Читать книгу "Питомец "Ледового рая" - Николай Романов"

Именно Доктор Айболит сказал как-то, что «на сердитых воду возят», посоветовал держать злобу при себе и даже объяснил, как это сделать.

«Когда начинаешь злиться, – говорил он, – вспомни что-нибудь хорошее. Вкусную шоколадную конфету, которую дарит, навещая детей, патронесса приюта. Хорошую погоду, когда выпускают на улицу…»

Кирилл вспоминал. И поначалу злился. На вкусную конфету за то, что ее не было в кармане. На хорошую погоду, потому что она часто устанавливалась в те дни, когда надо учиться, и непременно портилась, когда приходил долгожданный выходной.

Тем не менее, в конце концов, он научился загонять злобу поглубже, откуда она не могла вырваться мгновенно и натворить дел, за которыми следовало неотвратимое наказание.

Доктор Айболит называл это аутогенной тренировкой и утверждал, что любой человек – хозяин своих чувств.

Именно Айболит первым посоветовал взрослеющему Кириллу Кентаринову пойти после приюта в Галактический Корпус.

4

Чтобы не злиться на Спирю, Кирилл прибегнул к аутогенной тренировке – вспомнил, какая физиономия была у Дога, когда тот стоял перед триконкой с гирями. Морда лица красная, кулаки сжимаются и разжимаются, разорвал бы автора, кабы в теме был – кто… Кишка тонка! А вот курсант Кентаринов, в отличие от ротного капрала Гмыри, в теме дальше некуда!

И весь остаток дня Кирилл раздумывал: стоит или не стоит идти к Догу. Едва сопло не рвал. И в конце концов решил: не стоит… Угрозы ротного могли быть пустым трепом, и хорош он, курсант Кентаринов, будет, если купится на такой летучий мусор! Вот если Гмыря и на самом деле начнет выделываться, тогда посмотрим. В конце концов оказаться крайним никогда не поздно. Ржавые пистоны никуда не убегут… А может, капраловы черные обещания – и вообще проверка боевого духа подчиненных. Мол, поглядим: не найдется ли среди личного состава мозглячок, который бросится стучать на товарищей из простой боязни обещанных с воспитательной целью придирок…

Не-е-е, капрал, нашего брата на такой мусор не заловишь!

Стерва Зина, помнится, на полдня поставила его в Темный Угол, чтобы выяснить, кто узнал пароль и заказал по сетевому снабжению шоколад, вишневый сок и булочки со сливками. Но ни Кирилл, ни Степка Яровой так и не признались. Это потом уже Степка проболтался, исключительно сдуру. Именно проболтался, а не признался. Слишком глупы они были, чтобы распознать хитроумную ловушку, когда Стерва Зина предложила решить задачку по режимам сетевого снабжения… Ведь ни Степке, ни Кириллу и в голову не пришло, что о режимах знают только те, кто пользовался приемным ресивером, а детей к ресиверам не подпускают. Кирилл бы тоже проболтался, но Стерва Зина задала Степке задачу раньше, а прочих, когда Степку словила, и проверять, дура, не стала. Степка проболтался в общем смысле – про Кирилла он ни слова не сказал…

И склониться сейчас перед Догом было все равно что выдать Степку. Но с другой стороны, ротный капрал мимо мишеней палить не будет – уж коли обещал курсантам ржавые пистоны, то за ним дело не станет…

В размышлениях прошли занятия по стрелковому вооружению и тактической подготовке. В размышлениях прошел обед и короткое послеобеденное личное время. В размышлениях прошли тренинги второй половины дня и строевые экзерсисы. Решая тактические задачи, поглощая наперченый борщ со сметаной и печатая строевой шаг на плацу, Кирилл ломал голову – ждать, пока неприятности обойдут тебя стороной, или идти им навстречу?

Оторвал парня от этих мучений вызов.

Кирилл сидел после ужина в курилке (внешне – вместе с товарищами; внутренне – один на один с собственным «я»), когда рядом вспыхнул в воздухе видеопласт.

– Курсант Кентаринов! – В видеопласте появилось изображение прапора Оженкова.

В первый момент Кирилла тряхануло стрёмом, но потом он вспомнил, какой сегодня день, и успокоился: Оженков должен был вызвать его в любом случае. Иначе с какой стати курсанту заявляться к прапору без вызова?..

– Я! – Кирилл вскочил со скамейки и вытянулся.

– Ко мне!

– Есть.

«Ко мне» в данном случае означало «в комнату прапорщика». И вовсе не за ржавыми пистонами!

Кирилл едва не бежал по песчаной дорожке, и тени тянулись перед ним, как указующий дорогу перст. Ветерок шевелил листву платанов, высаженных вдоль дорожек. Душу снедало предвкушение. Не худшее чувство из тех, что существуют в жизни. И уж всяко много лучше того, что испытывает Спиря ко Ксанке, пропади она пропадом, в самом-то деле!..

Едва Кирилл приблизился к двери Оженкова, она приглашающе распахнулась. Кирилл вошел, вытянулся, доложил по уставу:

– Господин прапорщик, курсант Кентаринов по вашему приказанию явился!

Оженков молча кивнул в сторону шеридана. Кирилл сел в кресло, протянул руки к виртуальной клаве и, набрав серию паролей, перевел на «до востребования» двадцать кредов со своего счета. Потом привычно просмотрел уже открытый прапором каталог предложений и сделал выбор на следующий раз:

– Модель тринадцать-пятьдесят.

Оженков кивнул и, достав из сейфа «шайбу», заказанную Кириллом неделю назад, сказал:

– Странный вы парень, курсант! Там, – он кивнул в сторону окна, – их сотни, и любая ни стоила бы ни гроша.

– Любая мне не нужна, – ответил Кирилл, стараясь, чтобы не выдать голосом предвкушение. – А подходящей не находится.

– Уж больно вы привередливы, Кентаринов! – Прапор протянул «шайбу» на раскрытой ладони. – Разоритесь!

– Помирать – так с музыкой, любить – так королеву!

Эту фразу Кирилл не раз слышал от Спири. Под королевой тот, разумеется, понимал исключительно Ксанку.

– Ну-ну! – хмыкнул прапор. – Пока есть деньги, будут и королевы.

– Пока мы живы, деньги будут!

Прапорщик хмыкнул:

– Деньги будут, пока руки-ноги целы.

– А без рук-ног и деньги не понадобятся!

Прапор снова хмыкнул и промолчал. И правильно сделал – Кириллу сейчас не нужны были воспитательные речи. От предвкушения едва не трясло.

Кирилл сжал «шайбу» пальцами и снял с ладони Оженкова. «Шайба» была гладкой. Будто аккумуляторная батарея от трибэшника…

Душа тут же запела.

– Разрешите идти?

– Ступайте, курсант. До отбоя времени достаточно. Личный час…

Кирилл отдал прапору честь и ринулся в сторону санблока. Дрожа от возбуждения, ворвался в раздевалку душевой, скинул одежду и, сжимая в потной ладони «шайбу», влетел в кабинку туалета. Пальцы тряслись так, что он едва не выронил гладкий кругляш. Даже на сердце похолодело – удар о пол означал бы, что два десятка кредов выброшены на ветер… Впрочем, причем тут креды? Мечта дороже денег, а несбывшаяся мечта дороже любых денег! А сбывшаяся… Сейчас… сейчас, обрезок… Запереть дверь кабинки… И воткнуть хоботок «шайбы» в штек над правым ухом…