Читать книгу "Басаргин правеж - Александр Прозоров"

Не, блаженных, что ни говори, лучше не касаться, не спорить с ними и без особой нужды дальней стороною обходить. А встретив – одарить тем, что имеешь, хоть малой толикой, и молиться за себя попросить. Коли повезет и сие юродивый исполнит – его слово на небесах за слова тысячи праведников зачтутся.

– Семен Юрьич, во дворец царский обернись, упреди рынд тамошних о госте, – проводив странного визитера взглядом, приказал одному из бояр старший караула. – Пусть они разбираются, вязать его или награждать, святой он али лиходей? Молви, оружия при госте не нашли и Христа ради пропустили.

Воевода перекрестился и добавил:

– Хотя, мыслю, рынды сего решать тоже не посмеют. Карать юродивого али награждать за истовость веры – то дело царское. Надеюсь, блаженный знает, зачем явился. Не то гнить ему в патриарших подвалах до второго пришествия. И заместо хлеба кнутом на дыбе каженный день потчеваться.

Не осталось в архивах записей и о том, что обратно во Псков блаженный уехал на подаренных государем санях, в царской шубе и под охраной стрелецкой полусотни и что почти одновременно с этим из Москвы на Вагу умчался на почтовых лошадях гонец, получивший приказ не останавливаться ни днем ни ночью.

Все, что известно историкам о тех событиях, – так это неожиданный приказ Иоанна Грозного, предписывающий доставить ему для личного ознакомления все документы, связанные с преподобной мученицей Софией Суздальской, в миру – великой княгиней Соломонией Юрьевной, из рода бояр Сабуровых, первой женой великого князя Василия, отца[4]повелителя Руси.

Мчаться на почтовых лошадях – это вам не обычная нудная и долгая езда. На почтовых за час больший путь пролетать успеваешь, нежели простой путник за день проезжает. Возком от Москвы до поважских земель – не меньше двух месяцев добираться. Почтовые же скакуны, ровно птицы, всего за двое суток вестников доносят. Чернила на грамоте толком высохнуть не успели – а царский подьячий в далеких землях уже ломал на ней печать.

Ввиду явленной царским письмом срочности, боярин Басарга Леонтьев мешкать не стал. Наскоро собрался, расцеловал на прощание княжну Мирославу, на рассвете вместе с верным холопом поднялся в седло и так же, на почтовых, метнулся в столицу, останавливаясь, лишь чтобы переседлать скакунов да наскоро перехватить какой еды в придорожном яме. Из-за него же, высказанного государем нетерпения, на свое московское подворье Басарга заворачивать не стал, сразу направился ко дворцу, показав в воротах и на крыльце письмо с личной печатью повелителя.

В этот раз государь принял боярина Басаргу Леонтьева не в личных покоях, а в посольской зале. Причем обширные четырехстолпные расписные палаты были совершенно пусты, а для беседы Иоанн отвел своего верного доверенного слугу к окну, выходящему на Архангельский собор. И там долго молчал, глядя через тусклую волнистую слюду на белоснежные стены церкви и перебирая пальцами яхонтовые разноцветные четки.

Одет царь был торжественно: в красную соболью шубу поверх украшенной золотой вышивкой и самоцветами ферязи, в высокую горлатную шапку с большим рубином на лбу, в широкое золотое оплечье не меньше полупуда весом. Басарга уже и забыл, когда видел правителя Руси таким величественным. Ведь на пиры и торжественные приемы его не звали, а в личных покоях Иоанн одевался куда проще. Боярину было страшно любопытно, зачем царь вызвал его к себе с такой поспешностью, почему вышел к слуге немедля, едва только узнал о его появлении, бросив какую-то из церемоний и каких-то несомненно знатных гостей? Однако Басарга молчал, соблюдая этикет и боярское достоинство, и ушел бы, не задавая вопросов, даже если бы Иоанн так и не произнес ни одного слова.

– Приходил ко мне из Пскова святой человек, – наконец еле слышно произнес государь. – Никола Салос, Христа ради юродивый. Они, известное дело, о том часто вслух сказывают, о чем иные смертные и в мыслях подумать опасаются…

Иоанн снова надолго замолчал, играя четками. Басарга терпеливо ждал продолжения.

– Сказывал юродивый, зело мною бояре знатные недовольны. Тем недовольны, что рати я немалые собрал, токмо мне и никому более послушные. Тут и «избранная тысяча», и полки стрелецкие, и казаки донские. И так выходит, что в опоре на думу боярскую, на благоволение княжеское я более не нуждаюсь. Опасаются они, что я намерен токмо на Земские соборы всенародные опираться и волю мирскую исполнять. Они же при сем лишь одними из многих окажутся. Недовольны, что кормления я воеводские отменил, суд и власть людям местным отдав, старостам, им самими выбираемым – и тем бояр знатных изрядного прибытка лишил. Недовольны они, что к службе я бояр худородных привлекаю и тем князей и бояр знатных мест лишаю. И еще многие обиды мне поминают.

– Про тот ропот многим верным слугам твоим ведомо, государь, – признал Басарга. – Да токмо кто они такие супротив помазанника Божьего? Коли взбунтоваться и захотят, никто на их сторону не встанет.

– О том и речь, Басарга. О звании помазанника Божьего, – повернул к нему голову Иоанн. – Тебе одному, избраннику небес, не раз преданность свою доказавшему, тайну великую доверю. Сказывал юродивый, что не по праву наследному стол сей я занимаю, а благодаря заговору родов Шуйских и Скопинских супротив рода Сабуровского. Что в борьбе супротив Сабуровых бояре сии митрополита низложили и отца моего к разводу принудили, беременную великую княгиню Соломонию в монастырь отправив.

– Сказывали, по бездетности княгини сей брак был расторгнут… – неуверенно ответил Басарга. Как все жители русской земли, о событиях в жизни правящего рода он кое-что знал. О чем-то громогласно священники во время проповедей вещали, провозглашая здравицы новорожденным или поминая усопших, о чем-то слухи разные доходили. Кто-то что-то слышал, кто-то что-то видел, кто-то проведанным поспешил поделиться. А правда, нет – поди догадайся. – Вроде как супруга первая отца твоего после долгого бесплодного брака постриг приняла.

– И я так мыслил, – кивнул царь. – Однако же, после встречи с юродивым, митрополита Афанасия о сем с пристрастием расспросил. Тот многое сказанное псковским юродивым подтвердил. Добавив, однако, что рожденного в обители царевича Шуйские извели, дабы тот на престол не взошел, Сабуровых к власти вознеся. Теперь митрополит вдруг в отставку зело запросился. Устал, сказывает, от тягот служения… – Иоанн постучал пальцами по подоконнику: – Нечисто тут чего-то, Басарга. Либо стыдно ему невыносимо, либо скрывает нечто важное. Юродивый молвил: жив царевич. А коли так, то он, а не я, есть царь законный и помазанник Божий. И бояре недовольные, что до сего супротив Сабуровых сплотились и переворот устроили, ныне супротив меня округ Сабуровых сплачиваются, дыбы законного царевича из долгого изгнания вернуть, а меня низвергнуть. И тут, коли все по обычаю и закону случится, то и бунтовать супротив сего никто не станет. Да и мне противиться не след, ибо о старшем брате моем речь идет.