Читать книгу "Дюна. Дом Харконненов - Кевин Андерсон"

Гурни нашел сломанный инструмент на свалке, отскоблил его шкуркой, отлакировал, исправил поврежденные детали — на это ушло целых полгода, а потом научился извлекать из балисета нежнейшие звуки, когда-либо слышанные им, хотя балисет звучал не во всем диапазоне своей тональности. Гурни проводил часы, учась играть, и в конце концов научился воспроизводить услышанные мелодии и сочинять свои. Он мог проводить массу времени, подтягивая струны и подкручивая балансировочные колесики.

Когда стемнело, мать уселась в кресло, положив на колени тяжелый фолиант Библии — женщину умиротворяло не столько содержание священной книги, сколько ее внушительный вес.

— Не задерживайся, — напутствовала мать сына сухим, без выражения, голосом.

— Я ненадолго, — ответил Гурни, понимая, что даже если он не придет ночевать, то мать вряд ли это заметит. — Завтра опять копать траншею, надо выспаться.

Он согнул руку в локте, демонстрируя матери развитую мускулатуру, изображая энтузиазм по отношению к работе, которая, как все они понимали, не кончится никогда. По грязной узкой улице Гурни направился в таверну.

Несколько лет назад в деревне разразилась эпидемия какой-то смертельной лихорадки и четыре дома опустели. Жители деревни собрали из этих четырех домов один, построив себе общественное здание. Это, в общем, не противоречило строгим установлениям Харконненов, хотя начальство посмотрело на строительство косо. Таверна, однако, уцелела.

Гурни присоединился к небольшой группе людей, уже собравшихся здесь. Многие были с женами, один из мужчин спал, уронив голову на стол. Он был не столько пьян, сколько измотан работой. Кружка водянистого пива стояла на столе, выпитая только наполовину. Гурни подкрался к спящему, ударил по струнам балисета и громким аккордом вмиг пробудил спящего.

— Друзья, я сочинил новую вещь. Это, конечно, не тот гимн, к которому привыкли наши матери в стародавние времена, поэтому, подпевая мне, вы будете безнадежно врать мелодию, но я подучу вас.

Среди присутствующих не было хороших певцов, но само пение доставляло людям удовольствие, так как отвлекало от мрачных будней и скрашивало жизнь, делая ее полнее.

Энергично ударив по струнам, Гурни запел ироничные слова, положенные на знакомую старую мелодию:

О Гьеди Первая!

Твоя чернота — самая лучшая в мире чернота,

От черных скал до замасленных морей,

От черной работы до самых черных в империи ночей.

Приходите к нам, чужестранцы,

Посмотрите, что прячем мы в душах своих,

Разделите с нами радость нашу,

Помашите с нами киркой…

Тогда станет нам и вам совсем хорошо.

О Гьеди Первая!

Твоя чернота — самая лучшая в мире чернота,

От черных скал до замасленных морей,

От черной работы до самых черных в империи ночей.

Закончив песню, Гурни изобразил на своем широком, плоском лице улыбку и поклонился в благодарность за воображаемые аплодисменты. Один из слушателей хрипло произнес:

— Берегись, Гурни Халлек. Если до Харконненов дойдет весть о твоем искусстве, то ты попадешь в Харко и споешь для самого барона.

Гурни издал непристойный звук.

— У барона нет ни на грош музыкального слуха, особенно для таких песен, как мои.

Раздался взрыв хохота. Гурни поднял кружку и отхлебнул кислого пива.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась сестра Гурни, Бхет. Льняные волосы развевались, лицо раскраснелось.

— Полицейский патруль! Мы видели огни. С ними тюремный воронок и десяток солдат.

Всех присутствующих как громом поразило. Двое кинулись к дверям, а остальные застыли на месте, всем своим видом выказывая полное поражение и страх.

Гурни извлек из балисета успокаивающий аккорд.

— Успокойтесь, друзья. Разве мы делаем что-то противозаконное? «Виновный сам чувствует и выдает свое преступление». Мы просто веселимся в приятной компании. Харконнены не могут арестовать нас за это. Мы же показываем всем, что мы счастливы, что нам хорошо, мы рады работать на Харконненов и их миньонов. Правда, ребята?

Ответом Гурни было мрачное бормотание, которое при желании можно было истолковать как согласие. Гурни отложил в сторону балисет и подошел к окну таверны как раз в тот момент, когда тюремная машина остановилась на центральной площади деревни. За стеклами кабины виднелись силуэты человеческих фигур, и, насколько понял Гурни, все арестованные были женщины. Он ободряюще похлопал сестру по плечу и постарался сохранить присутствие духа, хотя понимал, что Харконненам не потребуется много объяснений для того, чтобы схватить новых пленников или пленниц.

Деревню залил свет прожекторов. По грязным улочкам, стуча в двери домов, пошли вооруженные люди. Дощатая дверь таверны с грохотом распахнулась, едва не слетев с петель.

В зал ворвались шесть человек. Среди них Гурни узнал капитана Криуби, начальника охраны Дома Харконненов.

— Всем сидеть на месте, проверка, — объявил Криуби. На верхней губе солдафона топорщилась щеточка усов. Впалые щеки на удлиненном лице. Зубы плотно сжаты, на скулах надулись желваки.

Гурни остался стоять у окна.

— Мы не делаем ничего плохого, не нарушаем законов Харконнена и исправно работаем.

Криуби бросил на него презрительный взгляд.

— Кто назначил тебя старостой этой деревни? Гурни не успел сдержать свой сарказм.

— А кто дал тебе приказ пугать невинных поселян? Из-за такого ужаса мы не сможем завтра работать.

Товарищи Гурни ужаснулись такой безрассудной смелости. Бхет схватила брата за рукав, чтобы утихомирить его. Солдаты угрожающе навели на Гурни свое оружие.

Гурни дернулся и подбородком указал на тюремный фургон за окном.

— Что сделали эти люди? За какое преступление их арестовали?

— Для ареста не требуется совершить преступление, — ответил Криуби, не испытывая ни малейшей неловкости от правды, сказанной ему в глаза.

Гурни шагнул вперед, но три солдата схватили его за руки и бросили на пол. Халлек знал, что Харконнены часто вербуют своих вояк из молодых парней в деревнях. Эти новобранцы, спасенные от серой, безысходной жизни, получившие в свое распоряжение оружие, красивую форму, дармовую выпивку и женщин, были еще более жестокими, чем набранные в городе бесстрастные профессионалы. Гурни надеялся, что сможет узнать среди солдат односельчанина, чтобы плюнуть тому в рожу. При падении он ударился головой об пол, но сумел тотчас же вскочить на ноги. Бхет бросилась к брату.

— Не провоцируй их!

Это было самое худшее, что она могла сказать. Криуби указал на нее рукой.

— Порядок, взять и эту!

Узкое лицо Бхет смертельно побледнело, когда два гвардейца грубо схватили ее за тонкие девичьи руки. Она сопротивлялась изо всех сил, когда ее потащили к дверям. Гурни отшвырнул балисет и кинулся вперед, но оставшийся в помещении гвардеец дважды ударил его прикладом по лицу, Гурни пошатнулся, но удержался на ногах и снова рванулся за сестрой, размахивая своими пудовыми кулаками.