Читать книгу "Лабиринт тайных книг - Кейт Мосс"

В крови у него кипит адреналин, и человек наблюдает происходящее словно бы со стороны.

Четыре старших жреца стоят по четырем сторонам зала — с северной, южной, западной и восточной стороны. Вошедшему мучительно хочется поднять глаза и осмотреться, но он принуждает себя склонить голову, пряча лицо, как его учили. Он, не видя, угадывает выстроившихся вдоль стен посвященных — шестеро у каждой из длинных сторон прямоугольной камеры. Он чувствует тепло их тел, слышит дыхание, хотя все собравшиеся замерли в молчаливой неподвижности.

Человек заранее выучил свою роль по врученной ему бумаге и, проходя к надгробию в центре, спиной чувствует взгляды. Он гадает, нет ли здесь его знакомых. Среди членов общества могут оказаться и деловые партнеры, и жены приятелей — кто угодно. Слабая улыбка возникает у него на губах, когда он позволяет себе пофантазировать насчет перемен, которые последуют за его принятием в общество.

Действительность резко напоминает о себе, когда он спотыкается и едва удерживается от падения к подножию гробницы. Камера оказывается меньше, чем ему представлялось по чертежу, — меньше и теснее. Он рассчитывал, что путь от двери к каменной плите будет дольше.

Опускаясь на колени, он слышит, как за спиной у него кто-то шумно вздыхает, и удивляется этому признаку волнения. У него самого сердце бьется чаще, и, опустив взгляд, человек видит побелевшие костяшки своих стиснутых рук. Он смущенно складывает ладони, затем, опомнившись, опускает руки как положено, вдоль тела.

В жестком каменном полу, который он чувствует коленями сквозь тонкую ткань одеяния, видно легкое углубление. Человек чуть ерзает, стараясь незаметно устроиться поудобнее. Впрочем, неудобное положение помогает отвлечься, и он принимает его почти с благодарностью. В голове все еще шумит, и ему трудно собраться с мыслями и вспомнить порядок церемонии, который он столько раз повторял по памяти.

Удар колокола в стенах камеры — пронзительная звенящая нота, и вслед за ней возникает звук поющих голосов, поначалу чуть слышный, но быстро разрастающийся, когда новые голоса подхватывают напев. Обрывки слов и фраз гулко отдаются у него под черепом: montanhas — горы; noblessa — благородные; libres — книги; graal — Грааль…

Жрица отделяется от высокого алтаря и направляется к нему. Человек слышит только легкий шорох ее платья, но представляет, как колышется и мерцает в свете свечей золотое одеяние. Этой минуты он ждал.

— Je suis prêt, — чуть слышно повторяет он и на этот раз говорит правду.

Жрица останавливается прямо перед ним. Сквозь густой аромат курений он слышит запах ее духов — легких и нежных. Когда она, склонившись, берет его за руку, он перестает дышать. Прикосновение прохладных ухоженных пальцев током, а может быть, желанием отдается к плечу, когда жрица вкладывает ему в ладонь гладкий округлый предмет и сгибает поверх его пальцы. Теперь ему хочется — как никогда в жизни ничего не хотелось — взглянуть ей в лицо. Но он не отрывает от пола потупленного взгляда — как ему велели.

Четверо старших жрецов покидают свои места и присоединяются к жрице. Кто-то мягко запрокидывает ему голову, и густая сладкая жидкость вливается между губ. Человек ожидал этого и не пытается сопротивляться. Когда тепло расходится по его телу, он вскидывает руки, и золотая мантия опускается ему на плечи. Присутствующие не раз были свидетелями подобных церемоний, однако человек ощущает их беспокойство.

