Читать книгу "Герой ее мечты - Конни Брокуэй"

— Точно. Повесьте большое объявление. Будьте по-настоящему дружелюбной.

— Могу понять, почему люди решают жить здесь. Здесь красиво. — Бросив последний взгляд на открывавшуюся панораму, Венис села за туалетный столик и принялась расчесывать волосы.

— Неужели у вас нет для этого горничной или еще кого-нибудь? — удивилась Кейти.

— Нет. Когда я была ребенком, горничных у меня было больше, чем положено. — Венис сделала паузу. — Но никто из них надолго не задерживался.

У Венис возникло старое чувство, что ее бросили, как какую-то изношенную одежду, с которой просто слишком много хлопот, чтобы ее упаковывать, а с этим чувством явился и запретный образ худого парня со светло-карими глазами и встревоженным, сердитым лицом. Даже он уехал. Причем после того, как пообещал не уезжать. Веля себе прогнать прошлое, Венис со злостью потянула щеткой волосы.

Дверь вагона распахнулась, и толпа на железнодорожной станции Сэлвидж хлынула вперед, стремясь увидеть прославленную мисс Венис Лейланд. Но когда наверху короткой лестницы вместо одной леди появились две, все остановились, как сбитые столку овцы, потому что невозможно было определить, кто из них двоих Венис Лейланд.

На обеих были яркие нарядные платья, обе носили шляпы. Та, что помоложе, брюнетка, была немного неряшливой, ее черные густые локоны в беспорядке падали на спину, а опрятные кудри блондинки слегка касались ее круглых румяных щек. Обе были симпатичными. Стройная светлокожая девушка, возможно, казалась более изящной, но блондинка с мягкими изгибами и розовой кожей — более женственной.

Первой по ступенькам спустилась блондинка, оставив брюнетку наверху. Первой, наверное, должна спуститься мисс Лейланд. Толпа неуверенно зашевелилась.

— Привет, Сэлвидж! — хриплым, низким голосом крикнула маленькая темноволосая леди, шагнув вперед, и над толпой повисла тишина. — Как насчет праздника?

«Привет?» Никаких доказательств больше не требовалось. «Лига женских радостей Сэлвиджа» — все леди как одна — двинулась вперед, чтобы окружить самую прекрасную, самую белокурую «мисс Лейланд».

Глава 2

Спустя два дня Венис, сидя в баре «Золотой жилы» перед тарелкой остывающей яичницы и постукивая пальцами по столу, смотрела на Тима Гилпина.

— Ваша мать умерла, когда вам было?.. — говорил редактор.

— Я была ребенком.

— И все же хотя ваш отец — один из самых завидных холостяков страны, память о вашей матери удержала его от повторной же…

— Довольно, мистер Гилпин, — оборвала его Венис. — Я ответила почти на все ваши вопросы. Я сделала это, твердо веря, что мои слова будут должным образом отредактированы, чтобы исключить любое нелепое представление обо мне, которое вы хотели бы создать, ибо прежде я уже становилась объектом нежных состраданий прессы. Я сделала одолжение, побеседовав с вами, и теперь ожидаю от вас того же. Где записи моего дяди, касающиеся счетов Фонда Лейланда?

— Мисс Лейланд, это вовсе не означает, что кто-то желает активно воспрепятствовать вашим попыткам разобраться в финансовом положении Фонда Лейланда в Сэлвидже, — укоризненно сказал Тим.

Венис оперлась изящными руками о стол и наклонилась вперед так, что ее нос оказался на расстоянии ладони от носа Тима.

— Мистер Гилпин, — промурлыкала она, — извините меня, если я выскажу кое-что, мало похожее на доверие к вашему убеждению, но с момента моего приезда в этот город мне препятствуют постоянно. Сначала я обнаруживаю, что дом моего дяди занят скунсом, который после вежливого выселения оставил после себя устойчивое ароматное напоминание, делающее дом совершенно непригодным для проживания. Затем, когда я ищу жилье, я нахожу, что у милых «радующихся леди» города нет ни одной кровати, которой они могли бы поделиться, и единственный найденный всеми выход — это отправить меня обратно в Денвер. Только «безнравственная» мисс Кейти Джонс с готовностью предложила мне приют.

— У нее много комнат, — пробурчал Тим. — Или по крайней мере много кроватей.

— А теперь, — це обращая на него внимания, продолжала Венис, — теперь, мистер Гилпин, я узнаю, что ни одна душа — и здесь, мистер Гилпин, я делаю огромное послабление, приписывая наличие души существам, вряд ли водящим даже шапочное знакомство с мылом, — ни одна душа в городе не имеет даже смутного представления о том, куда уехал мой дядя, где его записи или хотя бы где находится счет Лейланда!

Редактор выглядел жалким, но информацию ей выдавать не собирался.

— Мистер Гилпин, — глубоко вздохнув, изменила тактику Венис, — я никогда еще не оказывалась в таком трудном положении, разыскивая утраченные сведения.

Не торопясь, зажав в кулаке лацкан куртки Тима, Венис потащила редактора вперед, удивляясь силе, которую придала ей ее ярость.

— Почему все такие несговорчивые? — взорвалась она. — Я старалась быть любезной. Я думала… э-э… танцевальная вечеринка будет лучшим способом представить себя, но только обнаружила, что ваши «радующиеся леди» объявили мне бойкот за приглашение на праздник «нежелательных элементов» вроде мисс Кейес Кейти. Не могу сказать, что меня это заботит, мистер Гилпин. — Она моргнула, прогоняя слезы, не позволяя себе заплакать. — Не могу сказать, что заботит, — твердо повторила Венис. — Но мне кажется, происходит полное самоуничтожение. Хотя того, кто происходит из народа, сознательно выбравшего жизнь в этой зловонной, отравляющей организм чертовой дыре, едва ли можно этим удивить.

— Милая, — благоговейно прошептал Тим, — ваша манера выражаться красочнее, чем нижнее белье у французской проститутки.

У Венис округлились глаза, а Тим прижал руку ко рту и поверх широкой ладони испуганно смотрел на Венис. Полминуты они сидели застыв, а затем она расхохоталась — заразительно, во все горло.

— Я знаю, — сквозь смех призналась Венис. — Это ужасная привычка. Такое происходит каждый раз, когда я раздосадована. Я просто произношу самые скверные ругательства, какие только могу придумать. Всего лишь избалованный, капризный ребенок, испытывающий приступ раздражения. Во всяком случае, — ее улыбка смягчилась, — так заявлял мальчик, которого я когда-то знала.

— Я не хотел, чтобы это прозвучало осуждающе, — поспешил заверить ее Тим. — У вас изумительные способности к журналистике.

— Я очень не люблю газетчиков, мистер Гилпин, — снова рассмеялась Венис, — поэтому не пытайтесь меня умаслить. Это я буду здесь всех умасливать.

— Я брошу работу, сожгу свой кабинет, сломаю пресс, только обещайте не менять прекрасную речь, порожденную вашим раздражением. Не меняйте ни единой фразы, ни единого слова.

— Аминь! — произнес мужской голос, который перед этим взывал к Всевышнему, и Венис резко повернула голову.

За соседним с ними столом сидел молодой человек, рукой он подпирал подбородок, его глаза блестели, и по веснушчатому лицу расплывалась блаженная, кривая улыбка.