюдательности и сообразительности хватало, чтобы понять, что помимо почтенной торговли дед занимается то ли контрабандой, то ли покупкой и сбытом награбленного пиратами. А то и выполняет еще какие-нибудь щекотливые поручения – Нати пока не могла догадаться или придумать какие. Может, продает сведения о том, когда, куда и с каким грузом выходят с Омори торговые суда?

У Жан Жака тоже имелся свой корабль – небольшая шхуна «Ласточка» для доставки мелких грузов, правда, лишь по островам французских и английских колоний. Выходить в открытый океан и уж тем более торговать с испанским Мэйном Мартель не рисковал и в молодые годы еще при худом мире с Испанией. Сам он бывал в плаванье редко: морская болезнь, которая счастливо избегала Нати, безжалостно преследовала всю французскую половину ее семьи. Корабль водил то нанятый, заслуживающий доверия капитан, а то и торговый партнер Рене Бове – да-да, отец того самого Аньела!

Утренняя стычка возымела свои последствия еще даже до исповеди у отца Модестуса.

Жан Жак поманил Нати к выходу из лавки:

– Подойди-ка, девочка моя, тут к тебе пришли.

Нати выглянула из двери и, смешавшись, застыла на пороге. Перед входом, грозно подбоченившись, стояла мадам Петит. Фамилия казалась насмешливой кличкой этого бочонка жира с длинными руками и громадными красными кулаками. Если б у ее сына были такие кулаки, Нати в утренней схватке несдобровать бы! Из-за спины матери выглядывал Габен с носом, похожим на спелую сливу – и по форме, и по цвету.

– Говорю вам, – пронзительным голосом торговки рыбы вопила мадам, – уймите свою бешеную цыганку, пока я сама ею не занялась!

– Не цыганку, а испанку, – машинально поправил дед.

Это только подлило масла в огонь. Мадам Петит встрепенулась, необъятные ее груди заколыхались, словно волны на море.

– Это ж еще хуже! Ее проклятые родственники топят наши корабли – слыхали, опять пропало рыбачье судно? – а она тут, на берегу, калечит наших французских мальчиков!

– Мама… – басом позвал искалеченный французский мальчик. Мать не обратила на него никакого внимания.

– Видите, видите, что она с ним сделала?! Сломала ему нос, месье Мартель, а он у меня, бедняжечка, и так никогда не был красавцем!

– Мам…

Жан Жак окинул взглядом сгорающего со стыда парня и пошамкал морщинистыми губами. Будь у него внук, он бы только гордился таким забиякой. Но внучку следовало приструнить – прошла уже пора детских драк, Нати следует становиться взрослой благовоспитанной девицей. А то лишь какой-нибудь отчаянный пират осмелится взять ее в жены!

– Что случилось-то, а, Габен?

Парень отвернулся. Ответила за него, разумеется, мадам Петит:

– Что случилось, что случилось, а то вы не видите! Идет мой мальчик себе на работу на пристань, а тут налетает на него эта дикая… обезьяна, и – бах! Нос набок!

После того как ее обозвали бешеной обезьяной, Нати мгновенно перестала чувствовать себя виноватой. Возразила запальчиво:

– Их было трое!

– Кого, носов? – В бледно-голубых глазах деда мелькали смешинки.

– Парней. Габен, твой любимый Аньел и еще Тома! Они обзывались и толкались. И щипались!

– Это что же, значит, мне придется принимать сегодня еще и остальных родителей? Что ты сломала остальным?

– Тома вроде бы ничего… – осторожно сказала Нати.

Мадам смотрела на нее, открыв рот. Грузно повернулась к сыну:

– Это правда? Вас правда было трое?

Габен, глядя в землю, кивнул. Мадам Петит отвесила ему натренированную затрещину, от которой у ее ненаглядного сыночка теперь наверняка распухнет еще и ухо.

– А ну пошел домой, я с тобой там разберусь! А вы простите за беспокойство, месье Мартель! Пошел домой, говорю!

Нати полюбовалась, как мадам Петит гонит перед собой сына, словно сбежавшего со двора козла. Еще и приговаривает при этом:

– Пристали к девчонке втроем, словно какие-то проклятые испанцы, что, одному пороху не хватает? А если и втроем справиться не можете, какого дьявола… ох, прости меня, Господи… хватаешь ее за юбку? А туда же, к шлюхам нацелился бегать! Быстро домой, я тебе сказала!

Жан Жак вздохнул:

– И долго это будет продолжаться, Марион?

– Я Натали, – пробурчала внучка, предусмотрительно отступая.

– Натали была моей племянницей, тихой, скромной, вежливой девушкой, а ты не достойна имени своей почтенной матери! Разве она когда-нибудь полезла бы в драку с тремя парнями?

– А чего они ко мне пристают?!

– Почему мальчишки задирают симпатичных девчонок?

Нати сощурилась, сквозь черные ресницы поблескивая гневными темными глазами.

– И обзывают их при этом испанскими шлюхами?

Мартель вскинулся:

– Это кто же тебя так посмел назвать?

– Да твой любимый Аньел и назвал! – припечатала его внучка. И пока дед хватал воздух ртом, придумывая оправдание сыночку компаньона, укрылась у Доры на кухне. Пожаловалась: – Мадам Петит, мать этого дурачка Габена, обозвала меня взбесившейся макакой!

– Она за свои слова ответит, моя деточка, – привычно отозвалась негритянка. – Подай мне муку.

Зная, что Жан Жак сегодня не вернется, Нати пристала к няньке:

– Дора, покажи мне мамины украшения!

Та заругалась. Нати не отступала, зная, что рано или поздно негритянка сдастся. Занавесив все окна и надежно закрыв все засовы, они пробрались в дальнюю комнату лавки. Тут Дора велела Нати отвернуться: та терпеливо рассматривала стену, слушая шорохи за спиной, вздохи няньки, скрип досок и металлический скрежет. Сама Нати тайник пока не нашла. В следующий раз возьмет с собой зеркальце или начищенный поднос, чтобы подглядеть, откуда же Дора достает драгоценности.

Жан Жак овдовел рано. Пожив со сварливой и драчливой супругой, которую Господь прибрал к себе весьма вовремя (пусть простят ему столь немилосердные мысли!), детей он не завел, но и второй раз жениться не собирался. А тут племянница привезла ему не только деньги и внучку, но и молодую негритянку. Днем – нянька и кухарка, ночью – наложница, дело-то обычное! Мартель знал, как она предана Нати, а потому предана ему, и во многом доверял ей. Мало-помалу хитрой служанке удалось выведать, где он хранит драгоценности семьи де Аламеда.

Как-то, когда Нати взгрустнула и расхворалась (а нянька впадала в панику при малейшем недомогании подопечной, опасаясь, что та унаследовала хилое здоровье матери – кто, кроме любящей негритянки, мог вообразить такое, глядя на пышущую здоровьем девчонку?), Доре вздумалось утешить ее видом рубиновых украшений. Она уже не раз пожалела об этом. Единственное, что удалось вбить в упрямую головку Нати: если об этом узнает дед, то никому не поздоровится, и драгоценностей они больше не увидят.