Читать книгу "Докричаться до мира - Оксана Демченко"

Синеглазая сидела рядом и рассматривала его. Волк долго лежал, не размыкая век, забавляясь ее освободившимся от страха любопытством. Девочка трогала странную для нее плотную кожу кончиками пальцев, наверняка считая, что он не заметит.

Точно не встречала волков! По вибрации пола он отчетливо определяет положение, скорость и направление движения хозяев и братьев за три поворота отсюда, а за два опознает их. И это — если вдруг по рассеянности не признает чутьем издали, читая сознание.

Провела ладонью по гладкому черепу, осторожно толкнула плечо. Будит? Смелая малышка. Ее лицо оказалось совсем рядом, синие глаза светились интересом. Йялл кинул быстрый взгляд — зона полностью просматривается и прослушивается — сместился к стене, в область плохого обзора, и завозился, вроде бы недовольно порыкивая, раздраженно стряхивая подстилку. Еще бы, теперь в загоне очень тепло, даже жарко. Непривычно, он обязан отметить, а то сочтут умным. Хозяева принимали его рычание за правду год за годом, лохматая голова девочки оказалась не в пример умнее. Могла бы хоть для порядка вздрогнуть! Третий свел брови и рявкнул на пару тонов ниже, она… засмеялась. Тонкий полупрозрачный пальчик коснулся сияющей кожи трогательной длинной шеи, и девочка внятно выговорила «Сидда», повторила и тронула ладонью уже его грудь. Наклонила голову, ожидая ответа.

Третий не отозвался — просто смотрел на нее внимательно, изучая подробно и пристально. Поняла, уже открыто рассмеялась и встала, покрутилась на месте, снова села рядом, очень близко — смотри. До чего же другая! И дело не только в разнице. Третий себя знает — он разведчик, внимательный и очень спокойный. Не может быть, чтобы любая такая вот человечка в несколько минут лишила его разума, памяти и способности себя контролировать. Вечным пока подобное не удавалось, хотя они пробовали с удивительным упорством. А эта вроде и не старается…

Только ему невозможно трудно перестать смотреть на нее или утратить связь со странным чужим сознанием, почти безответным, но очень доверчивым и теплым. А еще он не может запомнить ее, как все другое — с одного взгляда. Чем дольше смотрит, тем сильнее интерес и желание вглядываться. Оказывается, например, что когда она не боится, глаза становятся совершенно иного цвета, густо-синими и блестящими.

Еще она непонятным способом расправила волосы и сплела их странным образом, очень красиво и необычно. От рубахи умудрилась оторвать тонкий длинный клок и перевязать им тело в узком месте. Стало еще заметнее, что у нее фигура совершенно не похожа на волчью — такая тонкая над бедрами, даже тронуть страшно — вдруг да сломается? И Сидда, увы, по-прежнему мерзла. Третий решительно пересадил ее себе на колени и накрыл горячими ладонями ступни, очень холодные и до смешного маленькие. Синеглазая повторно рассмеялась, уткнувшись макушкой в грудь — щекотно.

Как она вообще живет, нервы все снаружи… Ох, не для вечных с их жуткими опытами подобная кожа! Третий решил отдать ей свою рубаху и обнаружил, что девочка против — даже почти напугалась. Может, в рубахе он не такой ужасный? Или эта странная человечка считает, что он ведает это странное, свойственное ее миру — стыд наготы? Сколько мыслей, и все новые. К Первому надо идти, хотя тот уже и так прислушивается, чует, что у брата есть необычное на душе. Ладошка требовательно погладила темную кожу плеча, дожидаясь ответа: «я — Сидда, а ты»?

Тогда она еще не знала, что в Гнезде нет имен, зато сразу поняла: ее «зверь» не желает, чтобы хозяева прознали, насколько он не дик. Взяла тяжелую руку, принялась деловито рассматривать и довольно ткнула в выжженную при переводе на верхний уровень, в загоны для взрослых, надпись. Свой номер волвеки с трудом, невнятно, но произносят. Таков предел их разумности, допускаемый хозяевами.

Более того, «зверей» учат этому.

«Йялл-2/7» — рыкнул он, окончательно развеселив человечку и тоном, и низким звучанием голоса. Бояться его эта чудная больше совершенно не собиралась. «2/7» в звучании языка вечных ей не понравилось, длинно и путано, а вот «йялл» — другое дело.

Так у него появилось имя.

Йяллу дали целый цикл — четыре восьмика дней — на «приручение самки».

И Третий трудился самозабвенно, приручая и обучая, действительно не отпуская малышку из кольца рук. Да она и не вырывалась, словно темные массивные лапы могли огородить от неволи Гнезда. С ним Сидда ничего не боялась, хоть и понимала с самого начала, какова власть хозяев.

Она не умела говорить с его сознанием и очень медленно учила язык вечных, объяснять который Йялл мог лишь в короткие часы второлунья, когда хозяева слепы и глухи от шипения помех. Зато сам он уже к середине первого восьмика их общего времени освоил ее наречие. Это оказалось просто, горло волвека способно рождать звуки в куда более широком диапазоне колебаний, чем человечье. Да и слов в языке немного, нет там трудных понятий вроде «прибора» или «атмосферы». Непонятные слова есть, из иного мира с его природой — кстати, хорошее слово, живое, доброе.

Но их он вызубрил наизусть, он умеет с первого раза запоминать почти любое сочетание звуков. А учиться у маленькой Сидды вдвойне приятно, она так замечательно радуется его успехам и возникшему пониманию. Ее сознание светится, как и незащищенная кожа, счастливо вздыхал Третий. Греет, радует, делится добротой. И еще Сидда гордится им, очень новое и до щекотки на коже приятное ощущение.

В ее покинутом мире тоже имелось разделение на хозяев и других, отданных им в полную власть, — рабство, грустно вздохнула Сидда, рассказывая о своем прошлом.

Правда, возникло оно совсем недавно, на ее памяти, прежде подобного не было. Все стало ужасно и непоправимо в пару лет, очень быстро, — тогда светловолосая была ребенком.

Йялл фыркнул — можно подумать, теперь она похожа на взрослую, такая-то кроха!

Поняла, сердито тряхнула головой, шлепнула ладонью по руке, получилось звонко и очень по-свойски. Вдвоем они мучительно долго прикидывали, сколько ей и ему лет, и можно ли сравнивать годы в куполе и там, в ином мире? Решили, что раз вечные родом оттуда, годы одинаковы или похожи. Переводить из ее странных «десяток» в принятые в Гнезде восьмики и наоборот постепенно наловчились. Пришлось признать — взрослая, по счету Йялла ей двавосьмь и еще почти три года.

Затем начали разбираться с прочим, и Йялл услышал и прочел в сознании, что рабство пришло в ее степь вместе с жуткой, неведомой волвекам войной, полнящей сознание картинами голода, жажды, смертей, боли. Третий с ужасом осознал из мыслей-образов и позже — слов: люди способны убивать друг друга, унижать и предавать. Хотя там нет вечных и их всемогущей власти. Он спросил: зачем? Сидда виновато развела руками, — она не знает, но есть, выходит и в ее племени такие, кто очень хочет стать хозяевами. Позже он рассказал Первому и Второму, и они вместе ломали головы над странным новым знанием. Прежде в стае считали злом вечных, всех и только их. Но, если принять правду мира Сидды, зло способно проснуться в каждом. Еще более страшное, в спину бьющее — предательство тех, кому веришь.

День за днем Третий водил свою «самку» по разрешенным коридорам, кормил, оберегал, ревниво порыкивая и гордо скалясь на прочих волвеков и даже хозяев.