Читать книгу "Тринадцать загадочных случаев - Агата Кристи"

— Это вполне понятно. Здесь находилась одна из цитаделейдревних противников твоей веры. Это — «Роща Астарты».

— Астарты?

— Астарты, или Иштар, — называй как хочешь. Япредпочитаю финикийское название «Астарта». Это, полагаю, единственное место вокрестностях, связанное с культом Астарты. Доказательств у меня нет, но мнехочется верить, что перед нами подлинная «Роща Астарты». Здесь, за плотнымкольцом деревьев, совершались священные ритуалы.

— Священные ритуалы, — мечтательно прошепталаДиана Эшли. — Интересно, а в чем они состояли?

— Малопочтенное дело по всем меркам, — неожиданногромко засмеялся капитан Роджерс. — Горячительное занятие, как мнепредставляется.

Хейдон не обратил на него ни малейшего внимания.

— В центре рощи должен был возвышаться храм, —продолжил он. — Храмов я содержать не могу, но позволил себе осуществитьсобственную маленькую фантазию.

В этот момент мы вышли на небольшую поляну посередине рощи.В центре поляны находилось нечто, отдаленно напоминавшее каменный домик. ДианаЭшли подняла вопросительный взгляд на Хейдона.

— Я назвал его кумирней, — пояснил он, —кумирней, или «Храмом Астарты».

Он приблизился к домику. Внутри на грубовато сделаннойэбеновой подставке находилась странная фигурка сидящей на льве женщины с рогамииз полумесяцев.

— Астарта финикийская, — объявил Хейдон, —богиня луны!

— Богиня луны! — воскликнула Диана. — Давайтеустроим сегодня вечером в ее честь настоящую оргию. Наденем маскарадныекостюмы, придем сюда и при лунном свете совершим ритуалы в честь Астарты!

Я сделал инстинктивное движение уйти, и Эллиот Хейдон, двоюродныйбрат Ричарда, быстро обернулся ко мне:

— Вам все это не нравится, падре?

— Нет, — сурово отрезал я, — не нравится.

— Но ведь все это лишь дурачество, — заметил он,снисходительно разглядывая меня. — Дик не может знать, где на самом деленаходилась священная роща. Это просто его фантазия, ему нравится так думать. Вовсяком случае, если бы это было…

— Если бы это было?…

— Ну вы-то, — неловко рассмеялся он, — вы-тоне верите в такого рода вещи? Вы — приходской священник.

— Не уверен, что в этом качестве мне не следует веритьв подобное, — ухмыльнулся я. — Впрочем, я знаю только одно: какправило, я не очень чувствителен к общей атмосфере места, но как только явступил в рощу, я тотчас почувствовал присутствие некоего зла и опасности вокруг.

Эллиот непроизвольно взглянул через плечо.

— Да, — согласился он, — здесь что-тонеладно. Понимаю, что вы имеете в виду, но, боюсь, ваше воображение слишком ужразыгралось. Не правда ли, Саймондс?

Доктор помолчал секунду-другую, а затем тихо произнес:

— Не нравится мне все это. Не знаю почему. Но так илииначе — не нравится.

Тут ко мне подбежала Виолет Маннеринг:

— Мне страшно, — хныкала она, — я боюсьоставаться здесь. Давайте быстрее уйдем отсюда.

Мы с ней пошли первыми, за нами двинулись остальные. Лишь ДианаЭшли задержалась. Обернувшись, я увидел, что она стоит перед храмом, иликумирней, и горящим взглядом неотрывно смотрит на изображение богини.

День выдался чудесный, было необычно жарко, а поэтому кпредложению Дианы Эшли о костюмированном бале все отнеслись благосклонно.Начались обычные перешептывания, смех и лихорадочное шитье втайне от остальных.Когда мы вышли к ужину, раздались принятые в таких случаях восторженныевозгласы. Роджерс с женой нарядились неандертальцами, объясняя недостатки в костюмахнехваткой каминных ковриков. Ричард Хейдон объявил себя финикийским матросом, аего кузен — атаманом разбойников. Доктор Саймондс предстал шеф-поваром, ледиМаннеринг — больничной сиделкой, а ее дочь черкешенкой. Меня самого бурноприветствовали как монаха. Диана Эшли вышла к ужину последней, вызвав у наснекоторое разочарование: ее стан окутывало черное просторное домино.

— Незнакомка! — объявила она. — Вот кто я. Атеперь, ради бога, поспешим к столу.

После ужина мы вышли из дома. Вечер был прелестным —бархатисто-теплым. Всходила луна.

Мы гуляли, болтали, и время летело быстро. Через час мыслучайно обнаружили, что Дианы Эшли среди нас нет.

— Наверняка отправилась спать, — решил РичардХейдон.

— О нет, — покачала головой ВиолетМаннеринг, — я видела, как четверть часа тому назад она пошла туда, —и она показала рукой на рощу, черной тенью встававшую в лунном свете.

— Интересно, что у нее на уме, — вслух задумалсяРичард Хейдон, — клянусь, какие-нибудь дьявольские шутки. Пойдемте,взглянем.

Немного заинтригованные, мы всей группой направились в рощу.Мне стало немного не по себе, с каждым шагом я испытывал все более сильное инеобъяснимое нежелание проникнуть за эту черную, невесть что предвещающую стенудеревьев. Я почти физически ощущал силу, удерживающую меня. И яснее, чемраньше, я почувствовал изначальную греховность этого места. Думаю, что кое-ктоиз гостей испытывал те же чувства, что и я, хотя и не хотел сознаться в этом. Взыбком лунном свете казалось, что стволы деревьев сомкнулись, не желая пропускатьнас. Бесшумная днем роща сейчас была вся наполнена множеством шепотков ивздохов. Объятые внезапным ужасом, мы взялись за руки и медленно, кучкой сталипродвигаться вперед.

Но вот мы, наконец, достигли желанной поляны в центре рощи ив изумлении остановились как вкопанные: на пороге кумирни, укутанная впрозрачную ткань, стояла переливающаяся светом фигура. Над ее головой из чернойкопны волос поднимались два полумесяца.

— Мой бог! — воскликнул Ричард Хейдон, и у негонад бровями проступили капельки пота.

Виолет Маннеринг оказалась зорче:

— Это же Диана! Однако что она с собой сделала? Она жесама на себя не похожа!

Между тем фигура у входа в храм подняла руку и, сделав шагвперед, глубоким приятным голосом возвестила:

— Я — жрица Астарты! Остерегайтесь приближаться ко мне,ибо смерть таится в моей руке.

— Не надо, дорогая, — запротестовала ледиМаннеринг. — Вы пугаете нас. Нам в самом деле страшно.

Хейдон бросился к ней:

— Бог мой, Диана! Ты прекрасна!

Мои глаза попривыкли к лунному свету, и я уже видел всеболее отчетливо. Диана действительно, как сказала Виолет, преобразилась. Лицообрело явно восточные черты, в глазах светилась жесткая решимость, а на губахиграла столь странная улыбка, какой я у нее никогда не видел.