Читать книгу "Драконья справедливость - Дэниел Худ"

Со все еще мокрым лицом и влажными волосами Лайам бочком пристроился к участникам вечеринки, уже входящим в дверь специально приготовленной трапезной. Потеснившийся молодой человек дружески ему улыбнулся и представился как Уокен Эласко, квестор эдила Куспиниана.

— А вы, наверное, квестор Ренфорд?

— Да, — кивнул Лайам и пожал протянутую руку. Новый знакомый выглядел лет на десять моложе его самого — с виду ему никак нельзя было дать более двадцати. Черные как смоль волосы и аккуратные кружочки румянца на молочно-белых щеках вызывали симпатию.

— Нам предстоит тянуть одну лямку, — сказал юноша. — Я этому рад, ведь госпожа председательница ареопага с большой похвалой отозвалась о ваших сыскных талантах.

Лайам едва не скривился.

«Госпоже председательнице не следовало бы нахваливать меня за глаза!» — сердито подумал он, подыскивая слова для ответа. Но никакого ответа и не понадобилось — они переступили порог трапезной. То, что Лайам увидел там, буквально пригвоздило его к месту. Трапезную озаряла добрая сотня свечей, свет которых, дробясь в хрустале и отражаясь в серебре столовой посуды, наполнял все помещение ослепительным блеском. Подобное зрелище могло удовлетворить и короля. Грани кубков сверкали, приборы сияли, и он долго бы так простоял, если бы громкий хохот Куспиниана не вывел его из оцепенения.

— Готов поспорить, ваш новый квестор никогда прежде не видал скатертей!

Лайам взглянул на шутника. Эдил широко ему улыбался, однако глаза великана отнюдь не были дружелюбны.

— Ну, — отозвался Лайам, припомнив намеки Кессиаса на то, что его уоринсфордский коллега не прочь запустить руки в герцогскую казну, — если бы я знал, что щедрость герцога в такой степени превосходит все ожидания его скромных чиновников, я куда раньше присоединился бы к их числу.

Шутка не возымела успеха. Эдил нахмурился и, отвернувшись, взял с блюда серебряный колокольчик. На его звон из боковой двери появился слуга, и Куспиниан принялся отдавать ему какие-то распоряжения.

«Глупый поступок, — подумал Лайам, пробираясь к пустому креслу, на которое легким движением брови указала ему госпожа Саффиан. — Так друзей не заводят».

Но делать нечего. Усевшись по левую руку от председательницы ареопага, Лайам решил, что постарается поискать пути к примирению, ибо круг собравшихся был очень узок и тем самым располагал к приватной беседе. Эдил Куспиниан восседал во главе богато убранного и заставленного изысканными закусками стола, вдова Саффиан с другой стороны занимала столь же почетное место. Прямо напротив Лайама сидела какая-то пожилая особа, закутанная во что-то серое и бесформенное, напоминавшее саван, с ней соседствовал самодовольно улыбавшийся Проун. Самому же Лайаму достался в соседи Эласко, по лицу которого также блуждала улыбка, правда, лишенная какой-либо тени самодовольства.

— Думаю, вы не знакомы с матушкой Хэл, — сказала вдова Саффиан, трогая Лайама за рукав. — Матушка Хэл, позвольте вам представить квестора Ренфорда, который впервые принимает участие в выездной сессии герцогского суда. Господин Ренфорд — это матушка Хэл, уоринфордская искательница теней.

— Квестор Ренфорд, — еле слышно пробормотала сидящая напротив особа, пряча глаза.

Лайам учтиво привстал и поклонился. Это движение так напугало матушку Хэл, что она даже пискнула от волнения.

— Я знаком с вашей саузваркской товаркой по ремеслу — матушкой Джеф.

«Вот уж кто точно не станет пищать, когда ей вздумают поклониться». С саузваркской искательницей теней он свел знакомство тогда же, когда и с Кессиасом, то есть более полугода назад. Они сразу завоевали его симпатию как люди прямые, честные и знающие свое дело. Интересно, а много ли таких в Уоринсфорде? Если себялюбивый Куспиниан и это запуганное существо характерны для здешнего общества, то встает вопрос: а все ли тут хорошо?

Матушка Хэл опять что-то пробормотала — слишком уж, правда, тихо, но прежде, чем Лайам успел попросить ее повторить свою фразу, рядом появился слуга и стал наполнять его кубок вином. Эдил Куспиниан с торжественным видом встал.

— Я хочу провозгласить тост, — сказал он, и слуга торопливо бросился дальше, чтобы успеть плеснуть вина в кубки других гостей. — Этот тост более подходит для завершения ужина, и все же мне не терпится его произнести. Хвала и слава ареопагу!

Все кубки поднялись, все головы повернулись в сторону вдовы Саффиан, которая, в свою очередь, всем поклонилась. На этом официальная часть трапезы словно бы и закончилась, гости выпили, и вино стало развязывать языки. За столом мало-помалу пошли разговоры, по направлял их один человек — Куспиниан. Великан вел себя, как радушный хозяин, расспрашивая приезжих, не труден ли был их путь, он сыпал шутками, он расточал улыбки и даже сочувственно покивал, когда квестор Проун пожаловался, что владельцы придорожных гостиниц не знают своего места и не могут должным образом вычистить человеку платье. Эдил сделал вид, что страшно разгневан, и пообещал чиновнику вышколить наглецов.

Когда после очередного тоста трое слуг принялись разливать по тарелкам дымящуюся уху, Лайам решил воспользоваться воцарившимся на это время молчанием и спросил:

— Прошу простить, что занимаю ваше внимание, любезный эдил, но не могли бы вы в двух словах обрисовать ваш взгляд на историю с чародеем?

— А? Что? — вскинулся Куспиниан и озадаченно отстранил руку слуги, собиравшегося подлить вина в его кубок. — С каким таким чародеем?

— С тем, что умер на постоялом дворе.

Судя по изученным Лайамом документам, этого чародея нашли в своей спальне мертвым, причем на теле покойного никаких следов насилия не имелось. Однако гримаса, застывшая на лице мертвеца, была столь ужасна, что обнаруживший труп человек упал в обморок и его едва откачали.

— Эге, квестор, так вы, никак, говорите о деле?

Лайам помедлил, стараясь сообразить, не свалял ли он дурака, и осторожно ответил:

— Да… с вашего позволения.

— Сегодняшним вечером, квестор, мы не разбираем дела, — заговорил терпеливо эдил, словно увещевая расшалившегося ребенка. — У нас для того будет довольно времени завтра. Кстати, откуда вам стало известно об этой истории? Особо тяжкие преступления — это хлеб квестора Проуна.

«Особо тяжкие преступления? А было ли тут преступление вообще?»

— Квестор Проун сам дал просмотреть мне бумаги по этому делу…

— На этот раз особо тяжкими преступлениями займется наш новый коллега, — пробурчал Проун, выхватывая из серебряной хлебной корзинки булочку и обмакивая ее в суп.

Глаза Куспиниана беспокойно забегали, потом остановились на госпоже Саффиан.

— Это действительно так?

Председательница ареопага с неохотой оторвалась от еды. Спокойствие, с которым она игнорировала возникшее за столом напряжение, восхитило бы Лайама, не будь он главным зачинщиком того, что происходило.