Читать книгу "Дар богов - Алина Егорова"

За интересовавшие сыщиков последние три дня в архиве охраны скопилось достаточное количество информации. Народ ходил исключительно через парковку, и видеорегистратор, запрограммированный на движение, фиксировал всех ходоков, поэтому полицейским пришлось хорошо потрудиться, чтобы отыскать среди множества лиц подходивших под описание, данное Дьячковой, мужчин. Таковых оказалось трое: все – невысокие, спортивные и светловолосые.

– Вот этот, – уверенно показала на одного из них Клариса Владимировна, когда ей предъявили для опознания несколько снимков, сделанных с помощью видеокамер банка.

К счастью, банк не поскупился на качественную технику. Кадр максимально увеличили, и стали хорошо различимы черты его лица. Выразительные, глубоко посаженные глаза под широкими крыльями светлых бровей, острый нос, крупные губы с чуть приподнятыми вверх уголками – внешность приятная, располагающая к себе. Одежда обычная – джинсы, свитер и куртка, ничего приметного. Судя по записям, он зашел во двор на улице Большой Зеленина в субботу, в шестнадцать ноль семь, вышел в шестнадцать тридцать четыре, а Дьячкова, которая тоже попала в объектив камеры, вернулась домой в шестнадцать двадцать восемь, что подтверждало ее слова. Парковка банка была их сыщицкой удачей. Кроме записей, сделанных в субботу, они, конечно же, просмотрели и все остальные, особенно тщательно – записи за понедельник, когда был убит Альберт. Этот интересный блондин побывал здесь и в день убийства художника.

14 мая. Санкт-Петербург

Если незнакомец, приходивший к Альберту, получил его адрес на выставке, то и искать его следы следовало там же. Это нехитрое умозаключение привело Михаила Кострова в манеж, где вовсю шла подготовка к выставке произведений современного изобразительного искусства.

Миша Костров к изобразительному искусству относился спокойно, а точнее, равнодушно. Рисовать он не умел, верхом его мастерства в этой области был нарисованный в третьем классе медведь, которого почему-то все приняли за мышь. Несмотря на то что Михаил вырос в культурной столице, ни музеи, ни вернисажи, ни любые другие «духовные» места он не посещал. Разве что любил сходить посмотреть хороший кинофильм или цирковое представление. Когда ему досталось задание – отправиться на выставку картин, – Костров погрустнел. Лучше бы послали его в подпольное казино, на рынок, на чердак или еще в какую-нибудь дыру! Там он чувствовал себя как рыба в воде, а вот среди предметов искусства – круглым дураком себя ощущал. С обитателями притонов и ночлежек – все просто и ясно. Хоть они грубы и примитивны, но понятны, а богема, особенно люди, связанные с искусством, словно с другой планеты: произносят незнакомые слова, так что не знаешь, то ли переспросить, то ли сделать вид, что ты понимаешь, о чем идет речь. И мыслят, и ведут они себя непривычно. Например, по полчаса могут стоять около одной картины и сверлить ее взглядом. Да он за эти полчаса всю выставку вдоль и поперек пройдет! Или за какой-нибудь холст, на котором изображен вполне себе заурядный натюрморт, они готовы отдать бешеные деньги.

До открытия вернисажа оставалось меньше суток. Большая часть картин уже висела на стендах, но кое-где еще оставались пустые места. На входе Мише объяснили, что администратора надо искать в дальнем павильоне, только он сейчас очень занят. «Разберемся», – буркнул Миша и энергичным маршевым шагом направился через длинный выставочный зал. По обеим его сторонам кипела работа: сотрудники что-то передвигали с места на место, развешивали картины, сновали туда-сюда. Миша, несмотря на свое прохладное отношение к искусству, на картины все же смотрел. В основном, конечно, из любопытства. Портреты, пейзажи, абстрактные рисунки… Одни кричали буйством красок и демонстрировали неуемную фантазию их творца, другие успокаивали взор своей гармонией. А вот эта – ничего, отметил про себя Миша, сбавив ход около картины с изображением корзины с клубникой. Да и эта тоже, похвалил он следующий шедевр – тарелку с пельменями. У него даже потекли слюнки и заурчало в животе. Рядом висел рисунок, символизирующий чаепитие: блестящий самовар, чашки, связка бубликов и варенье. Пожрать бы, подумал оперативник, и тут обнаружил дверь с надписью «Кафе». В следующую минуту его постигло разочарование: едва он почувствовал себя ценителем высокого искусства, как понял, что приглянувшиеся ему картины к ИЗО вовсе не относились – они всего лишь «декорировали» вход в пищеблок.

Сначала следовало покончить с делами, поэтому Костров, борясь с искушением слопать тарелку аппетитных пельменей, продолжил поиски администратора. Павильон, считавшийся дальним, вполне оправдывал свое название. Чтобы в него попасть, ему пришлось выйти на улицу и немного прошвырнуться по территории. Миша шагнул в маленькое строение, больше похожее на офис, чем на выставочный зал. По сути, дальний павильон им и являлся. Вход вел к стойке рецепции, которую украшала своей персоной нарядная барышня-секретарша.

– Где я могу найти администратора? – поинтересовался капитан, глядя в ясные очи юной девы.

– Петр Алексеевич сейчас занят, – отчеканила она привычную фразу, надеясь, что посетитель исчезнет.

Удостоверение оперативного работника заставило девушку сменить тактику:

– Петр Алексеевич отъехал. У него деловая беседа в ресторане. Может, чайку?

– Не откажусь.

Миша прикинул, что от секретарши по интересующему его вопросу можно получить информации не меньше, чем от администратора.

Миша с удовольствием плюхнулся на мягкий офисный диван с приставленным к нему журнальным столиком, который скорая на руку барышня сервировала чайной парой, печеньем «Земелах» и конфетами «Коровка».

– Мои любимые конфеты! Мое любимое печенье! И как вы угадали? – начал Костров с лести. Он и в самом деле любил тягучие молочные конфеты и посыпанное сахаром печенье, как, впрочем, и любые другие сладости.

– Ой, да это все что осталось, – засмущалась она.

– Вы этого человека видели? – предъявил он ей фото блондина, сделанное с видеозаписи.

Улыбка на лице девушки слегка исказилась – ее губы нервно дернулись, в глазах отразилось смятение.

– Вроде бы, – пробормотала она.

– Когда он здесь был?

– В субботу, часов в одиннадцать. Мы только открылись, он сразу и подошел.

– Он как-нибудь представился? И чего он хотел?

– Назвался как-то по-простому. То ли Иваном, то ли Василием. Сказал, что ищет художника, который «Солнце в реке» написал.

– Так и сказал – художника, не картину?

– Да, художника. Он даже имени его не знал. Я ответила, что выставка откроется в среду и на ней он сможет увидеть всех художников, в том числе и Малуниса. Но Иван или Василий… а может, Семен? Нет, точно – не Семен. Не могу вспомнить его имя. Так вот, этот гражданин пожелал срочно увидеть Малуниса. Мол, у него к нему дело.

– И вы дали ему адрес, где остановился художник?

– Я не хотела этого делать. Я не понимаю, как так получилось! И вообще, как он попал на территорию выставки? Ведь для посетителей она еще закрыта! Он такой обаятельный, что сопротивляться было невозможно. Так убедительно говорил, я даже не поняла, что именно, но с ним… хотелось соглашаться. А что такое, он что-нибудь натворил?