Читать книгу "Звезда Запада - Андрей Мартьянов"

— Что за бабу ты поймал, Хёмунд? — бесцеремонно вопросил чернобородый у сцапавшего монаха дружинника. Отец Целестин стоял ни жив ни мёртв.

— Спроси у него сам, Эльгар. — Дружинник смачно сплюнул за борт. — Ты приказал обыскать это корыто — я сделал. Разбирайся с ним сам. Он не сопротивлялся…

И викинг, возвращаясь к более приятным и полезным делам, нырнул в трюм, откуда тёк, казалось, нескончаемый поток тканей, посуды, амфор с вином и прочих, видимо весьма недостававших у наглых скандинавов, вещей.

Отец Целестин уже успел пару раз прочитать Pater Noster, Ave и Credo и уж подумал, что главарь разбойников заснул у мачты с открытыми глазами, но тут чернобородый удостоил его вниманием:

— Кто ты? Если ты мужчина, то почему на тебе женская одежда и почему ты такой толстый? Может быть, ты евнух? Ты служишь у конунга с востока и стережёшь его жён?

— Я монах, — изрёк тут гордо отец Целестин, — там, где речь шла о чести Святой Матери-Церкви, он дрался как лев. — Я служу лишь Господу Богу и дал обет жить только по его законам и обет безбрачия. Эта одежда называется «ряса», и её носят все люди моего сословия. А кто ты?

— Понятно… Евнух, — констатировал Эльгар. — А откуда ты знаешь наш язык?

— Да не евнух я!! — возопил отец Целестин так, что викинг вздрогнул. — Тебе что, доказательства предъявить? Они у меня имеются!

— Нет, нет, не нужно, — поднял руку викинг, — но если ты мужчина, то почему же не дрался против нас?

— Бог запрещает нам убивать, — благочестиво отвечал монах, позабыв о том, чему научили его годы странствий.

— Какой бог? — не понял Эльгар. — Один? Фрейр? Тор? Или, может быть, — северянин хохотнул, — Локи?

— Единый Бог, Иисус, — ответствовал отец Целестин, поняв, что имеет дело с необразованным язычником. О Дева Мария! Попробуй обрати такого в христианство!

— Я впервые в этих местах, — вздохнул викинг. — А об этом боге, про которого ты сказал, кое-что слышал от франков и данов. Странный он какой-то. Убивать — нельзя, женщин — нельзя. Плохо. Но ты спросил, кто я такой. Я — Эльгар-ярл из Тронхейм-фьорда. Моя дружина согласилась идти на богатый город Рим, что лежит на берегах этого моря. Мы в походе уже год, до Рима не добрались, зато взяли много добычи с его кораблей и теперь возвращаемся к себе. Слушай же, служитель мирного бога, меня. Я могу выбросить тебя за борт, на корм рыбам, и сделаю это, если ты ничего не умеешь делать, а только ешь заработанный чужой кровью хлеб. Что ты умеешь?

— Лечить раны и болезни, — мгновенно отозвался отец Целестин, понимая, что разбойник не шутит. — Ещё могу переписывать книги, рисовать, вырезать из камня и дерева фигурки, знаю много языков и…

— Хватит, хватит, — хлопнул по мачте рукой Эльгар. — Достаточно того, что ты лекарь, если, конечно, не врёшь. А тем более хорошо, что ты знаешь наш язык и другие наречия. На моём корабле тебе ни от кого не будет убытка и поношения, но запомни: отныне ты служишь мне, ярлу Эльгару из Тронхейм-фьорда. Но если ты мне соврал, тебя не спасёт и просьба самого Фрейра. Иди.

Монах повернулся и на негнущихся ногах отправился на узкий и длинный корабль норманнов, косившихся на святого отца как на пугало. «Вот влип так влип, — мрачно думал отец Целестин. Надо было сидеть в Константинополе и носу не высовывать. Эх, лукавый меня попутал тогда в таверне. Говорил ведь отец Либерий — пьянство до добра не доведёт…»

Случилось это зимой 841 года, и начался долгий путь отца Целестина от берегов Греции к берегам Фрисландии, где судьба свела его с норманнским конунгом Торином и его приёмным сыном Видгниром. В течение почти года монах наблюдал сотни боевых стычек, пиратские нападения дружины Эльгара на чужие суда и прибрежные города мавров, саксов и данов по пути на север. Вскоре у них появился и второй дракар, куда дружина перенесла часть богатой добычи, — этот корабль был найден брошенным у берегов земли франков. Нашли на нём только несколько трупов. Что такое случилось с кораблём и его командой — осталось загадкой.

