Читать книгу "В доме веселья - Эдит Уортон"

Но самое досадное, что Лили понимала, как легко можно было заткнуть ему рот тогда и как трудно это сделать теперь. Мистер Саймон Роуздейл знал все обо всех, и его намерение показать обществу, что в нем он «свой человек», проявлялось в неуместной осведомленности о привычках тех, с кем он желал завести близкие отношения. Лили не сомневалась: не пройдет и суток, как история о ее визите к «портнихе» в «Бенедикт» разойдется среди приятелей мистера Роуздейла. Но самое неприятное, что сама Лили всегда высокомерно пренебрегала его обществом. С тех пор как ее недальновидный кузен Джек Степни (в ответ на одолжение, которое легко угадать) заполучил для Роуздейла приглашение на один из безличных сабантуев Ван Осбургов, Роуздейл, обладавший характерной для его нации смесью артистической чувствительности и деловой хватки, постоянно тяготел к мисс Барт. Она понимала его мотивы, ибо сама прокладывала курс, руководствуясь точными расчетами. Тренировка и опыт научили ее привечать новичков, так как наиболее бесперспективные могли оказаться полезными в дальнейшем, и всегда было много свободных темниц-погребов, чтобы проглотить их, если они не окажутся таковыми. Но некое интуитивное отвращение, воспитанное годами орденской дисциплины света, подвигло ее на то, чтобы столкнуть мистера Роуздейла в каменный мешок без суда и следствия. Ее друзья только потешались над тем, как быстро он был да сплыл. Правда, позднее (продолжая метафору) он выплыл ниже по течению, но только для того, чтобы глотнуть воздуха и надолго погрузиться в пучину до следующего глотка.

С тех пор Лили ни разу не мучили сомнения по этому поводу. В ее тесном кругу мистер Роуздейл считался человеком «невозможным», и Джека Степни резко одернули за его попытку добыть для Роуздейла приглашения на светские ужины и тем самым оплатить долги. Даже миссис Тренор, чье стремление к новизне зачастую втягивало ее в небезопасные эксперименты, отвергла попытки Джека выдать Роуздейла за некую новинку и провозгласила, что это все тот же еврейчик, только на ее памяти десяток раз выброшенный за борт светским обществом. Поскольку Джуди Тренор была тверда как скала, у Роуздейла имелся призрачный шанс протиснуться сквозь чистилище шумных приемов у Ван Осбургов. Джек не счел нужным настаивать, только рассмеялся: «Вы еще увидите» — и, вооружившись мужеством, стал показываться с Роуздейлом в модных ресторанах в компании ярких дам темного происхождения, всегда доступных в таких случаях. Но старался он вотще; впрочем, поскольку Роуздейл, несомненно, платил за ужины, его должник смеялся последним.

Мистера Роуздейла, по всей видимости, можно было не опасаться — по крайней мере, если не ставить себя в зависимое от него положение. Но именно это и сделала мисс Барт. Ее неуклюжая выдумка позволила ему заметить, что Лили что-то скрывает, и она была уверена, что он сведет с ней счеты. Что-то в его улыбке подсказало ей, что он не забудет. С трепетом она заставила себя отвлечься от этих мыслей, но они одолевали ее всю дорогу до вокзала, преследуя и на платформе с настойчивостью самого мистера Роуздейла.

Она еле успела занять место до того, как поезд тронулся, но, устроившись в углу, с неизменной инстинктивной привычкой к эффектной позе, огляделась в надежде увидеть кого-нибудь из гостей Треноров. Лили хотелось убежать от себя, и разговор был единственным средством спасения из всех ей известных.

Ее поиски увенчались успехом, когда она заметила в другом конце вагона светловолосого молодого человека с мягкой рыжеватой бородкой, который явно прятался за развернутой газетой. Взор Лили прояснился, и еле заметная улыбка расслабила резко очерченные губы. Она знала, что мистер Перси Грайс собирался почтить своим присутствием Белломонт, но никак не рассчитывала на удачу заполучить его уже в поезде. Встреча эта немедленно изгнала все тревожные мысли о мистере Роуздейле. Может быть, в конце концов, день завершится более благополучно, чем начался.

Она принялась разрезать страницы романа, спокойно изучая свою жертву из-под опущенных ресниц и обдумывая план атаки. Что-то в его откровенном самопогружении подсказывало, что молодой человек заметил ее присутствие: никто и никогда не был настолько поглощен вечерней газетой! Лили догадывалась, что он слишком робок и не рискнет приблизиться к ней, так что придется ей самой придумывать, как заставить его проявить инициативу. Лили забавляла мысль, что такой богач, как мистер Перси Грайс, настолько застенчив, но у нее в запасе накопилось множество индульгенций за подобные идиосинкразии, и, кроме того, его стеснительность может сослужить ей лучшую службу, чем излишний апломб. Она владела искусством дарить уверенность в себе застенчивым, но сомневалась в своей способности смутить самоуверенность.

Лили дождалась, пока поезд не вышел из туннеля и не помчался между рваными краями северных пригородов. Потом вблизи Йонкерса скорость снизилась, тогда Лили встала со своего места и медленно проследовала по вагону. Когда она проходила мимо мистера Грайса, вагон качнулся, и ее легкая рука легла на спинку Грайсова кресла, всполошив сидящего. Он вскочил с простодушным лицом, которое как будто окунули в пурпур, даже красноватый оттенок бороды, казалось, стал сочнее. Поезд качнулся снова, почти бросив мисс Барт в его объятия.

Она со смехом выскользнула из его рук и отступила, но он был уже окутан запахом ее платья, а его плечо еще помнило ее беглое прикосновение.

— О, мистер Грайс, это вы? Извините, я пыталась найти проводника и попросить чаю.

Лили протянула руку, а поезд заспешил опять. Они стояли в проходе, обмениваясь репликами. Да, он едет в Белломонт. Ему сказали, что она будет там, — он снова покраснел, признаваясь в этом. И он пробудет там целую неделю? Как восхитительно!

Но в этот момент один или два запоздалых пассажира ворвались в вагон, и Лили пришлось отступить на свое место.

— Рядом со мной есть свободное сиденье, — сказала она, не глядя на мистера Грайса, и тот с величайшим смущением преуспел в непростом начинании: транспортировать себя и свой багаж поближе к ней. — А вот и проводник, и, наверное, мы сможем выпить чаю.

Она подозвала проводника, и в мгновение ока, с легкостью, с которой, казалось, исполнялись все ее желания, между сиденьями возник столик, и она помогла мистеру Грайсу избавиться от бремени имущества, отправив под этот столик поклажу.

Когда накрыли к чаю, он с тихим восторгом наблюдал за ее руками, порхающими над подносом, волшебно прекрасными и изысканными, в отличие от грубого фарфора и ломтей хлеба. Мистер Грайс поражался, как человек может с такой невозмутимой легкостью решить трудную задачу разливания чая на людях в трясущемся вагоне. Он никогда не осмелился бы заказать чаю сам, чтобы, не дай бог, не привлечь внимания попутчиков, и сейчас, под спасительной сенью ее привлекательности, потягивал чернильный напиток с восхитительным волнением.

Губы Лили еще хранили аромат черного чая из запасов Селдена, и она не испытывала желания окунуть их в железнодорожное пойло, казавшееся ее спутнику нектаром, но, справедливо рассудив, что одна из прелестей чаепития — это совместность ритуала, Лили чуточку отпила и, дабы нанести последний штрих на картину, которую лицезрел мистер Грайс, улыбнулась ему поверх чашки, поднесенной к губам.