Читать книгу "Ржавый Рыцарь и Пистолетов - Ирина Мельникова"

— Останови! — произнесла Даша сквозь зубы. — Немедленно останови, тварь такая!

— Ты что? — поразился ее соблазнитель. — Испугалась?

— Останови! — почти выкрикнула она, едва сдерживаясь, чтобы не съездить по самодовольной роже. — Я выйду!

— Так на мосту же! — растерялся водитель. — Здесь нельзя.

— Остановишь сразу за мостом! И не шути! — Даша вытащила из сумочки газовую «беретту» и положила на колени.

— Ну, совсем дура баба, — произнес расстроенно водитель. — Чокнутая, однако! Я же пошутил!

— Я тоже пошутила! — Даша бросила ему на колени сотню. — Возьми, за моральный ущерб!

— Да ладно тебе, — водитель сконфуженно посмотрел на нее, — нельзя уж зубы поскалить! Красивая ты бабенка, и кольца нет! — кивнул он на свободную от рукавички правую руку Даши. — Жалко таких, однако!

— Ты себя жалей, меня не надо! — рассердилась Даша. — Много таких жалелыциков развелось!

— Ну, ты колючая, прямо как ежик! Ежик-злюка! У сына в книжке такой нарисован. Иголки во все стороны торчат.

— Я не ежик, я — метр колючей проволоки. — Даша отвернулась и стала смотреть в окно.

— Ишь ты, — водитель покачал головой, — видно, крепко цепляешь мужиков на свои колючки, ходу не даешь… Смотри, жизнь ведь она одна. Назад не повернешь!

Даша продолжала упорно молчать и смотреть в окно.

Водитель понял, что пассажирка больше не рвется покинуть его машину, и тоже замолчал, но включил магнитолу. Хрипатая, явно блатная особь затянула что-то гнусаво-тоскливое про славных братишек и грязных «мусоров».

— Сидел, что ли? — поинтересовалась Даша, не поворачивая головы.

— Чего нет, того нет, — охотно откликнулся водитель, — просто клиент сейчас такой пошел. Шансон из подворотни им подавай! — Он усмехнулся. Лицо у него и впрямь казалось приятным, особенно когда его хозяин перестал говорить пошлости. — Я ведь музучилище закончил. В Запрудневе во Дворце культуры работал, сначала худруком, а после директором. Хорошо работал, сундук Почетных грамот накопил. Наш молодежный театр по всему Союзу гремел, за границу ездили. В Германию, Венгрию, в Монголии даже побывали. Только теперь во Дворце мебельный салон, а молодежь по подъездам да подвалам травку курит и клей нюхает.

— Постой, такты, наверно, Гришу Олялю знаешь? Он во Дворце художником-оформителем работал?

— Конечно, знаю, — оживился водитель и недовольно пробурчал: — Так бы сразу и сказала, до Оляли, мол, довези. А то сразу маньяк, такой-сякой!

— Как он? Пишет картины? Не колется?

— Пишет, — кивнул головой водитель и протянул ей ладонь: — Костя. Меня в Запрудневе все знают.

— Даша, — пожала она жесткую ладонь с твердыми бугорками мозолей.

Даша? Так ты… — Константин смачно припечатал ладонь ко лбу. — Гришка все время о тебе талдычит. И как я тебя не узнал, ведь столько раз по телевизору видел? А Райка моя твои книжки до дыр зачитала. И мне подсовывала, но, каюсь, ни одной не прочитал. Деньги надо зарабатывать, однако.

Впереди показались многоэтажные свечки и серые корпуса «хрущоб». Это начиналось Запруднево — поселок, где жили рабочие шинного завода и пригородного агрокомплекса. Высокие сугробы высились по краям дороги, и машина, казалось, мчалась сквозь туннель. Снег по-прежнему валил не переставая.

— Оляля сейчас подшился, не пьет и не колется. Рожу отъел поперек себя шире, — продолжал докладывать водитель. — Его картины, слышь, в Японию ушли и в Канаду. И еще требуют. Какая-то выставка в Лондоне весной открывается, у Гришки аж пять картин берут. Он теперь и днем рисует, и ночью.

