Читать книгу "Тело Угрозы - Владимир Михайлов"

6

Минич мог бы свою вторую сигарету и сберечь. Когда он вернулся в палату, там были уже и сестра, и врач, тире больше не звучали, и экран погас. Отмучился старый Ржев. Ушел куда-то туда. Куда и наш путь лежит.

Еще ложась сюда, старик велел сперва зарулить к нотариусу и там составил завещание: в случае чего – то, что останется, отказал Миничу. (При этом почудилось журналисту, что сверкнула в глазах больного искорка ехидства.) В том числе и ключи от дома. Тогда же посоветовал с нехитрым имуществом, что останется, поступить по своему усмотрению. Но предупредил, что ему хотелось бы, чтобы Минич дом сохранил – пригодится как дача; дачи у Минича не было, как и еще много чего. Но отдельно распорядился насчет телескопа, хотя и несколько странным образом: в течение года не продавать, но допускать желающих им пользоваться – буде такие возникнут. Завещание было соответственно оформлено, и экземпляр его Минич получил – вот только не помнил совсем, куда его засунул. Но сейчас не до того было. Приходилось думать о похоронах и всем таком. Лишние заботы, но куда денешься. Надо.

Поговорив еще немного с медиками, он ушел, молча попрощавшись с останками. Знал, что старик – или теперь он уже не был стариком? – его слышит. Сел в свой микротарантас (так именовал Минич средство передвижения итало-российского производства, возрастом, пожалуй, лишь немного уступавшее ему самому), завел мотор и еще минутку постоял на месте. Не только для того, чтобы прогрелся движок; он решал дилемму, возникшую между велением здравого смысла и настроением.

Рассудок советовал ему поехать в редакцию его родной «Вашей газеты». День был рабочий, а несделанных дел там всегда хватало. Настроение же активно выступало против: остаток дня – вся вторая половина – находился, по сути дела, в его распоряжении: на сегодня он взял отгул, чтобы провести этот день с умирающим; чувствовал, что другой такой возможности больше не будет, а к Ржеву относился со всей сердечностью. И был смысл в том, чтобы использовать это время в интересах покойного, иначе совесть непременно станет мешать работе.

Минич глянул на бензомер. Туда и обратно – в круглых цифрах этак триста двадцать – триста тридцать километров; но он только вчера залил полный бак, так что заправляться не придется. С бензином последние дни был очередной напряг – в том смысле, что цена опять подскочила. А там, близ природы, легче, пожалуй, будет прийти в себя. Если же не поехать… Минич прекрасно знал, чем закончится день, если он останется в городе: вечером непременно понадобится залить печаль, что означало очередной сход с рельсов. А это было бы, пожалуй, лишним – во всяком случае, до похорон. Минич хорошо знал свои слабости и давно уже научился с ними договариваться; не только политика – искусство компромиссов, но и вся эта жизнь. А слово это сейчас, когда смерть только что прошла совсем рядом – не его смерть, но все же и не совсем посторонняя, – вдруг приобрело особое, какое-то выпуклое значение.

Приняв решение, он вырулил на Каширку и вместо того, чтобы свернуть направо, к центру, взял левый поворот – в направлении кольцевой.

7

Пятьдесят четвертый президент Соединенных Штатов находился сейчас в некоторой нерешительности, хотя такое состояние возникало у него весьма редко; напротив, он был известен стране и миру как человек решительный. Дело в том, что в решениях – и уже принятых, и в тех, что еще только предстояло принимать, готовя Соглашение о глобальном ракетно-ядерном разоружении, – процент риска, как порой казалось президенту, был неоправданно высоким.

Когда Россия выступила с этой инициативой (в личном разговоре, строго конфиденциально) и ее глава сразу же предложил ему полное соавторство, хозяин Белого дома, давно уже озабоченный практической утратой контроля над распространением ядерного оружия, раздумывал недолго. Все показалось ему не просто приемлемым, но и выгодным – для Америки, а значит, и для всего человечества – и лично для него, разумеется, тоже. Он вдруг убедился в том, что честолюбие в нем оказалось куда сильнее, чем он привык считать; хотя, конечно, всегда понимал, что люди, лишенные этого качества, не становятся президентами даже компаний, не говоря уже о государствах.

Сомнения пришли с другой стороны – и не сами по себе, но после серьезных разговоров с министром финансов и еще двумя советниками – с глазу на глаз с каждым, чтобы собеседник высказывал именно свои взгляды, а не присоединялся к мнению другого, более авторитетного, может быть, участника беседы.

И сомнения, и предостережения, высказанные двумя из трех, совпали полностью, третьим же – процентов на шестьдесят. Это заставляло серьезно задуматься.

Нет, ни один из троих не удивился самой идее: люди умные и информированные, они отлично понимали, что время решительных действий по устранению ядерной угрозы с третьей стороны (как это принято было называть) – время это подошло и готово постучать в дверь. Вот оно и постучало.

Однако опасность предстоящих действий для экономики страны (а значит, и всей планеты – это вслух не говорилось, но подразумевалось) существовала, и пренебрегать ею было бы преступлением.

Для того чтобы свести ее к минимуму, следовало ни в коем случае не допускать спада, который по своим последствиям мог бы оказаться ничуть не лучше, скорее даже хуже, чем ядерный террор со стороны двух-трех еще не умиротворенных преступных государств или организаций. Как-никак ядерный зонт у Штатов был, и от него откажутся в последнюю очередь – если вообще откажутся.

Заключать Соглашение было и выгодно, и необходимо; на этом сошлись все. Но – и непременно – на условиях, которые полностью устроят Соединенные Штаты. И не только по формулировкам. Следовало зорко наблюдать за тем, чтобы ни одна запятая в тексте не дала кому-либо возможности поступать вопреки интересам Америки.

– Я хочу услышать ваше мнение в двух словах. К аргументам перейдем позже. Двух даже много. Да или нет? Только не говорите, что слова «Да» в лексиконе дипломатов не существует. Это пусть остается для конференций, а я – парень деревенский, и мне по душе прямота.

Собеседник – государственный секретарь – улыбнулся. Всему дипломатическому миру уже стало известно, что эта его улыбка никогда ничего доброго не предвещала. Эта информация пришла из Министерства финансов; министром финансов госсекретарь был в предыдущей администрации, и для всех стало неожиданностью, когда ему, демократу, президент предложил иностранный портфель: понимали, что это не просто дружеский жест в сторону оппозиционного Конгресса. Назначение говорило о том, что в области внешней политики предполагаются какие-то значительные акции, для реализации которых нужен именно такой человек.

– Я все же использую два слова, – ответил он главе государства. – И они будут: «Да», «Но».

Чего-то подобного президент и ожидал. И невольно усмехнулся.

– Ну ладно, – сказал он. – Расшифруйте это ваше «Но».

– Не рано ли – именно сейчас?

– Рано? В скором времени будет переизбираться половина Конгресса…