Читать книгу "Месть по закону - Вячеслав Денисов"

Салех и Горец откликнулись сразу и уже через два часа были в городе. Звонок Тимура застал их в ресторане соседнего поселка, куда ездили авторитеты на встречу с местными властями. В поселок прибыл радушный оратор из Государственной думы со своей плановой поездкой, а не воспользоваться такой возможностью для встречи с «местной» братвой, для выработки тактики, Салех и Горец не могли. Их поездка прошла успешно, и они сидели в ресторане в качестве гостей. Дело близилось к девичьему «субботнику», когда их предвкушения перебил звонок Тимура.

– Дела, – как в апельсиновой рекламе, произнесли коллеги уже готовым ко всему местным проституткам, натянули брюки и помчались с охраной в город, где правил «серым генералом» вор по прозвищу Пастор.

– Дальше уже некуда, – молвил Тимур. – Сначала эта мура с Питером, сейчас вообще – атас! Общак прое...л! Скоро он весь город мусорам просрет, а потом и нас им сдаст. За такие дела можем и мы «прицепом» пойти. Лично мне оплеухи получать от братвы невмоготу. Он творит, что хочет – Сома своего расслабил до того, что тот каждый день, как ни вызвони его, обкумаренный до талого...

Это было, конечно, не так, но кто теперь Пастору верить будет, когда смотрящий за решкой, а общака – нет...

– Все «стволы» ушли, – добавил, сжимая кулаки, Фермер. – Нам осталось свои белые трусы снять, на палку их нацепить и, помахивая, к мусорам в плен идти. Нет, а что я, не прав? Общака – нет, «стволов» – нет, осталось только, чтобы молодые отморозки пришли и нас с Тимуром на «счетчик» поставили! А к этому все и идет! От ментов покоя нет, братва в зонах голодает, суки администраторские их там на ножи ставят! Мы чем пацанов в колониях «греть» будем? Сколько адвокаты стоят? В кассе – ноль! «Черные» в город заявятся – отбиться, бля, нечем будет!

Тимур поморщился. Нельзя давить слезу за свою беспомощность! Им сейчас не помощь материальная нужна, а моральная поддержка! Какого хера эта бестолочь жалуется, как сука кобелю?! Какой ты вор, если с беспределом на своей же территории совладать не можешь? Эх, мудила контуженный!..

По тому как Салех и Горец недовольно поморщились, было видно, что Тимур прочитал их мысли. Фермер же воспринял это как поддержку своих слов.

– Банки стали жопу морщить – мол, мы с Пастором базарим, а с вами не будем! Это что за дела?!

Это было уже слишком. Едва Фермер открыл рот, чтобы огласить еще один пункт своей тупости и беспомощности, Тимур его прервал на полуслове:

– Братва, мы вот зачем вас отзвонили... Дело не в том, что здесь происходит. Со всеми делами справиться легко, если, конечно, речь не идет о переселении душ. Дело в том, почему это происходит. Пастор подобрал под себя общак, и не всем нравится, как он управляется с бизнесом.

– Пастор самолично управляет общаком? – удивленно вскинул брови Салех.

– Нет, но ты сам можешь убедиться в том, что происходит, когда все скапливается в одних руках, – ответил Тимур, намекая на происшествие на даче.

– А почему на сходняках вы молчали, как рыба об лед? – вклинился в разговор Горец. – Там все равны. И раньше вы вроде тоже в колокола не били? Странно, что вы подняли эту тему только тогда, когда пропал общак и Пастор попал в «жир ногами».

Все замолчали. Тимур был доволен разговором. Главное, что он преследовал, вызывая воров, была передача информации о положении дел в городе. Теперь, если с Пастором что-нибудь случится, будет оправдание. Хотя Тимур знал, что «устранение» вора без согласия всех – мероприятие, чреватое последствиями. За такую самостоятельность могут самому «лоб зеленкой намазать». Его сейчас мало интересовало – вернет Пастор общак или нет. Пусть даже вернет. Ему уже не вернуть основного – прошлого. А с таким настоящим, в котором сейчас пребывал Пастор, ему «ловить» нечего. «Все прошло, как с белых яблонь дым...»

Воры еще около двух часов сидели, поднимая всевозможные темы – от подбора под себя расширяющегося пассажирского бизнеса маршрутных такси до обмена информацией о делах российско-воровских. Около двух часов ночи они сказали друг другу «не прощаемся», забыв пожать друг другу руки – привычка, выработанная годами, и разъехались по своим насиженным местам.

Уже на площадке Салех обернулся и сказал напоследок Тимуру:

– Только... Не советую в течение этой недели делать что-то, о чем потом придется пожалеть.

Тимур понял его, Фермер – нет. Пришлось потом объяснить.

Глава 2

Антон Павлович Струге был молодым – по судейским, да и по общечеловеческим меркам тоже – судьей. Два месяца назад, в августе ему исполнилось тридцать шесть лет. Его судьба, как и судьба многих судей, складывалась непросто. В двадцать пять он окончил юридический институт, работал следователем в транспортной прокуратуре. Занимался расследованием уголовных дел, совершенных на вокзалах и всех транспортных развязках города и области. Через два года ушел, оставив, впрочем, о себе хорошее мнение, устроился юрисконсультом на завод. Еще через год завод развалился, брошенный на растерзание арбитражному управляющему, и перешел в руки сомнительных «товарищей». Этим «товарищам» Антон Струге был далеко не товарищ, поэтому, поняв политику нового руководства, ушел и оттуда. Он не искал судьбу, но и не бежал от нее. В девяносто третьем, разойдясь с женой, переехал в однокомнатную квартиру в центре города, небольшую, но уютную, и вновь устроился в прокуратуру. Его взяли сразу и без излишних, выматывающих душу собеседований то с «этим начальником», то с «тем», словно ждали его возвращения и наконец-то дождались. Следователя Антона Струге знали очень хорошо, поэтому буквально через год на него «свалилась» новая должность – «важняк». Старший следователь транспортной прокуратуры по особо важным делам. Целый год он «разматывал» тяжелые, рутинные и многоэпизодные уголовные дела. Через его руки в течение этого срока прошли дела довольно масштабных, по количеству участников, преступных групп и все то, что попадает в Уголовном кодексе под определение «особо опасных преступлений». За первых два года работы и за последний ни одно из дел Струге не вернулось из суда на дополнительное расследование. Природная хватка и проницательный ум «следака» раскалывали заматерелых преступников без участия оперативных работников. Даже если убийца шел в суд «за полным отказом», составу суда, рассматривающему дело, не представляло никаких трудностей выносить заслуженный приговор. Антон привык доводить все дела до конца, поэтому формировал такую мощную доказательную базу, что фраза «Ваша Честь, я не виновен» в монологе последнего слова подсудимого не играла для суда никакого значения. Он был обречен. Однако такое положение вещей вовсе не означало, что Антон Струге ловко и умело подтасовывал факты, извращая события. Адвокаты говорили – не дай бог уголовному делу попасть для производства следствия к этому следователю. В чем-то они были правы. Но так говорили только те, кто был прекрасно осведомлен о характере вины своих подзащитных. Те же, чьи «клиенты» были невиновны, молили об обратном – дай бог, чтобы дело прокурор «отписал» Струге. И эти и те были абсолютно правы, потому что знали – если человек невиновен, Струге докажет это, расследовав дело. Но, если corpus delicti усматривается, то дело закончится судом, последним словом и приговором. Не тем, о котором просили адвокатов родственники подсудимого. Истинным. Потому как, если усматривается состав преступления, то так и должно быть.