Читать книгу "Трава поет - Дорис Лессинг"

Тони кивнул.

— Сколько вы уже здесь?

— Около трех недель.

— Живете в доме?

— Нет, в хижине, дальше по тропинке.

— Вы собирались управлять хозяйством во время отсутствия Тёрнеров?

— Да, на протяжении шести месяцев.

— А потом?

— А потом я хотел перейти на ферму, занимающуюся выращиванием табака.

— Когда вы узнали о случившемся? Кто вас позвал?

— Меня никто не звал. Я проснулся и обнаружил миссис Тёрнер.

По голосу Тони было ясно, что теперь он занял оборонительную позицию. Он чувствовал себя задетым и даже оскорбленным оттого, что его никто не позвал; мало того, обоим его собеседникам подобное пренебрежение казалось вполне нормальным и естественным, словно тот факт, что Марстон лишь недавно приехал в страну, автоматически означал, что ему ни в чем нельзя доверять. Тон допроса его возмутил. С ним не имели никакого права так поступать. Марстон начал закипать от ярости, великолепно при этом осознавая, что Дэнхам и Слэттер даже не понимают, что ведут себя покровительственно, и сейчас ему лучше не печься о собственном достоинстве, а попытаться понять истинное значение разворачивающейся перед ним сцены.

— Вы ели вместе с Тёрнерами?

— Да.

— Кроме этого, вы когда-нибудь сюда приходили… скажем так, дружески пообщаться?

— Нет, практически никогда. Я был очень занят. Осваивал свою работу.

— С Тёрнером ладили?

— Пожалуй, да. Я хочу сказать, что с ним было непросто подружиться. Дик Тёрнер был поглощен работой. И, совершенно ясно, ему очень не нравилось здесь жить.

— Да, этот чертяка хлебнул лишка, — резко бросил сержант и тотчас же захлопнул рот, словно бы желая явить всему миру свою мужественность, однако его голос был нежен, чуть ли не слезлив.

Тони почувствовал смятение: фразы, что бросали мужчины, казались ему неожиданными, они выбивали у него из-под ног почву. Он не мог ощутить того, что чувствовали они: он был чужаком в разыгравшейся трагедии, которая, казалось, лично задела сержанта и Чарли Слэттера. Сами того не осознавая, они с усталостью взяли на себя роль преисполненных достоинства людей, согнувшихся под невыразимой тяжестью сострадания несчастному страдальцу Дику Тёрнеру.

Однако именно Чарли отвратил Дика от фермы, и в ходе предыдущих бесед, свидетелем которых был Тони, Слэттер не выказывал Тёрнеру ни капли подобной нежности и сочувствия.

Надолго повисло молчание. Сержант захлопнул записную книжку. Впрочем, он еще не закончил. Настороженно разглядывая Тони, он раздумывал, как получше сформулировать следующий вопрос. По крайней мере, именно так показалось молодому человеку, который понял — во всем деле наступил самый сложный момент. На эту мысль наводило выражение лица Чарли: настороженное, немного хитрое, слегка напутанное.

— Вы не замечали ничего необычного за время своего пребывания здесь? — будто бы небрежно спросил сержант.

— Замечал, — выпалил Тони, неожиданно решив, что не даст над собой издеваться. Он понимал, что над ним издеваются, несмотря на то, что убеждения и разница в опыте отделяли от него Дэнхама и Слэттера не хуже моря. Они, нахмурившись, посмотрели на него, быстро переглянулись и тут же отвели глаза, словно опасаясь, что их заподозрят в некоем тайном сговоре.

— И что же вы видели? Надеюсь, вы понимаете… всю непривлекательность этого дела? — В последнем вопросе чувствовался намек.

— Вне всякого сомнения, любое убийство лишено привлекательности, — сухо ответил Тони.

— Когда поживете в нашей стране подольше, то поймете, что мы здесь не любим, когда ниггеры убивают белых женщин.

Услышав это «когда поживете в нашей стране подольше», Тони почувствовал, что его словно ударили под дых. Ему доводилось слышать эту фразу столь часто, что она уже начала действовать ему на нервы. В то же время она выводила его из себя, при этом заставляя осознавать собственную незрелость. Марстону бы хотелось выпалить всю правду в одной фразе, убедительность которой была бы необорима, но с правдой так никогда не получается. Он мог сообщить им то, что знал о Мэри или в чем ее подозревал, то, на что двое мужчин, по молчаливому согласию, предпочли закрыть глаза. Это как раз не представляло особой сложности. Главное, то, что действительно, с точки зрения Тони, имело значение, заключалось в другом — надо было осмыслить подоплеку, обстоятельства, подумать о характерах Дика и Мэри и об их образе жизни. А вот это как раз было совсем непросто. Он дошел до правды окружным путем, точно так же ее и следовало изложить. И самое сильное чувство, преобладавшее сейчас в душе Тони, — чувство безличного сострадания Мэри, Дику и туземцу, сострадание, мешавшееся с гневным ропотом на обстоятельства, — помешало ему сообразить, с чего лучше начать.

— Послушайте, — произнес он, — я расскажу вам все, что знаю. Мне придется начать с самого начала, только на это, боюсь, уйдет слишком много времени…

— Хотите сказать, что знаете, почему была убита миссис Тёрнер? — быстро парировал проницательным вопросом сержант.

— Нет, не совсем. Я разве что смогу сформулировать версию. — Тони крайне неудачно подобрал слова.

— Версий нам не нужно. Нас интересуют факты. В любом случае, не следует забывать о Дике Тернере. Все это ему крайне неприятно. Вам следует помнить об этом бедолаге.

И вновь Тони услышал завуалированную просьбу, казавшуюся ему нелогичной, в отличие от сержанта и Слэттера, которым она представлялась вполне целесообразной. Все вроде было так нелепо! Тони начал выходить из себя.

— Вы собираетесь выслушать, что я хочу сказать, или нет? — с раздражением спросил он.

— Валяйте. Только помните, ваши фантазии мне ни к чему. Мне нужны факты. Вам довелось увидеть что-нибудь конкретное, то, что смогло бы пролить свет на это убийство? Например, вы видели, как этот работяга пытался прибрать к рукам ее драгоценности или что-нибудь в таком же духе? Есть что сказать — выкладывайте. А вот из пальца ничего высасывать не нужно.

Тони рассмеялся. Сержант и Слэттер пристально посмотрели на него.

— Вы знаете не хуже меня, что с этим делом все так просто не объяснить. Вам это прекрасно известно. Об этом деле нельзя судить вот так сразу, безапелляционно, сгоряча.

Разговор явно зашел в тупик, и повисло молчание. Сержант Дэнхам, будто бы не услышав последних слов Марстона, нахмурившись, наконец произнес:

— Вот, например, как миссис Тёрнер относилась к этому слуге? Она хорошо обходилась с работниками?

Разъяренный Тони, нащупывавший точку опоры в хаосе охвативших его чувств, силящийся разобраться в законах и правилах, часть которых оставалась для него непонятной, ухватился за вопрос как за соломинку — с этого ответа можно было начать рассказ.

— Я считал, что она обращалась с ним плохо. Хотя, с другой стороны…