Читать книгу "Ненавижу колдунов! - Андрей Денисенко"

Повелитель Берегов рассмеялся.

– Да, не могу сказать, что это было просто. Я уж думал, никогда не сумею заставить старую дуру взять Книгу в руки.

– Но вам это удалось, милорд. И теперь я знаю, как срабатывают защитные заклинания. Я почувствовал их, милорд. А остальное… она проболталась сама.

– Ты сумеешь справиться ее чарами?

– Да, милорд. Потребуется некоторое время, чтобы изготовить талисманы… но это не слишком долго.

– Я возлагаю на тебя большие надежды, Маглос. И знай: награда тоже будет велика.

– Да, мой повелитель…

Ощущение близости собеседника стало таять, затем исчезло. Колдовство рассеялось.

Ааритайн ре Сайнселл глубоко вздохнул и мечтательно прикрыл глаза, погружаясь в собственные мысли. Еще совсем недавно он и подумать не смел тягаться в могуществе с самой Инмесфеей, Царицей Ветров, но теперь все стало иначе. Старая ведьма еще будет молить его, истинного властителя Калунты, о пощаде… если доживет. Конечно, способность Маглоса на протяжении получаса видеть и слышать глазами и ушами Повелителя Берегов стоила жизней трем туземным рабам, да и тот грудной ребенок, которого слуги Ааритайна купили вчера у портовой шлюхи по указанию колдуна, вряд ли дожил до рассвета, однако таковы издержки большой политики. Прибегать к помощи некроманта – занятие грязное, но для непривередливых возможности воистину беспредельны… Повелителя Берегов Ааритайна ре Сайнселла совесть не мучила никогда.

3

Весело звякнув, две золотые монеты легли на чисто выскобленный стол. Что еще я мог для нее сделать? Только добавить к ним последнюю, третью, но тогда уже завтра вечером мне будет нечем заплатить за ужин. Я подавил благородный порыв мыслями о горячей похлебке. Все, что было в моих силах, я для этой женщины сделал.

Вдова Твердолобого стояла неподвижно. За подол простого застиранного платья цеплялись двое ребятишек, мальчик и девочка. Детям было лет по пять, не больше. Глазенки обоих смотрели на меня удивленно и доверчиво. Вряд ли дети понимали, кто я и зачем пришел. Девочка, белокурый ангелок с розовыми щечками, озорно улыбнулась и спряталась за материн подол. Коренастый парень, весь в отца, напротив, ничуть не стесняясь, вышел вперед. Я едва заметно усмехнулся. Сам до стола едва достает, а храбрости на десятерых хватит. Если выживет, будет славным воином.

Я вообще до последнего не знал, что у Твердолобого есть семья. И жена, молодая, красивая. Чего только в Твердолобом нашла. Небось могла за торгаша выйти, жила бы припеваючи. А теперь поздно плакать, с детьми-то кто подберет?

– Как он погиб? – несмотря на боль и скорбь, голос ее звучал мягко и почти нежно. Почти.

– Он умер героем. Сражался с дюжиной врагов, многих убил и победил бы, если бы не предательский удар в спину. Его похоронили на высокой скале, и тридцать лучших воинов пели погребальную песню.

На моем лице застыла торжественная скорбь. Ответ я придумал и выучил заранее, знал, что она наверняка спросит. Зачем ей правда? Я не собирался рассказывать, что та схватка в далеких северных предгорьях была настоящей мясорубкой, что недоумок герцог позволил коннице баронов обойти нас с флангов, что почти вся дружина погибла под копытами горячих баронских коней в первые же минуты схватки. И я, и Твердолобый, и другие, сумевшие вырваться из окружения, пытались бежать к горам, но до спасительных лесистых склонов добрались единицы. Я не стал говорить, что был рядом с Твердолобым, когда он упал на камни и стал молить баронских прихвостней о пощаде. Кому теперь нужна правда? На его месте мог оказаться любой. Твердолобый не был трусом, как не был трусом никто из нас. И, как остальные, он не был виноват в том, что мы проиграли ту битву.

Я вздохнул. Когда-то в драке на Черной реке Твердолобый спас мне жизнь. Две монеты и несколько слов о великом воинском подвиге были не слишком большой платой за это.

