Читать книгу "Звезды над Занзибаром - Николь Фосселер"

— Помоги мне, — потребовала она, едва только Меджид остановил кобылу, которая фыркала, тряся головой. — Опусти же меня на землю, Меджид, я хочу в воду! — Ее ступни дрожали, казалось, все в ней вибрировало.

— Не так быстро, моя повелительница, не так быстро, — засмеялся Меджид, но все-таки живо спешился и снял сестру с лошади. Салима со всех ног бросилась бежать, размахивая руками, как будто уже плывет; скорее в прохладу! — вода лизнула сначала кончики пальцев ног, потом пощекотала щиколотки и голени, оказывая все большее сопротивление, и вот наконец все ее тело в воде… Она обожала вот так лежать на спине, пошевеливая ногами, чувствуя силу набегающих волн, или просто отдаваться на их волю — она полюбила это сразу, когда ее, еще совсем маленькую, впервые привели купаться на пляж Бейт-Иль-Мтони.

— Дельфины, — бросила она Меджиду, — смотри, дельфины! — Ее мокрый пальчик указывал на стройные блестящие свинцового цвета тела с характерным серповидным хвостовым плавником. Дельфины резвились неподалеку. Ее восхищение было безмерным, и большими гребками она поплыла к ним, надеясь подобраться как можно ближе. Ее сияющие глаза не выпускали дельфинов из виду и вдруг обнаружили вдали белые паруса многочисленных судов, появившиеся из-за горизонта на аквамариново-лазуритовой глади.

В ее маленькой головке тут же появилась идея — нужно было посоветоваться с братом. Она сморщила нос в глубоком раздумье, продолжая усердно работать ногами. Однако за первой мыслью последовали другие, теснясь и ошеломляя ее, так что девочка выбилась из ритма и остановилась.

— Что случилось, Салима? — забеспокоился сзади Меджид, но она смогла лишь молча помотать головой. С большим трудом ей удалось проплыть немного назад, пока она не ощутила под ногами твердое дно.

По двойному шуршанию она догадалась, что Меджид сбросил сандалии и пошлепал к ней.

— Что ты увидела? — Он схватил ее за руку, даже не глядя туда, куда она указывала.

— Откуда все эти корабли? — От волнения ее голос стал низким. — Может быть, из-за моря?

Меджид крепко сжал ее пальцы и наклонился к ней, прижался головой к ее виску, обхватил за плечи.

— Смотри вперед, — он прочертил в воздухе воображаемую линию, — там остров Пемба, он тоже относится к Занзибару. А там, — его палец указал влево, — простирается побережье Африки, которую ты знаешь с другой стороны нашего острова. Там Момбаса, а где-то дальше за ней — Абиссиния.

— Это откуда родом мать Баргаша и мать Метле и Ралуба?

Брат кивнул.

— А за ней?

— Средиземное море.

— А за ним?

— Европа. Франция, Испания, Португалия и дальше на север Англия.

Англия. Это оттуда привезли сервиз из дюжины предметов! Им в Бейт-Иль-Мтони никогда не пользовались — он был из серебра, а серебро в влажном климате Занзибара тускнеет. Но сервиз все равно оберегали с большим почтением; одному из домашних рабов приходилось доставать его с настенной полки и заново полировать по нескольку раз в день. Речь шла о подарке султану от королевы Англии! Подарена была и закрытая карета, всегда — насколько помнила Салима — стоявшая с тех пор за конюшней; ее железные колеса давно проржавели, дерево сгнило, а шелк внутренней обивки пошел пятнами от сырости. На Занзибаре всего две улицы, которые были бы достаточно широки для такой кареты, но на них не было ничего особенного.

— А там? — свободная рука Салимы сделала жест прямо перед собой.

— Аравия, и там же Оман. За ним — Османская империя и Россия. Черкессия тоже примерно там. А вот туда дальше, — палец Меджида изрядно сдвинулся вправо, — Ост-Индия.

Искоса взглянув на сестру, он увидел, как та сосредоточенно прикусила нижнюю губу.

— Ты уже был когда-нибудь в Омане? — помедлив, спросила она. Султанат Маската и Омана был родиной их отца; когда-то он прибыл оттуда, чтобы сделать Занзибар тем, чем он стал сегодня. Самые старшие из его детей еще жили там, там же жили дети его сестер и их дети. Меджид кивнул, и она спросила:

— И как там? Так же, как здесь?

Меджид ухмыльнулся.

— Ни чуточки! Только песок, да пыль, да камни… Такого, как на Занзибаре, больше нигде не увидишь, это говорят все, кто повидал мир. — Он секунду помедлил. — Через несколько лет ты все увидишь собственными глазами, когда станешь женой одного из твоих двоюродных братьев.

Салима покачала головой, взвешивая услышанное и сопоставляя с давно известным. С младых ногтей она знала, что когда-нибудь отправится в Оман, чтобы там выйти замуж. Время от времени оттуда приезжали в гости двоюродные братья и сестры. Большинство из них Салима терпеть не могла. Они приводили ее в бешенство своим высокомерием: морщили нос, оглядывая их дворец и делая нелицеприятные замечания, как «свободно» живут на Занзибаре, как много здесь «африканского» и как их ужасно злит, что дети говорят не только по-арабски, но и на суахили. Но сама она никогда не видела Омана и не знала, как далеко он находится от Занзибара.

— Но я ведь вернусь домой, да? — неуверенно спросила она.

— Нет, Салима, ты останешься там. На Занзибар ты сможешь приезжать только в гости.

Руки Меджида лежали на ее плечах, и впервые она почувствовала, как неприятны ей его прикосновения; его пальцы показались ей чужими и очень тяжелыми.

Фран-ция, Ис-па-ния, Пор-ту-га-лия . Какая же у них там жизнь? Может, она хоть чуточку похожа на нашу? Или совсем другая?

Желание неизведанного вдруг накатило на Салиму, желание чего-то такого, что она и представить себе не могла; пальцы ее ног зарывались в песок. Как будто она хотела пустить здесь корни, сильные и глубокие.

Она резко повернулась, крепко обхватила Меджида руками и спрятала лицо на его животе.

Увидеть это все я очень хочу. Но я не хочу уезжать с Занзибара навсегда. Никогда, никогда!

Никогда.

2

Чуть золотистый утренний свет заливал женские покои во дворце Бейт-Иль-Мтони. Нарождавшийся день благоухал свежестью и чистотой, к которым примешивались запахи мокрой листвы и реки. Пока в нем чувствовалась лишь капелька одуряющих сладких запахов цветов и пряностей, разлитых по всему острову. Теплая влажность пока еще не перешла в удушающий и цепенящий зной.

В просторных высоких покоях, толстые стены которых не пропускали сюда дневную тропическую жару, стояла тишина. Слышно было лишь глубокое равномерное дыхание и кое-где — легкое похрапыванье. Вокруг бесшумно сновали рабыни, остерегаясь раньше времени разбудить свою госпожу, делая приготовления к дорогостоящему утреннему туалету.

Это был тот утренний час, когда все сарари, наложницы султана, и старшие дети еще раз укладывались спать. Слишком короткими были жаркие ночи, и слишком скоро — задолго до рассвета — наступало время ритуальных омовений, чтобы в чистых одеждах последовать заунывным крикам муэдзина. Те, кому после молитвы требовалось еще время для беседы с Аллахом наедине, бодрствовали до восхода солнца. Остальные предпочитали время до второго намаза проводить в царстве снов.