Читать книгу "Котт в сапогах. Поспорить с судьбой - Сергей Ковалев"

— Про мечи мне доводилось слышать, но, думаю, это только потому, что герои могут позволить себе лучшее оружие. А вот насчет отпечатка на стуле — тут меня гложут некоторые сомнения, что это отпечаток именно души, а не другого места. Впрочем, я пришел к тебе не о теологии спорить.

— Так что, не будешь покупать? — разочарованно протянул старьевщик.

Я с трудом протиснулся между двумя холмами мусора и побрел в глубь чердака, обшаривая взглядом «сокровища» старьевщика. Если воробей наткнулся на гобелен, значит, тот лежал где-то на виду — ну не рылась же птица в этих кучах?!

— Эй-эй! Ты что себе позволяешь! — Старик ринулся было за мной, но безнадежно застрял между огромным диваном с лопнувшей обивкой и чем-то до ужаса напоминавшим ржавую «железную деву». — Не смей ничего трогать руками!

— Да я и желания к тому особого не имею, — заверил я старьевщика, брезгливо разглядывая толстый слой пыли на вещах. Но уже через мгновение мысль о том, как бы не испачкаться, вылетела из моей головы. Как, впрочем, и остальные мысли.

Со шкафа свисал гобелен. Даже при тусклом свете, едва пробивавшемся внутрь через небольшое окно, я узнал рисунок. Раньше мне его, правда, видеть не доводилось, но за прошедшие месяцы я столько раз вспоминал его описание! Тем более что искомый образец сильно отличался от обычных гобеленов. Не знаю ни одного другого случая, чтобы на гобелене был вышит вид города как бы с высоты птичьего полета.

— Старик, а вот за эту тряпку сколько хочешь? — как можно небрежнее поинтересовался я.

— Сам ты тряпка! — отозвался из-под завала старьевщик. — Это флаг Питирифа Отважного, с которым он дошел до Константинополя…

— Врешь, — хмыкнул я. — Ты ведь даже не видишь, о чем я говорю. Это никакой не флаг, а гобелен. Да и не знаю я никакого Питирифа, ни отважного, ни трусливого.

— То, что ты его не знаешь, говорит лишь о твоем невежестве, — проворчал старик, высвобождаясь наконец из объятий «железной девы». Проковыляв к шкафу, он зачем-то нацепил монокль, которым пользуются ювелиры, и стал пристально изучать гобелен.

— Ну… э-э-э… сразу видно ценителя старины! Ты выбрал жемчужину моей коллекции, редчайший экземпляр рукоделия эльфов. Только для такого знатока — уступлю за тысячу золотых!

— Ты рехнулся? — У меня аж шерсть дыбом встала от такой наглости. — Да за половину этой суммы весь твой дом можно купить!

— Так эльфийская же работа! Ему сносу не будет!

— А чего ж он тогда весь в дырках от моли?

— Ну… э… это эльфийская моль!

— Да не дури мне голову, старикан! Эльфов не существует! А это — обычный старый гобелен из Скандинавии! Да еще и молью траченный! Ему цена — медная полушка в базарный день.

— Вот-вот! Старинный гобелен из страны йотунов и великанов! Возможно, его сама Фрея выткала! Да за такой раритет восемьсот золотых не жалко отдать!

— Ну конечно, Фрее больше делать нечего, как вышивать вид на город с названием Бурда… э-э-э… Бурда… федль…сстадюр! Блин, да ни одна богиня такого слова не выговорит! Не морочь мне голову — обычный старый гобелен. Пяти талеров за него вполне достаточно!

— Пяти… талеров?! Нет, ты все-таки грабитель! Лучше бы ты ударил меня в спину кинжалом и украл эту бесценную реликвию, чем оскорблять меня таким нелепым предложением! Пятьсот золотых, и ни гульденом меньше!

— Да ты сам разбойник, как я погляжу! Пятьсот золотых! Ты же наверняка выкупил его не дороже чем за два гульдена! А я готов тебе их вернуть и даже накинуть один сверху, но не больше. Три золотых, и по рукам!