Следует отметить, что викинги, поначалу отнёсшиеся к монаху настороженно и с некоторым презрением, через пару месяцев поняли, что добродушный толстяк Целестин — человек совершенно незаменимый. Его умение быстро вылечить гноящуюся рану, вправить вывих, сбить жар да и незаурядные художественные способности заставили-таки высокомерных к чужакам норманнов невольно зауважать служителя доброго бога.

Как-то раз, месяцев через восемь после пленения, тонкая душа Целестина-художника не выдержала того, что над кораблём, на котором он путешествует, полощется обычный белый (если быть точным — серый) парус без всяких приятных глазу и возвышающих дух изображений. И вот после набега на мавританский городок невдалеке от Малаги в руки дружины Эльгара помимо прочей добычи попали кувшины с красками. Хёмунд — тот самый громила, что нашёл отца Целестина на сицилийской галере, — будучи уверен, что в кувшине вино, опрокинул содержимое себе в рот, после чего его борода надолго приобрела мерзкий, фиолетовый с просинью, цвет, а сам он долго плевался и кричал о том, что этих негодяев мавров надо перебить всех до единого за такие шуточки. Отец Целестин сразу смекнул, что к чему, и уговорил Эльгара пристать на пару дней у какого-нибудь пустынного берега. Ярл вначале ничего не понял и даже слушать о стоянке не желал, но где лестью, а где обманом монах выговорил три дня. Дракар пристал к скалистому бережку в Бискайском заливе, парус был снят, выстиран в морской воде, высушен, и святой отец принялся за работу. Предварительно Целестин выяснил у Эльгара, что тот хочет видеть на своём парусе. Ярл заявил, что символ его рода — красный змей. Художник только плечами пожал — ну что с варвара возьмёшь! Ладно, будет ему змей. Нет ведь что-нибудь благочестивое изобразить…

И вот на третий день над кораблём ярла Эльгара поднялся парус, и викинги открыли рты от изумления: ярко-красный, словно живой, дракон в лучах восходящего солнца казался до ужаса настоящим.

В тот день отец Целестин получил на ужин тройную порцию и мешочек с арабскими золотыми динариями, каковые его волновали гораздо меньше, чем громадный окорок. Кроме того, расположение дружины к блудному сыну Святой Матери-Церкви возросло настолько, насколько суровый воин может быть расположен к фантазёру живописцу. Сосредоточенно обгладывая кость, отец Целестин напряжённо думал, что бы ещё такое разрисовать. Разве что сам корабль…

Эх, хоть они и язычники, эти норманны, но вообще-то парни неплохие… И совсем не такие чудовища, какими хотят казаться….

Они были в виду берегов Фрисландии, когда пришёл тот чёрный для дружины Эльгара день. На горизонте показались три корабля, которые приближались с быстротой гигантских птиц, — то были даны, и вёл их один из четырёх братьев клана Скёльдунгов — тех, что попытались оспорить у сыновей первого короля Дании Годфрида трон. Эти самозванцы после побега из своей страны получили у императора Франкии большие ленные владения во Фрисландии, но в то же время не брезговали и пиратством у своих берегов. Три их корабля да полторы сотни мечей против двух кораблей Эльгара и едва шести десятков мечей его дружины… Отец Целестин понял, что вот тут-то и настал конец его странствиям, потому что выходов из этого положения было два: один — сразу на Небеса, а другой — в рабство к датчанам, славившимся своим бесчеловечным отношением к пленникам. Об этом монах успел услышать не одну байку от своих спутников-норманнов. Но одно дело — слушать на ночь страшные сказки, а совсем другое — видеть, как они начинают превращаться в реальность. И одно дело — рассуждать за крепкими стенами Константинополя о том, что все северные варвары — даны, свей, норманны или какие иные — суть разбойники и головорезы, наказание Божие и исчадия ада, а другое — знать людей целый год, делить с ними все опасности трудного пути и повстречать вдруг их смертельного врага…