Внезапно он чувствует, как стальная лента перехватывает ему горло, раздавливая гортань. Руки его взлетают к горлу, человек сражается за возможность вздохнуть. Он пытается крикнуть, но голоса нет. Колокол снова начинает отбивать удары, и однозвучный пронзительный гул затопляет его. Волна тошноты подступает к горлу. Человек чувствует, что теряет сознание, и как последнюю опору стискивает вложенный ему в руку предмет, так что ногти вонзаются в ладонь. Резкая боль заставляет беспамятство отступить. Теперь он осознает, что руки, лежащие на его плечах, не утешают и поддерживают, а не дают встать. Новая волна тошноты, и пол под ним, кажется, качается и уходит в сторону.

Зрение подводит его, перед глазами все плывет, однако человек видит, что в руке жрицы появился нож. Он не заметил, откуда взялось серебристое лезвие. Он пытается встать, но наркотик в крови лишает его сил. Он уже не владеет своим телом.

— Non![4]— пытается вскрикнуть он, но уже поздно.

Сперва ему представляется, будто его просто ударили между лопатками. Потом глухая боль распространяется вширь. Теплая струйка стекает по спине.

Неожиданно разжимаются удерживавшие его руки, и человек ничком падает на пол — оседает, как тряпичная кукла, на метнувшийся ему навстречу камень. Ударившись головой, он не чувствует боли — прохладное прикосновение гладких плит кажется почти ласковым. Глаза легко смыкаются. Он больше ничего не чувствует, и только издалека доносится голос.

— Une leçon. Pour touts[5]— кажется, произносит он, но слова лишены смысла.

Последним усилием сознания человек, обвиняемый в раскрытии тайны, приговоренный за то, что говорил, когда следовало молчать, сжимает невидимый в его ладони предмет. Потом пальцы его разжимаются и маленький серый диск, не больше монеты, катится по полу. На одной его стороне вырезаны буквы «NV», на другой — лабиринт.

4 ПИК ДЕ СОЛАРАК, ГОРЫ САБАРТЕ

Мгновение длится молчание. Затем темнота тает. Элис уже не в пещере. Она плывет в белом, лишенном тяжести мире, прозрачном, мирном и молчаливом.

Она свободна. В безопасности.

Элис представляется, что она ускользает из потока времени, вываливается из одного измерения в другое. Линия, тянущаяся из прошлого в настоящее, блекнет в этом пространстве безвременья и бесконечности.

Потом словно открывается люк под виселицей, и рывком начинается падение вниз, из свободы небес к поросшим лесом горам. Ставший твердым воздух свистит в ушах, и ее все быстрее, все жестче тянет к земле.

Удара не ощущается. Не хрустят кости, ударившись о серые кремнистые скалы. Едва коснувшись земли, Элис бежит, спотыкаясь на крутой лесной тропинке между колоннадами высоких стволов. Деревья тесно обступают тропу, и ей не видно, что скрывается за ними.

«Слишком быстро».

Элис цепляется за ветки, пытаясь замедлить бег, прекратить это безрассудное стремление в неизвестность, но руки ее проходят насквозь, словно она стала духом или призраком. Горсти узких листьев проскальзывают меж пальцев, как волосы сквозь зубья гребня. Она не чувствует прикосновения, но кончики пальцев становятся зелеными от сока. Элис подносит их к лицу, чтобы вдохнуть тонкий кисловатый запах, но и запаха не ощущает.

У нее уже колет в боку, но останавливаться нельзя, потому что погоня неуклонно приближается. Тропа под ногами становится круче. Сухие корни и камень сменяют лежавшие на мягкой земле под ногами ветки и мох. Но звука все нет. Ни птичьего пения, ни голосов — только ее прерывистое дыхание. Тропа изгибается, петляет, заставляя Элис метаться вправо и влево, пока за поворотом не возникает преградившая путь стена пламени. Колонна беззвучно свивающихся огненных языков, алых, белых, золотых, непрестанно сменяющих друг друга. Элис непроизвольно вскидывает руку, защищая лицо от жара, которого не чувствует. Но ей видны лица, увязшие в пляшущих огнях, — лица, мучительно искаженные прикосновениями обжигающих языков.