Читать книгу "Тина и Тереза - Лора Бекитт"

— Может, попробовать догнать?! Окно было открыто, наверное, она выбралась через него, пока я спала! — растерянно говорила Тина. — Мама, вдруг мы успеем ее вернуть!

— Вернуть? Бесполезно… — Дарлин подняла глаза на висящие на стене старые часы. — Дилижанс отошел полчаса назад. Да и вообще… насильно ведь не заставишь… Тело человека можно удержать, но душу…

— Но что с ней будет, если она не вернется?!

— Не знаю. — Дарлин стояла с каменным лицом, но внутри все разрывалось на части. Глупая девочка! Ее малышка Тереза! Что это — безрассудство рвущейся в неведомую бездну юности, или нечто большее — таинственный голос крови? Разумом женщина еще не осознала до конца, что Тереза уехала, что Терезы нет, но сердце уже ныло, ныло от боли. Ведь это она, она, Дарлин Хиггинс, выкормила эту девочку своим молоком, с младенчества прижимала ее к груди, а после — воспитывала, переживала за ее невзгоды и — Бог свидетель! — любила, любила, как родную дочь!

— Да как она могла! Ей совсем нас не жалко, мама! — воскликнула Тина.

И Дарлин опять повторила:

— Не знаю…

Женщина винила себя: она же вчера не поверила, что Тереза всерьез решила уехать, потому все так и случилось! Господи, да разве легко отдавать своего ребенка в руки безжалостной судьбы! Конечно, с самого начала помнишь, что когда-нибудь придется это сделать, и все же… как тяжело! Пока дети маленькие, не часто задумываешься о времени разлуки, зная, что они еще долго будут с тобой; но они вырастают, и понимаешь все яснее, чувствуешь: они уйдут своей дорогой; даже если останутся рядом, все равно отдалятся и не будут, как в детстве, в безраздельной доверчивости тянуться к тебе, потому что ты, хотя и любима по-прежнему, уже не являешься для них осью мира, средоточием всех его знаний, доброй волшебницей, способной понять и решить все проблемы. Да, ты это знаешь, но… Смерти тоже все боятся, но кто в нее по-настоящему верит?

Тереза возникла из неизвестности и ушла в неизвестность, а Тина? Неужели придет и ее черед?

Дарлин крепко обняла дочь — Тина плакала, чувствуя, что потеряла нечто очень большое: кусочек привычной жизни, родного мира, одну из главных его частей, без которой уже ничего никогда не сложится так, как было раньше; потеряла не только сестру — бесконечно близкое существо, закадычную подругу, единомышленницу, хотя… может, в чем-то существенном они все-таки были разными? Нет, просто Тереза совершила ошибку, но какую! И теперь вместо Терезы была пустота, которую ничем не заполнить. А мать? Как ей пережить такое?

Да, Дарлин в самом деле было невыносимо тяжело. Позднее, когда минули первые мгновения смятения и горечи, они с Тиной посмотрели, что же взяла с собою Тереза. Оказалось, почти ничего. Предметы туалета, старую, вышедшую из моды шляпку Дарлин, корсет, пару белья. Тину тронуло, что сестра не взяла ничего из их общих маленьких драгоценностей: ни серебряных сережек, ни колечка с жемчугом, ни янтарного ожерелья. В дорогу беглянка надела простенькое платье из белого в мелкий цветочек ситца и черные замшевые материнские туфли. Она вытащила из жестянки, где хранились припасы на черный день, ровно третью часть денег, и Дарлин горько сожалела о том, что дочь не взяла все, потому что суммы этой могло хватить только на билет, и, значит, Тереза приедет в желанный Сидней с пустым карманом. Из кухонного шкафчика исчезли пакетик сахара и две вчерашние черствые лепешки.

Первое время и Дарлин, и Тина надеялись, что внезапно откроется дверь и войдет раскаявшаяся Тереза. Но прошло несколько тягостных, тревожных дней, потом недель, а этого так и не произошло. И они стали учиться жить без нее. Без ее голоса, улыбки, взглядов. Даже без ее писем, которых мучительно ждали и которых тоже не было.

ГЛАВА II

Тина шла по дороге, ведущей от побережья к центру города, и любовалась тем, что видела, как любовалась всегда, сколько бы ни ходила этим путем. Где еще могут быть такое солнце и ветер, такое ощущение свободы и чистоты? В каких мечтах могут пригрезиться другие, лучшие края? Тина, будь ее воля, прожила бы здесь целую жизнь, здесь, где знала всех жителей наперечет и все знали ее, где уважали Дарлин и приветливо здоровались с нею, Тиной, где жили друзья детства и был узнаваем каждый камешек на дороге. Тина говорила себе, что понимает Терезу, и все-таки понимала далеко не до конца. Наверное, она теперь все время будет думать о Терезе — до тех пор, пока они снова не встретятся. Пока сестра не вернется домой.

Тина свернула на главную улицу. Кленси был выстроен по обычной схеме: прямоугольная планировка улиц, ориентированных точно по сторонам света, небольшая площадь в центре. Высоких домов не было, и улицы буквально утопали летом в зелени постриженных шапками кустарников и деревьев, а весною — в их нежном цвету. Город окружали холмы, почти сплошь засаженные виноградниками, за ними виднелись горы, тоже все в зелени. Зеленый и синий — два основных цвета, которые окружали Тину с детства и которые она любила больше всех остальных.

Тина услышала, как кто-то окликнул ее, оглянулась и увидела Карен Холт, маленькую, темноволосую, очень бедно одетую девушку. В детстве они часто играли вместе, но после почти не виделись: в школе Карен училась мало, она была старшей дочерью в семье, где росли еще девять детей, и большую часть времени проводила в работе по дому, помогая матери.

— Здравствуй, Тина! — сказала Карен, догоняя девушку. — Ты куда, в лавку?

— Да. А ты?

— Тоже.

Они пошли рядом.

— Где Тереза? — спросила Карен. Тине постоянно кто-нибудь задавал этот вопрос: их с Терезой привыкли видеть вместе.

— Она уехала к родным, — неохотно отвечала Тина. Она сама, без помощи матери, придумала такой ответ; лгать не хотелось, но еще неприятнее было говорить о том, что Тереза сбежала в Сидней.

Карен, к счастью, не стала расспрашивать.

— Ты теперь работаешь на виноградниках?

— Да, вместе с мамой.

— Тяжело?

Тина кивнула. Да, было очень тяжело, несмотря на то, что работали лишь до полудня. Невыносимо жарко, душно! Это на берегу океана постоянно дует прохладный ветер, а за холмами, да еще между виноградных рядов, часами даже листик не шелохнется. Соломенная шляпа ничуть не спасала от солнца, пот струился по телу, так что впору было раздеться совсем, хотя Тина и без того, с разрешения и даже по совету матери, оставалась в блузке почти без рукавов и одной юбке: наряд, в каком никогда не решилась бы появиться на улицах города, где женщины, по моде и обычаям того времени, одевались в закрытые платья с высоким воротом и множеством тщательно застегнутых пуговок. Тяжело… После работы даже не всегда хватало сил сразу же вымыться, хотя липкий пот щипал глаза и разъедал кожу. Мать несколько раз совершенно искренне предлагала дочери остаться дома, что Тина стоически, даже с негодованием, отвергала, хотя по возвращении с виноградника до вечера побаливала голова, а в руках и ногах сохранялось ощущение тяжести.