— Слава богу, — Даша перекрестилась, — я ему звонила из Питера, никто не брал трубку. Думала, уж не случилось ли чего плохого?

— Да ему телефон отключали за неуплату и свет. При свечке рисовал. А потом деньги большие получил, рассчитался. Только, дурик такой, почти все гонорары до копейки в художественную школу отдал. Заботится, видишь ли, о юных талантах, а сам в разбитых башмаках и в драной куртке бегает. — Водитель вытянул руку: — Да вон, гляди, однако, сам легок на помине, снег от ворот убирает.

Она почти на ходу выскочила из машины. Гриша Оляля, забросив в сугроб деревянную лопату, мчался ей навстречу, расставив руки и весело матерясь:

— Ешь твою мышь, Дашка, раззява! Откуда ты? С неба свалилась?

Он по-медвежьи обхватил ее, приподнял над землей и прижал к мощной груди. «Он и впрямь стал прежним Олялей», — успела подумать Даша до того, как Гриша принялся ее целовать, расцарапав щеки жесткой щетиной.

Наконец он соизволил вернуть ее на землю. Шапочка и сумка валялись в сугробе, шарф развязался сам собой.

Даша с трудом перевела дыхание. Объятия Оляли не смогли смягчить даже два слоя гагачьего пуха.

— Ну, Гриша, ты и впрямь медведь! — произнесла она укоризненно. — Я ведь женщина все-таки, нежная и воздушная, а ты словно глину свою месишь. Все ребра мне переломал!

Оляля, закинув лохматую голову, расхохотался. Затасканный кроличий треух непонятного цвета упал в снег. Он поднял его и затолкал под мышку. Круглые веселые глаза под густыми бровями радостно щурились, разглядывая неожиданную гостью.

Даша тоже рассматривала его, не скрывая, что ей нравится, как он сейчас выглядит, хотя одет Оляля был так себе. Честно сказать, плохо одет, плохо и грязно! В толстый рыжий свитер с большим пятном на животе. Даша знала, оно от солярки, которую Гриша пролил когда-то на себя по пьяни, растапливая плиту сырыми дровами. Сверху на свитер он натянул волчью, побитую молью безрукавку мехом наружу. Стоптанные унты и старые-престарые джинсы все в пятнах от краски довершали этот весьма живописный портрет модного ныне художника Григория Оляли. Но, кажется, ему, как и прежде, было плевать и на свой вид, и на то, что его талант наконец-то оценили. И как это частенько бывает с российскими талантами, сначала его работы разглядели за рубежом.

— Ну как, Григорий? Угодил я тебе сегодня? — Водитель такси стоял уже рядом с ними и курил. — Или про товарищей тут же забыл, как только красоту свою встретил?

— Придурок ты, Константин. Ничего не понимаешь! — беззлобно отмахнулся от него Оляля. — Я с этой красотой десять лет за одной партой отсидел.

— Тогда не я, а ты, Гриша, придурок, причем полный. — Водитель покрутил пальцем у виска. — Такую девку упустил!

— Слушай, Костя, валил бы ты отсюда, — предложил Оляля и, подхватив Дашу под локоть, поинтересовался: — Сколько эта шкура с тебя сорвала?

— Двести, — засмеялась Даша, — почти бесплатно по московским меркам.

— Двести? — ужаснулся Гриша. — Ах ты, гад! — Он ринулся сквозь сугробы за пустившимся наутек водителем. Но не успел. Таксист оказался проворнее и развернул машину прямо у него под носом. Оляля некоторое время бежал рядом с машиной, ухватившись за ее капот. Снежные фонтаны из-под колес газующего в заносах автомобиля обдавали его с головы до ног. Но он не сдавался. И победил. Открылась дверца, мелькнула рука водителя, и Оляля заспешил обратно, победно размахивая отвоеванной сотней.