– Ты должна гордиться своим мужчиной. Он умер как настоящий воин, – сказал я. – Память о нем останется в легендах.

Она молча кивнула. На лице, еще не тронутом морщинами старости, не отразилось ничего. Говорить было не о чем, все, что я мог предложить, – пара золотых. По правде сказать, ночью после той злополучной битвы я спустился к холмам, забрал меч Твердолобого, его перевязь, кошелек и кое-что еще у тех парней, что лежали поблизости. Часть добра я продал в уцелевших замках, кое-что менял на еду и ночлег. К тому времени, когда на горизонте показались шпили Калунты, я окончательно оказался на мели. Последние пять монет удалось выручить вчера за венчальный перстень Твердолобого. И мне, и вдове сейчас требовались деньги, а не воспоминания.

Дело было сделано. Молча повернувшись, я пошел к двери.

– Подожди, воин… – странно изменившиеся интонации ее голоса заставили меня обернуться. Вытолкнув детей в соседнюю комнату, она нерешительно шагнула ко мне.

– Наверное, ты устал с дороги… отважный солдат. Я могла бы помочь тебе… расслабиться.

Она и впрямь была очень ничего. Мягкие светлые волосы, падающие на высокую грудь, чистая кожа, ласковый голос. Я облизнул пересохшие губы и кивнул. В этом нет ничего такого. Твердолобый мертв, ему теперь все равно, а детей придется кормить этой женщине. Это не я придумал. Она сама выбрала самый быстрый и надежный способ.

– Хочешь, я сделаю так, чтобы тебе было хорошо? – Она приблизилась вплотную и положила руки мне на грудь. – С такого храбреца я не возьму много… Хочешь?

Я даже не знал ее имени. Было в этом что-то дерьмовое… и все-таки я сбросил плащ и отстегнул перевязь.

Было неплохо. Когда я положил на стол последний золотой, она расстаралась вовсю, я же утешал себя мыслью, что это все равно ее деньги.

Когда я вышел на улицу, уже вечерело. Я так и не спросил, как ее зовут. В окне мелькнуло лицо белокурой девочки, дочери Твердолобого. Прижавшись к мутному стеклу, она смотрела, как я ухожу. Почему-то вспомнилось, как пару лет назад в разгромленном урочище лесных варваров Твердолобый несколько часов подряд насиловал такую же светловолосую крошку на глазах ее отца-вождя, добиваясь, чтобы тот рассказал о тайном схроне с золотом. Ничего тогда у нас не вышло. Вождь молчал наглухо, только подвывал по-звериному, когда Твердолобый особенно старался. А может, и впрямь не было никаких сокровищ, одни сказки. Девчонка к утру померла, а упрямого вождя посадили на кол. Пустое было дело.

Я пошел прочь от дома с голубой крышей. На прощанье вдова Твердолобого, искательно заглядывая в глаза, предложила заходить еще, и я обещал. Я солгал ей. Возвращаться я не собирался. Вряд ли у меня скоро появятся лишние монеты, да и нет в ней ничего особенного, чтобы платить золотом. Хотя монету я, наверное, все равно отдал бы. Совесть бы заела.

Дождь начался совсем некстати. Хоть я и старался выбирать дорогу посуше, в дырявых сапогах тут же захлюпало. До убогого постоялого двора, где я остановился, было еще далеко, под плащ забирался холодный сырой ветер, стыли пальцы. В который раз я спросил себя, какого дьявола меня понесло проведать вдову Твердолобого. Чтобы отдать ей последние деньги? Чертовски захотелось выпить, я потянулся к фляге на поясе, но тут же вспомнил, что она пуста еще с утра. Чего ради я вообще так стремился в Калунту? Ради мерзкой осенней погоды побережья? Кому здесь нужен потрепанный наемник неопределенного возраста? Улицы Калунты, города, воспетого в легендах, оказались чужими и неприветливыми. Впрочем, мне было плевать и на Калунту, и на легенды, и на хреновую погоду. Единственное, чего я сейчас хотел, – забыть наивный взгляд девчонки, оставшейся там, в доме с голубой крышей.