Читать книгу "История с привидениями - Питер Страуб"

Небо за окном было странного синевато-серого цвета. Именно такое небо, как ему казалось, висит над южными болотами и сетью рек, отражая и умножая солнечный жар, заставляя растения давать немыслимые побеги… Именно такое небо и раскаленное солнце всегда стояли над Альмой Моубли. Он бросил сумку со старыми вещами в мусорную кучу.

В новом его тело чувствовало себя молодым и сильным, чего не было всю эту ужасную зиму. Вандерли шел по южной улице, стройный тридцатилетний мужчина, больше не терзаемый сомнениями… хотя бы на время. Он потер щеку и обнаружил мягкий пушок, свойственный блондинам — он не брился уже три дня. Мимо промчался пикап, набитый моряками, и они крикнули ему что-то — что-то веселое и шутливое.

— Они не имели в виду ничего плохого, — сказал проходящий мимо человек с громадной бородавкой над бровью, ростом по грудь Вандерли. — Они славные ребята.

Вандерли смутно улыбнулся, что-то пробормотал и пошел прочь. Он не мог идти в отель и общаться с девочкой — это грозило помрачением рассудка. Ноги в «Хаш-Паппи», казались нереальными, слишком далекими. Он вдруг обнаружил, что идет по улице к району неоновых витрин и кинотеатров. Солнце в раскаленном небе висело неподвижно. Все тени были густо-черными. Он подошел к отелю и увидел за его стеклянными дверями обширное пятно тени — прохладный бурый сумрак.

Он поспешно отошел, испытав знакомый озноб, и пошел прочь, стараясь не наступать на черные тени. Два года назад весь мир стал таким — после эпизода с Альмой Моубли и смерти его брата. Она убила его в прямом или переносном смысле; он знал, что счастливо спасся оттого, что толкнуло Дэвида в окно отеля в Амстердаме. Он мог вернуться в мир, только написав об этом, об этой жуткой путанице между ним, Альмой и Дэвидом. Написать, как историю с привидениями, и освободиться.

Панама-Сити? Флорида? Что он делает здесь? Зачем он привез сюда эту странно безучастную девочку? Кто она?

Он всегда был в семье уродом, призванным оттенять и подчеркивать успехи Дэвида («Ты в самом деле думаешь стать писателем? Даже твой дядя не был таким идиотом» — слова отца), ум и здравый смысл Дэвида, медленное продвижение Дэвида сквозь дебри юриспруденции в хорошую юридическую фирму. То, что Дэвид свернул с этого медленного, но верного пути, убило его.

Это было самим плохим, что с ним случилось. До прошлой зимы, до Милберна…

Улица будто падала в пропасть. Он почувствовал, что еще шаг, и облезлые кинотеатры увлекут его за собой вниз, в бесконечное падение. Перед ним что-то показалось, и он прищурился, чтобы это разглядеть.

Увидев, он отшатнулся. Его локоть врезался в чью-то невидимую грудь и он услышал приглушенное «извините», сказанное им самим даме в белой шляпе. Он повернулся и почти побежал обратно. Там, внизу, перед ним предстала могила брата: розовый мрамор со словами «Дэвид Уэбстер Вандерли, 9-5».

_а, это была могила Дэвида, но Дэвида здесь не было. Его кремировали в Голландии и пепел отослали их матери. Но его погнала назад не сама могила, а ощущение, что она ждала здесь его. Что он должен нагнуться над ней, вытащить гроб и найти в нем собственное изъеденное червями тело.

Он все же вошел в прохладный вестибюль отеля. Нужно было сесть и успокоиться; под равнодушными взглядами клерка и девушки за прилавком он плюхнулся на диван. Его лицо горело. Грубая материя дивана неприятно терла спину, он наклонился вперед и посмотрел на часы. Нужно выглядеть нормальным, притвориться, что он ждет кого-то, перестать дрожать. По вестибюлю были расставлены кадки с пальмами. Гудел вентилятор. Тощий старик в пурпурной униформе стоял у лифта и глядел на него; он поспешно отвел глаза.

Когда он услышал звуки, он осознал, что ничего не слышал с тех пор, как увидел могильную плиту на улице, — его собственный пульс заглушал все звуки. Теперь в его биение вторглись обычные шумы отеля: телефоны, пылесос, мягко закрывающиеся двери лифта. О чем-то говорили люди. Он почувствовал, что снова способен выйти на улицу.

Глава 6

— Я хочу есть, — сказала она.

— Я купил тебе новые вещи.

— Не хочу вещи. Хочу есть.

Он пересек комнату и сел на стол.

— Я думал, тебе надоело носить одно и то же.

— Мне все равно, что носить.

— Ладно, — он поставил сумку ей на кровать. — Я просто думал, тебе это понравится.

Она не ответила.

— Я тебя покормлю, если ты ответишь на кое-какие вопросы.

Она отвернулась и принялась комкать простыню.

— Как твое имя?

— Я говорила тебе. Анджи.

— Анджи Моул?

— Нет. Анджи Митчелл.

Почему твои родители не обратились в полицию, чтобы тебя нашли? Почему тебя не ищут?

— У меня нет родителей.

— У всех есть.

— У всех, кроме сирот.

— А кто же о тебе заботится?

— Ты.

— А до меня?

— Слушай, хватит, — лицо ее стало сердитым.

— Ты в самом деле сирота?

— Хватит хватит хватит!

Чтобы остановить ее крик, он извлек из сумки с провизией банку ветчины.

— Ладно. Сейчас будем есть.

Ага, — гнев ее моментально улегся. — Я еще хочу арахисового масла.

Когда он открывал ветчину, она спросила:

— А у тебя хватит денег для нас двоих?

Она ела весьма своеобразно: набивала рот ветчиной, потом зачерпывала пальцами масло и отправляла туда же.

— Вкусно, — сообщила она с полным ртом.

— Если я посплю, ты не убежишь?

Она помотала головой.

— Но мне можно погулять, правда?

— Правда.

Он выпил банку пива из упаковки, купленной на обратном пути; от пива и еды ему захотелось спать.

— Хватит меня привязывать, — сказала она. — Я вернусь. Ведь ты мне веришь?

Он кивнул.

— Да и куда мне идти? Некуда.

— Ладно. Иди, только ненадолго, — он вошел в роль отца и знал, что она тоже играет роль дочери. Это было смешно… или страшно.

Он смотрел, как она уходит. Потом, сквозь сон, он услышал, как щелкнул замок, и понял, что она вернулась.

Ночью он лежал на кровати одетый, глядя на нее. Когда его мускулы начали болеть от долгого лежания в одном положении, он повернулся на бок. Потом он менял позы, не сводя с девочки глаз, так что это казалось каким-то ритуалом. Она лежала совершенно спокойно, словно душа оставила ее тело и улетела куда-то еще. Так они и лежали вдвоем.

Он встал, открыл чемодан и достал свернутую рубашку. Взяв ее за воротник, он почувствовал тяжесть ножа. Когда нож выпал, он взял его.