Читать книгу "Доктор Джонс против Третьего рейха - Александр Тюрин"

— Мы не из ФБР, — напомнил майор. — И не из Конгресса.

— Что же тогда?

— Для вас, судя по всему, ничего. Какой-то человек позвонил в наше консульство в Стамбуле, назвался профессором Александером Орлоффом и спросил, можно ли переправить очень важный пакет в США с дипломатической почтой. Секретарь переключил его на специального сотрудника — на нашего резидента, вы понимаете, — тот ему все вежливо объяснил, назначил встречу, но человек не пришел и больше не позвонил. Резидент пытался в ходе телефонного разговора расспросить о содержании посылки, о причинах столь необычной просьбы, и выяснил только, кому Орлофф собирался адресовать пакет. Своему ассистенту, профессору Чикагского университета Генри Джонсу, работающему на кафедре… — майор заглянул в записную книжку, — …на кафедре индейских культур исторического факультета. Вот так, сэр. Вас действительно зовут Генри Джонс, здесь нет ошибки?

— Формально, да, к сожалению, — неохотно подтвердил Индиана. — Почему бы вам не поискать пресловутого Эла Орлоффа в Стамбуле, а не в Чикаго?

— Мы поискали. Он исчез, точнее, кудато уехал. В телефонном разговоре он упомянул, что буквально завтра собирается улетать в Непал с экспедицией, в какой-то горный район. Вообще, резидент отметил, что звонивший явно чего-то боялся.

— Очень интересно, — кисло заметил Джонс. — Значит, покойник Орлофф стал профессором и решил со мной связаться.

— В этом чертовом мире все может быть, — зловеще улыбнулся майор. — Мне, впрочем, тоже не нравится такая версия.

— А почему ваш турецкий резидент обосновался в Стамбуле? Не в столице, не в Анкаре?

— Наше консульство в Стамбуле раза в четыре крупнее посольства в Анкаре. Если не знаете, то знайте — Стамбул является центром всех разведок в Европе, настоящей агентурной Меккой. Помните об этом, когда будете там.

— Гадючник, — скривился Джонс. — Терпеть не могу змей.

— У вас чисто обывательская точка зрения.

— Откровенно говоря, мистер Питерс, я не вижу, в чем важность всей этой возни. Ради чего вы приходили ко мне?

— Вы не видите, а мы видим. У каждого своя работа, — руководитель загадочного подразделения «Сигма» встал из-за ректорского стола. — Не смею больше вас задерживать, сэр.

— И все-таки я настаиваю на объяснениях, пускай самых формальных, — металлическим голосом сообщил доктор Джонс. — Я не привык, когда со мной обращаются подобным образом.

Разведчик внимательно посмотрел на него.

— А ваш ректор, по-моему, с пониманием отнесся к нашим манерам. В отличие от вас. Впрочем, вы правы. Дело в том, что Орлофф хранил или, возможно, до сих пор хранит некий предмет, условно называемый «кулоном». Этот предмет чрезвычайно интересует наших врагов — ваших врагов, доктор. Таким образом, «кулон» автоматически интересует и нас. Достаточно?

— Какого рода предмет?

— Очевидно, нечто древнее. Это следует из контекста остальных имеющихся в нашем распоряжении данных.

— Древнее? — переспросил Джонс. Что-то хищное мелькнуло в его взгляде. — Я археолог, майор. Не могли бы вы…

— Это не в вашей компетенции. Сожалею, но это закрытая информация, — разведчик развел руки, как бы извиняясь, и добавил вполне приветливо: — Хотя, я уверен, мы еще встретимся.

3. ЗАДОЛЖЕННОСТЬ КАК ФОРМА ДРУЖБЫ

Чикаго — это все первое, все самое. После Нью-Йорка, конечно, после надменного, насквозь лживого Нью-Йорка. Говорят, будто Чикаго — это мухомор, гигантский ядовитый гриб, выросший возле вод великого озера Мичиган, обильно политый долларами, пустивший грибницу на соседние Хаммонд, Гэри, Ист-Чикаго, проросший в идиллически светлые земли штата Индиана. Врут! Если Нью-Йорк — это медаль Америки, то Чикаго — лента, на которой висит медаль.

Автомобили, несущиеся в несколько рядов по набережной; с одной стороны дороги — бесконечное влажное пространство, отделенное от города шумом разбивающихся о берег волн, с другой — многомильная полоса небоскребов.

Вонючие разваливающиеся улицы, похожие на маленькие зоны стихийного бедствия, со сломанными заборами, покосившимися домиками, кучами ржавого металлолома.

Вечно дымящие трубы и непрерывно снующие поезда — в самом центре города. Буйство рекламных плакатов — «Кока-кола — кровь нации», «Джонни Уокер — огонь ваших сердец», «Бензин „Шелл“ вашему автомобилю — напоите своего коня».

Чикаго — это дух практичности и предпринимательства, сконцентрированный даже в архитектуре; только Первое, только Самое.

Например, самое высокое в мире кирпичное здание — апофеоз 19-го века, последнее крупное здание традиционной конструкции.[5]Вот оно — мощной, утолщенной книзу стеной вздымается по странной кривой над узкой улицей, как символ американского рационализма.

Громадный комплекс «Аудиториум» — оболочка в виде отеля и офисов вокруг театрального зала, разумеется, крупнейшего в США.[6]

Чикаго — это город великого строителя-рационалиста Уильяма Дженни, соорудившего в 1879 году так называемое «Первое здание Лейтера» — прообраз конторского здания. Прагматичность — в дерзкой прямоте. Хорошая освещенность помещений, широкие окна, не дом, а стеклянная клетка. Он же возвел первое в мире здание со стальным каркасом[7]— сталепрокатная промышленность искала новые рынки сбыта и нашла их, разумеется, в очаге практицизма, что разгорался на берегах озера Мичиган.

Короче говоря, Чикаго — это родина небоскребов.

Вертикальность, простота, правдивость, современность — вот что такое Чикаго. Это больше, чем дух предпринимательства, это выражение времени во всех его формах. Однородный сплав хаоса и порядка, где заимствование приобрело новое качество и стало частью нового целого (примерно так же, например, как деятельность некоторых писателей).

Но к чему все это рассказывалось? А к тому, что профессор Джонс не променял бы свой всесторонне рациональный город ни на какую красивую нелепость вроде Нью-Йорка, потому что любил Историю и Честность. Просто он ехал по душному полуденному городу и смотрел по сторонам — вот к чему все это.

Он направлялся в Художественный институт, один из крупнейших музеев США, что в парке Грант. В котором, кстати, была представлена самая — САМАЯ! — большая коллекция древностей. И пресловутый «Аудиториум», кстати, тоже был неподалеку. Чуть дальше — Большой Центральный вокзал. А совсем рядом — Публичная библиотека, очень удобно. Дело, с которым профессор Джонс шел в музей, было неприятным, но неизбежным.