— Не тяни ко мне свои лапы! Мне все равно, что ты там думаешь! Если бывшая хозяйка этого гобелена и впрямь продала мне его за два золотых — это было ее право. А я не хочу продавать его меньше чем за четыреста. Это мое право!

— Но он столько не стоит! — возмущенно завопил я. — Опомнись! Жадность лишила тебя разума! Никто у тебя не купит старый коврик и за пять золотых! Упустишь свой шанс сейчас — будешь потом локти себе кусать!

Старикашка ехидно ухмыльнулся:

— Таки да, мой шанс! Тебе этот коврик нужен, а значит, раскошелишься, никуда не денешься! И вообще, кто бы говорил о жадности? Тебе, придворному богатею, стыдно должно быть — пожалел лишние триста гульденов для бедного больного старика!

— Аз воздам, — пожал я плечами. — Когда ты покупал этот гобелен у хозяйки, она с маленьким сыном перебивалась с хлеба на воду. Ты ведь не пожалел их тогда? Гобелен, хоть и старый, можно было продать любителю старины золотых за десять. А ты выторговал его за два. И от жадности так и не смог продать, сгноил на своей помойке. Подумай — больше такого шанса у тебя не будет — целых восемь золотых прибыли…

— Вот только не надо мне на совесть давить! — обиделся старьевщик. — Я деловой человек. Она согласилась продать за эту сумму, значит, сделка законная. А тебя двести пятьдесят золотых не разорят.

Я бы и дальше с удовольствием продолжал торг, чтобы проучить старого выжигу. К тому же в кошеле у меня было всего двадцать золотых — все мое содержание за этот месяц. Но тут за окном раздался заполошный петушиный крик и на подоконник упал тяжело дышащий Гай Транквилл.

— Ко-ко-конрад, — из последних сил просипел петух, закатывая глаза. — На помощь…

Бедняга захрипел и, скатившись с подоконника на пол, застыл.

Я упал на колени рядом с бездыханным телом друга — ноги не держали меня от ужаса.

— Гай! Только не вздумай умирать! Как же я…

— Э… Что это за мешок перьев? — Подошедший старьевщик потыкал в Транквилла костылем. — Ты чего с ним обнимаешься? Это ж всего лишь петух какой-то…

— Убери палку, ты!

— Правильно! Дай ему как следует, Ко-ко-кон…

— Так ты не умер?! — прошипел я, чувствуя себя полным идиотом. — Какого же дьявола ты тогда здесь умирающего лебедя изображал?! Я уж черт знает что успел подумать.

— Како-ко-кой ты все-таки грубый! — укоризненно покачал головой Гай Транквилл. — Я, можно сказать, чудом спасся от неминуемой гибели. Даже сумел взлететь на второй этаж — а я ведь все-таки солидная птица, которую природа не наделила подобным умением. Взлетел, замечу, дабы предупредить тебя об опасности, которая угрожает мне и твоей ненаглядной Иголке! И что? Вместо благодарности ты обрушиваешь на меня упреки? О tempora, о mores!

— О чем ты? Какая еще опасность?

— Э… Ты что, с ним разговариваешь?

— Заткнись!

— Правильно, заткнись! Какой мерзкий экземпляр человеческой породы! Одного взгляда на его искаженное злобой и алчностью лицо достаточно, чтобы понять, сколь низко пал сей представитель…

— Гай, ты тоже заткнись! И отвечай четко: что случилось?!

— Подчиняюсь грубой силе, — обиженно развел крыльями петух. — Меня там, между прочим, съесть хотели! Какие-то деклассированные личности, собравшиеся поглазеть на тебя. Когда ты вошел внутрь, они сначала вели себя тихо, как обычные недоумки. Только глазели на нас с Иголкой. А потом кто-то особо одаренный задатками лидера предложил меня съесть, а лошадь увести и продать!